Ознакомительная версия.
Уставший от жизни рок-идол распевал ужастик о ползучей чёрной вдове, то ли змее, то ли паучихе, хор из далёких семидесятых вторил ему, пока музыку в наушниках не перекрыло рявканье полковника, заглушившее барабанные перепонки.
– …Перестаньте нам тут подбрасывать!.. – заревел кормчий, и в зале напряглись. – Или наши активисты вышвырнут вас вон!.. Вас и прочих провокаторов московского бейтара!..
Задиристый журналист препирался. Разъярённый геополитик наседал:
– Я знаю, как выглядят следы гусеничных траков на человеческих телах!!!..
Наконец гламурный москвич поперхнулся и отскочил на задний ряд, словно спрыгнув в запасной окоп, где еще можно было укрыться от бряцавшего гусеницами эскапад записного милитариста.
«Нагнули и тебя, недотёпа с РенТиВи. На то он и Нагибалов, дембель из Вильнюса, провёл свою танковую атаку на телецентр, получил орден, да из майора в подполковники, а потом три звёздочки на погоны… Опять страх, который я всю жизнь учил себя преодолевать. Но чтобы наша партия победила, нужно сперва очистить движение, запугать одних и подавить других. Тех же БэНэЭн. “Рухнул Союз, лопнула идеологическая индустриальная империя, и вместо неё нужно строить мультиконфессиональную технологическую, иначе нам на этой планете не жить”, – так распинался Нагибалов на установочной встрече…»
Он опять отключился и под бред депрессирующего Алиса Купера вспомнил общий сбор в Вопне…
В подвал двухэтажки, определённой под снос, набились все агенты оргкомитета: те, кто половчее и пошустрее. Коллег вместе с собой насчитал меньше десяти. Не громокипели, не рвались в политсовет, а мотались по регионам, заныривали на свой страх и риск в ближнее зарубежье. Продвинутые не вылезали из социальных сетей, налаживали удалённые контакты, помогали формировать в депрессивных областях и краях легальные отделения оргкомитета, и слали через Сбербанк блиц-переводы на пропой местных юристов. Кто поздоровее, шастал по спальным гетто ночных мегаполисов, сколачивал потихоньку уличные команды. Один был вхож в ГУИН и шерстил колонии для несовершеннолетних, где ему рекомендовали лучших из тех, кого выпускали на волю по УДО.
Полковник в тот вечер назвал их гвардией движения, торжественно присвоил всем номера, а потом разоткровенничался, пенял на врагов русского народа и их склочных прихвостней из килогорской администрации, пролезших в оргкомитет по протекции финансировавшего движение Балладова и стоящих за ним структур.
«Как он тогда кричал: “Не Килогорск, а ‘Гнилогорск’! Вот как надо было назвать вашу столицу Подмосковья!..” Мне тогда достался пятый номер. Хорунжий ещё подкалывал: мол, на 007 не тянешь, дескать, женился и заикаст. Из наших в Вопне он главный: худо-бедно провернул мероприятие, обзванивал всех, предупреждал, чтоб не болтали Мутнову…
Хорунжий, в отличие от куратора, денег не клянчит, лом цветного металла его обогатил. Только, чего ради, заканчивал институт стали и сплавов? Пять лет на военной кафедре, месячные стипендии за год набегали на тысячу двести ру́бликов, “брежневских”, между прочим. В армию не пошёл и теперь у него бригада сборщиков пивных банок. Собрал алкашей со всей Вопни, крутит-вертит ими как хочет. Их он посылает, и Мутнова тоже, и меня бы послал с удовольствием, но для Нагибалова деньги найдёт…»
Захлёбистые крики, облепившие со всех сторон, смыл словопоток про змей и пауков, услышанный им впервые по «го́лосу» лет тридцать пять назад и повторяемый рок-идолом в тысячный раз сейчас. Алис Купер замутил сознание и поволок за собой по саунд-трэку, пока в соседнем ряду разнимали дерущихся. «Чего вникать, пусть Мутнов разбирается. Хватит с меня Милены и ее упрёков. Аппаратные войны – это прерогатива куратора, и драка в зале – тоже для него…»
Пресс-конференция оргкомитета близилась к завершению. Мутнов за столом слюнявил микрофон, подытоживая взаимную брань и ловко переводя её в русло толерантной полемики. Скрипели ряды, хлопались спинки кресел, пресытая зрелищем массовка расползалась по проходам. Отдельные фигуранты застревали на лестнице, толпились у выхода, откуда сыпались прощальные обзывательства, перемежавшиеся одобрительными возгласами. Рядом вертелись здоровенные юнцы из службы безопасности ЭрЭнЭрЭнПэ, зачисленные с подачи Хорунжего в орготдел аппарата. Пришлось выключить плеер, подняться и отступить назад, чтобы освободить пространство для чужих спин и плеч.
«Теперь повсюду эти ящики, прикормленные протеином. А из моих сверстников настоящих не осталось: после перестройки, переворотов и отпуска цен полезли в приватизацию и перегрохали друг друга… Надо бы отловить Мутнова, удостовериться, что ксива, фанера и CD-болванки готовы. Ладно, в Вопне разберусь. Если Нагибалов распорядился, Хорунжий состряпает, лишь бы куратору насолить. Пусть грызутся, кто из них второй человек в партии…»
Не замеченный никем, прошмыгнул к лестнице. Сметая наслоившуюся пыль, запрыгнул по ступенькам в холл. В распахнутых дверях его остановил мерный дробный шум: тёплый ливень полоскал узкое жерло Мясницкой улицы.
«Вот и Миленин зонт пригодился!»
IV
«Ежели Мутнов сболтнёт, где не надо, тогда хлопот в Запорожье не оберёшься… Помнишь Федю Голомца из Усть-Каменогорска? Наш 01-й. Гниёт заживо в Атырау в спецтюрьме каэнбэ доверчивый русский ванёк. В комитет национальной безопасности Казахстана его сдали, получив информацию через Мутнова. Куратор пригласил Федю на шашлыки, подложил нежную девочку из спецуправления, настропалил что-то там организовывать, назначил на должность спецпредставителя, снабдил липовыми корочками, сунул пачку мелких захватанных купюр и заслал в целинную степь. Чтобы в профильной конторе профильного ведомства двое получили элитные акции от косоглазых коллег в обмен на “плановую” сдачу “русского экстремиста”. А те ещё бонус подкинули: “ваххабитов” – парней из степных стойбищ, сорвавшихся в Москву заработать на калым. И полилась скваженная жидкость в офшоры, посыпались звёздочки на погонах, в оргкомитете зашелестели долларовой зеленью. Мутнов для отвода глаз запустил статью в polit.ru: “Куда же потечёт нефть Тенгиза?” Только вот про Федю разнесчастного ни строчки в прессе, ни одного поста в ЖЖ… Начинал этот Мутнов на побегушках в “Движении за спасение Вооруженных Сил”, а когда генерала Хохрина убили, пересел в килогорскую администрацию. Видать, заслуги особые, Азеф ты наш. Ничего, я, хоть и “москвич” теперь, но навык имею – распознавать упакованных бутиками симулякров, псевдолюдей, человекообразную нечисть. И привилегию имею: выполнять грязную работу самостоятельно без соглядатаев, out of the control[7], как пели престарелые Rolling stones, таки-доехавшие до Москвы. Таможня, погранцы, обыски, ненавистные взгляды, плевки в спину, озверелые морды, боевой гопак – это для меня. А они пусть талдычат воду в ступе, наши вождюки, надрываются на митингах, набиваются в прямой эфир. Я научился молчать, вместо говорильни у меня дело, поэтому я – настоящий».
Поезд мчал его по бесконечным туннелям подземки на окраину столицы.
Протерев лопатками спинку сидения, задремал, упокоенный вагонной тряской. В полусне память подсказывала обрывки фраз из вводной лекции Мутнова. Теория аппаратной войны показалась любопытной, он не раз прослушивал аудиофайл с записями курса и многое заучил наизусть.
«…Грозные заявления, радикальные экономические программы, всенародные стратегии особого пути, непреклонные президиумы – всё это копируется из года в год на съездах, конгрессах, соборах и собраниях сотен народных движений. Но заканчивается мероприятие – и вера рядовых патриотов, преданно ловивших каждое слово с трибуны, перемалывается в утомительных бессмысленных “массовках” под аккомпанемент бесплодных дискуссий о судьбе России. Не успевшие освоиться в Москве, чужие в коридорах власти, где всё расписано наперёд для своих, пассионарии из провинции тонут во фракционных дрязгах, дербанят штатные должности, выбивают оклады, и въезжают в Думу на энтузиазме толпы неудачников. Обрывается финансирование – и телекумиры, проговорив с утра дежурные заявления в зале заседаний на Охотном ряду, обивают пороги офисов, пресмыкаясь перед олигархами, в надежде наскрести денег, чтобы под шумок купить квартиру и хоть как-то закрепиться в столице…»
«Пауза. Куратор отхлебнул из кружки… Светлого безалкогольного… Он вообще пива не пьёт, считает, что это лёгкое, скверно изготовленное вино. Тоже не выношу пива. Это нас роднит… Ладно, поехали дальше».
«…Искушенным властителям известна корневая причина любого конфликта общественных групп и между отдельными личностями – стремление не желающих трудиться присвоить себе результаты чужого труда и, соответственно, чужую собственность. В этом кроется корневая суть борьбы зла и добра на планете Земля. В материалистическом мире вечной войны большинство людей предпочитают жить сегодняшним днём, считают, что возникшие проблемы надо решать по мере их поступления. Наивные и недалёкие, попав в жернова общественной нестабильности, они с радостью приветствуют любую смену власти, если она обеспечит порядок на улицах, заполнит прилавки супермаркетов товарами, и сулит квартирно-дачный покой, вожделенную мечту женщин. В минуту неизбежных потрясений, испугавшись леволиберального псевдореволюционного хаоса, обыватели примкнут к нам, нависнут со всех сторон, лишь бы не свалиться в бездну межэтнической экспроприации с неизбежным выселением из тёплых квартир и уютных коттеджей…»
Ознакомительная версия.
