Арина, как всегда перед сном, попыталась спланировать завтрашний день. В одиннадцать будет звонить Зотов. К трем ей к следователю. Вчера, видимо, не успев опросить всех, он распустил уставших от напряжения людей, по домам. И ее тоже. Арине не хотелось думать об убийстве. Она с радостью бы сейчас заснула, но сон не шел. Так бывало всегда, когда оставалось что – то не додумано, не решено. Вопрос «что это было?» был еще и о Зотове. О его неожиданном монологе, проговоренном на бегу, торопливо, словно бы под страхом. Жены боялся? Арина попыталась дословно вспомнить, что он успел ей сказать. Ничего такого, просьба о встрече. И что? Она смутно помнила, что он сказал еще что – то. То, что и разделило ее жизнь на «до» и «после». «Мне без вас дальше не жить», – вспомнила она вдруг и испугалась. Испугалась так, что вскочила с кровати, накинула кое – как халат на плечи и – бегом из спальни. От спящего мужа, словно тот мог проснуться от этого ее воспоминания. На кухне, плеснув себе в маленькую пиалушку зеленого чаю, она подошла к окну и замерла, глядя на ночной город. Это был проверенный способ перестать думать о чем – то малом, касающемся только ее одной: посмотреть на огни города, которых много – много, или на звездное небо. Она тут же начинала ощущать себя пылинкой. А свои мысли незначительными и наивными. И становилось легче.
Арина с ногами забралась на кухонный диванчик, поджала холодные ступни под себя и решила восстановить в памяти весь вчерашний день. Утром, когда ушел Игорь, она еще никуда не собиралась. Планы были? Нет, никаких. Только звонок Катьке в Италию. Дочери она так и не позвонила, почему? Потому, что пришла Ленка и начала уговаривать ее пойти на презентацию книги Курлина. Она знать не знала Курлина, время тратить на него смысла не видела, но Ленка, что банный лист! И Арина согласилась. В надежде, что причина отказать у нее может появиться в течение дня. А причина не нашлась. И Арина, глядя в умоляющие глаза Ленки (та ее и в списки приглашенных успела вписать!), да еще скуки ради, села в Ленкину «десятку». А Ленка почти сразу ее кинула. Арина сидела и рассматривала всех присутствующих. Стоп! Женщина! В шляпке. Что – то знакомое было в ее внешности. Хотя, в зале было довольно темно. И Арина ее не могла видеть ясно. Но ведь показалось, что узнала! Впрочем, так бывает. Экстрасенсы говорят в таких случаях, что люди встречались в прошлой жизни, поэтому и кажется, что незнакомый человек нам вроде как знаком. Ладно, допустим. А потом Арина вдруг начала чувствовать беду. Да, именно после взгляда на эту женщину. Хотя, она тут же увидела и Зотова и Роговцева. Так беда не с ними случилась! С Курлиным! Причем здесь они? А женщина? Ее потом не было, точно. Когда она ушла? До того, как упал Курлин, или позже? Это может оказаться важным. Если она ушла раньше, то она ни причем. Или нет? Наоборот. Потому и ушла, что знала, что должно произойти. Или ей просто надоело слушать чушь, которую нес Курлин?
Арина решила, что следователю о женщине скажет. А тот разберется сам. Арина вернулась в спальню. Запах в комнате, которую она час назад тщательно проветрила, стоял невыносимый. Арина взяла свою подушку и одеяло, выключила ночник и вышла из спальни. Она впервые за двадцать два года супружества решилась провести ночь отдельно. «Но ведь сегодня у меня началось «после», – оправдывалась она сама перед собой, устраиваясь на кровати в комнате дочери.
Зотов не любил кожаную мебель, считая модное нынче веяние покупать ее в дом – дурью. Ну, скажите, больничка в квартире, или кабинет чиновника чей? В прохладную пору, когда еще отопление не включают, сядешь на содранную с бедного животного кожу, так зад холодит через домашние штаны. Казенщина, одно слово. Но, наследственное кресло Роговцевых терпел. Матвей, как дорогому гостю, ему всегда предлагал любимое место. Сам устраивался на диване, раскинув широко руки по спинке и закинув ногу за ногу. Сейчас Роговцев сидел на стуле, раскачивая его вперед-назад. Пересел он с дивана поближе к Зотову, как только тот произнес несколько фраз. И внимательно так всматривался в лицо друга. С тревогой всматривался.
– Ерунда какая-то! Так не бывает, ты ж мужик взрослый уже, Леш!
– Ну, кто бы говорил, а, Мотя? Тебе ли тыкать меня носом? – Зотов намеренно назвал Матвея Роговцева студенческой кличкой, потому, как не мог решить: обижаться на Матвея или пока погодить. Роговцев его не понял. Зотов особо и не надеялся. Нет, он как раз надеялся, что именно Мотя, а никто другой, поймет его. Пусть не сразу. Но вот он уже полчаса как произнес тщательно отрепетированную речь, а Роговцев сначала просто рассмеялся, а потом произнес «монолог праведного мужа». Короче, ничего не понял.
– Лешка, ты сдурел на старости лет. Коней на переправе не меняют. Да и о какой такой любви ты мне здесь впариваешь? Что это за чувства такие, которые три (три!) года назад появились, да ты еще, оказывается, тогда и не понял, что появились, сейчас понял, да? Ручкой прикоснулась, да и в этом не уверен! Потом что? Ничего! И не вспоминал ведь!
– Вспоминал. Нет, просто она рядом всегда была, как бы, – Зотов уже говорил тихо, эмоции кончились, осталось только недовольство собой: сам нарвался!
– Ты себя хоть слышишь? Это диагноз, между прочим, когда «как бы». Шизофрения называется. А вчера, конечно, ты все про свою любовь понял окончательно, так? Просто углядел ее в темноте, подошел и все понял?
Зотов просто кивнул.
– Леш, ты ее же не знаешь совсем, Арину эту. Любовь, она не к телу, а к душе больше относится, это тебе объяснять не нужно? Ты хочешь ее? Я правильно вопрос поставил? Ну, так кто мешает? Переспи! Что ты тут про развод с Татьяной несешь?
– Слушай, Роговцев! Что ты знаешь о том, как я живу с Танькой? Мы перед вами, я подчеркиваю, для вашей семейки идеальной, всегда фасон держали. Танька, она ведь мне всю плешь проела, какие у вас в семье отношения замечательные.
– Да, замечательные. Что скрывать, так и есть. Знаешь, мил друг, если ты с женщиной без малого тридцатник лет прожил, значит, тебя все устраивало? Значит, и понимание было и секс, прости, тоже, как без него-то? И сын получился. И ты сытый, животастый и успешный со всех сторон. Или что не так?
– Клетка. Клетка, в которой только и есть, что полная еды миска и подстилка для любовных утех, – тихо пробормотал Зотов, глядя в одну точку, – Я, как оказалось, и в неволе размножаться могу. Оттуда и сын. Какой-никакой…
– Эк ты о своем семейном счастье! Ну, Зотов, слышала бы тебя Татьяна!
– Еще услышит. Ладно, Мотя, проехали.
Роговцев пожал плечами. Что – то с Лешкой случилось, факт. Чутье подсказывало ему, что Зотов влюбился. Просто, как бывает только в молодости. Когда гормоны плещут, когда кровь в голову, все хочется сразу и много, долго и часто. Когда расстаешься только, чтобы нужно было опять встретиться. А между – так, вроде и не важно. Учеба там, родители зудящие, друзья с пивком. Но это же в семнадцать. А Зотову полтинник! И ему, Роговцеву, полтинник. И все устоялось уже. Женщина, Богом данная, а как иначе? Столько лет вместе! Как расставаться? Только пилить по живому, на две половинки. Так ведь больно будет, невыносимо! Как Зотов не понимает? Роговцев вдруг вспомнил о той, в которую был влюблен вот так, до одури. И она так. Им и было только тридцать пять на двоих. Катя…
– Слушай, Матвей, а что ты там о Галаниной мне заикнулся, помнишь, в кафе?
«Мысли он мои, что ли читает?» – вздрогнул Роговцев.
– Представляешь, я ее видел на днях.
– Ты, Мотя, того – самого, она же умерла! Покойники мерещатся? Это, Мотя, диагноз, как понимаешь, шизофрения называется, – отомстил по-детски (обидел-таки его друг!) Зотов.
– Не умерла, а пропала. Без вести.
– Ну, и как же ты ее узнал? Она, если даже допустить, что она нашлась чудесным образом, уже тетка пятидесятилетняя. Ты Катерину какой помнишь? Девушкой, правильно? Она что, не изменилась?
– Изменилась, конечно, но это все равно она. Как тебе объяснить? Взгляд ее. И меня она узнала, точно!
– И что ж не остановилась, не поговорила?
– Будешь смеяться, но все наоборот: сбежала.
– Очень смешно, – усмехнулся Зотов.
– Нет, не смешно! Причина должна быть! – вспылил Роговцев: донимал его этот вопрос в последние дни!
– И ты утверждаешь, что это Катерина Галанина, только потому, что она сбежала?
– Я видел ее не раз. Сначала в толпе, мельком. А около Дома сельского уже близко, глаза в глаза.
– Что же ты ее не остановил?
– Видел бы ты, с какой ненавистью она на меня зыркнула! Мороз по коже. Я растерялся, да! А она потом убежала.
– Ну, допустим, она жива. Хотя, это уже слишком того! Но вот ненависть! Это за что же ей на тебя зло держать? Или я что-то пропустил тогда?
– Ну, было кое – что… Короче, переспал я с ней раз. Но только раз! Получилось все скомкано, сестра у нее раньше времени домой вернулась. Короче, не секс, а недоразумение. Случился этот эпизод во время летней сессии. По-моему, даже последний экзамен уже сдали. Точно, физику. Маковецкому, как сейчас помню. Радовались, как щенята. Ну, вот под эту радость и…А тут эта мелкая, сестра ее, ключом в двери шебуршать начала. Короче, ретировался я, не прощаясь. Потом каникулы, практика колхозная у девчонок. А нас, если помнишь, под Пензу коровник строить определили. А потом мне родители путевку на турбазу под Москву купили. А там я Надюшку встретил. Домой вернулись вместе, я без нее уже просто жить не мог. Катю когда в сентябре увидел, ничего нигде не екнуло. Да и она как – то равнодушно на меня смотрела. Так все и стухло. А она потом пропала. Ты помнишь, как ее искали? Мать в институт приходила, всех по одному из группы в деканат вызывали, опрашивали.
