– Ну-ну, любопытно…
– Я взял один разъём типа СНП-34 и сам его разделал полностью, разбил колодку, аккуратно вытащил все контакты и взвесил эту лигатуру на электронных весах. Ведь наша основная и самая ценная продукция это именно золотосодержащая лигатура, не так ли?
– Ну, допустим.
– Так вот, если мы, к примеру, выдаём рабочим тысячу таких разъёмов, а из каждого разъёма, как я выяснил, получается 10,2 грамма лигатуры… то на выходе должно получиться десять кило двести грамм. Ну, двести грамм можно списать на всевозможные потери, утруску и так далее. Но десять кило бригадир должен, кровь из носу, сдать на склад, – Калина увлёкся и не заметил, как стал жестикулировать.
– Так-так… понимаю вас… А бригадир уже сам пусть разбирается, кто недодал, куда дел… Ну что ж дельно, хотя и это не такое уж новшество. Нечто подобное я пытался добиться от вашего предшественника, но так и не смог заставить его этим заниматься, ведь для этого ему надо было идти на конфликт с рабочими. Что ж я искренне рад, что вы сами без моих указаний додумались до этого вида контроля и хотите его внедрить. Сразу видно, что вы заинтересованы.
– Да нет Владимир Викторович, тут скорее даже не заинтересованность, а обыкновенная наблюдательность. Позавчера видел, как кладовщица эти разъёмы со склада выдавала… просто так, без счёта. Я заставил посчитать, а в конце смены пришёл на склад и посмотрел сколько сдали лигатуры.
– Ну, и сколько получилось?
– Меньше положенного на триста с лишним граммов.
– Ах суки… триста грамм!.. И это каждый день, – Шебаршин на глазах стал багроветь. – Я их гадов… Как думаете кто… рабочие или сама кладовщица? Я им завтра устрою!..
– Не знаю. Но думаю пока лучше резких движений не делать. Дайте мне недели две. Я поглубже в дела погружусь и попробую определить, где утечка.
– Да и так ясно. Это всё Горин распустил. Они же тут все, все воруют и не только лигатуру… и золотые транзисторы и платиновые конденсаторы. Три года, три года он мне лапшу на уши вешал, – Шебаршин нервно ходил по кабинету. – А у меня ведь совсем нет возможности часто бывать на заводе, то в одну организацию мотаюсь, то в другую. Материал ищу, договора подписываю, сужусь… А они в это время… суки… из под носа золото уходит… Ах Пётр Иванович, дорогой, как мне нужен хороший помощник на производстве, свой человек…
Остаток мая и весь июнь Калина не вылезал из дел. Он старался вникать во все тонкости. Вскоре он осознал, что Шебаршин прав, без кардинального обновления «личного состава» не обойтись. Калина ходатайствовал об увольнении одного, второго, третьего… В газету «Работа для вас» дали объявление о наличии вакансий рабочих по демонтажу. От желающих не было отбою, на каждое рабочее место приходило по десять-пятнадцать человек. Калине с ними лично беседовал, скрупулёзно отбирал. Шебаршину пришлось по нраву рвение нового начальника производства. Ножкин при встречах скептически-ревниво улыбался, оставшиеся старые рабочие роптали, опасаясь новых увольнений. Зато начальница лаборатории проявляла к нему участие:
– Ну что ты, Петь, всё бегаешь, да бегаешь, как заводной. Сядь, отдохни, чайку попей…
Вторая лаборантка при этом молча прятала усмешку, видя как начальница хлопочет вокруг Калины. Впрочем, Калина сразу уразумел, что Людмила вполне искренна. И чем больше они общались, тем больше он утверждался в своей догадке: Людмила характером и отчасти внешностью удивительно напоминала его Валентину, такая же добрая душа. В её обществе он отдыхал.
У Людмилы имелся муж, работающий инженером на одном из «чуть живых» московских предприятий, где зарплату в пятьсот тысяч платили с двух-трехмесячной задержкой, и две дочери старшеклассницы. На то, сколько денег стоит одеть девок, она часто жаловалась. Калина слушая её, постепенно и сам стал откровеннее, поведал о своих семейных проблемах… Они стали задерживаться после работы, оставаться вдвоём… Трудно сказать, отчего это вдруг случается, когда зрелый мужчина, любящий жену и детей, вдруг начинает желать женщину, которая тоже любит своих детей, и вроде бы неплохо относится к мужу… и в тоже время делает шаги навстречу… Что их при-тягивало, этих двух некрасивых людей? Наверное, что-то незримо роднившее их, находящееся в глубине их душ. А может всё куда проще: он давно был без женщины, а ей приелось почти за двадцать лет однообразие супружеских отношений. В кабинете имелась кушетка. Людмила принесла из дома два одеяла и простыню…
С Людмилой Калина стал предельно откровенным. В одном из разговоров он даже рассказал то, что не говорил никому – откуда у него деньги на покупку московской квартиры в элитном доме:
– Всё просто Люд… В армии много всякого имущества. Ведь в неё такие деньги вбухивали. Не на зарплату офицерам, тем более солдатам. Нам средне платили, бойцам можно сказать вообще ничего, задарма два года вкалывали. А вот на технику, вооружение, всякого рода инженерно-техническое обеспечение немерянные средства уходили. Так вот, когда рухнул Союз и в 92-м году Назарбаев объявил о создании казахской армии на базе частей бывшей советской, расквартированных на территории Казахстана, тут у нас как обвал начался. Офицеры стали срочно переводиться, кто в Россию, кто на Украину, в общем, поближе к дому. Ну, а мне куда? Я ведь коренной казахстанец, а родители в 83-м в Россию вернулись и померли почти в одночасье в 87-м. Сёстры тоже в России, одна в Москве, вторая на Кубани, замужем обе. Куда мне податься, сестёр стеснять? И в казахской армии оставаться служить не хотелось, и квартиру в Алма-Ате, собственным здоровьем заработанную, бросать жалко. А квартира у меня там хорошая, с видом на горы, Заилийский Алатау. Пока я думал, да гадал большинство офицеров уже разбежалось, и во всей части нас осталось всего-ничего. И тут как Бог с небес, генерал наш, со связями дядька, сумел в Москву перевестись, а прежде чем уехать, решил при передаче имущества части казахам деньги сделать. Все офицеры за это имущество ответственные перевелись, поуезжали давно, а связь у нас секретная ЗАСовская, к ней казахов в советские времена на пушечный выстрел не подпускали. Ну, генерал и решил всю эту аппаратуру списать. Приказ отдал, документы оформили. Обычно на списание, то есть перевод в пятую категорию, не меньше полугода уходило. Здесь в четыре дня всё оформили. Официально никаких нарушений допущено не было, потому что свой срок эта аппаратура уже отслужила, но обычно у нас она полтора срока тянула и тогда была ещё вполне боеготова. В общем, за раз всю аппаратуру со всего центра списали, так что передавать оставалось только помещения, стены да мебель всякую. Казахи, те даже обрадовались, что ничего секретного, непонятного им не передали. Не нашлось у них специалистов по этой технике, вот они и боялись её, а так, никаких хлопот. А аппаратура ценная, драгметаллов в неё забухано немеряно, межблочные и межстанционные кабеля с посеребрённой оплёткой, ЗИП, всего несколько десятков тонн списано оказалось. Так вот, генерал как-то сумел выйти на южных корейцев, представителей какой-то фирмы и втихаря толкнул им эти тонны. Ну а я в то время и на узле связи и на складах один остался, кто знал, где, что лежит. Он мне и говорит, слушай капитан, если сделаешь всё как надо, награжу, на всю жизнь хватит. Эту аппаратуру я лично ночами с несколькими прапорами грузил, на горбу таскали. Не знаю, сколько уж корейцы генералу отстегнули, а мне он пятьдесят тысяч зелёных дал. Я сам не поверил, когда он мне эти баксы в портфеле принёс. Не знаю с чего он так расщедрился, я бы и десяти тысячам рад был бы. Наверное боялся, что болтать буду, дело-то скользкое, а только я один в курсе был, что аппаратура на сторону идёт, прапора думали что в Россию, на переплавку отправляют. Правда, он и им по тысяче дал, на всякий случай. После того дела, он мне и говорит, дескать, я ухожу в Москву и ты ноги отсюда делай. И свалил, видимо, кому-то подмазал и на спокойное место сел. Сейчас дослужит и уйдёт, себя-то он обеспечил, да не только, наверное и детям, и внукам достанется. Ну, а мне уж выбора не оставалось. В 94-м у меня двадцать лет выслуги набралось и я уволился, пенсию оформил. Сам удивляюсь, что всё так гладко обошлось. Ох и сколько же при этом разделе армии некоторые люди денег срубили, особенно генералы, самолётами вывозили. И мне обломилось, грех жаловаться. Когда я к генералу уже здесь в Москве пришёл, он испугался, думал, что я опять за деньгами. А я уже к тому времени и к сестре прописался, и пенсию из Казахстана перевёл. Я только попросил с оформлением гражданства помочь…
Людмила с восхищением внимала рассказу, искренне радуясь удачам, ставшего ей вдруг таким близким, человека. А в конце июля Калина отпросился на весь день, чтобы встретить на вокзале свою семью. После этого он уже значительно реже задерживался после работы… но Людмила отнеслась к этому с пониманием – она не ревновала его к семье.
