Я наслаждался мелодией греческого языка, не понимая ни слова. Насколько бы абсурдно ни выглядела ситуация со стороны, я чувствовал себя совершенно естественно. Так покойно, хорошо, уютно мне не было с детства. Будто все в мире встало, пусть и на короткий срок, на свои места.
Я провел у Марии около часа. Потом засобирался назад. Наутро у меня был самолет в Москву. Я показал его полет раскачивающимися руками. Кажется, поняла, засмеялась. Проводила меня к асфальтированной дороге, что лентой вилась вниз. Обняла, бережно, по-матерински. Сердце мое сжалось, и я опять, как в жестокие часы недавней болезни, затосковал по теплу, ласке. Вот уже несколько лет никому не было до меня никакого дела. Неожиданно для себя я тепло обнял старушку в ответ. На повороте дороги, перед тем как исчезнуть с ее глаз, я обернулся – она все еще стояла на том же месте. Помахал рукой, она с готовностью помахала в ответ.
Дорога, которую показала старушка, оказалась куда короче тропинки, по которой я поднимался. Меньше чем за час я добрался до отеля. Время, оставшееся до ужина, я купался в море. Плавал, нырял, а когда уставал, покачивался на волнах, глядя на нежнейшее вечернее небо, на греческое солнце, величественно идущее на посадку. Я жалел, что не сделал фотографии Марии.
После ужина я заказал в баре отеля пиво. Уже стемнело. Усилившийся ветер приносил запах моря. Бармен – Димитрос, полноватый, с выразительными, как у всех греков, глазами, – неплохо говорил по-английски. Когда у него выдалось несколько свободных минуток, я пристал к нему с разговором. За дни болезни я ни с кем не разговаривал и теперь с жадностью искал общения. Мы поговорили о погоде, кризисе, футболе, отношениях Греции и России. По уже сформировавшейся журналистской привычке, я большей частью задавал вопросы. В ходе разговора выяснилось, что Димитрос местный. Я поинтересовался Марией, старушкой, живущей на горе. Димитрос сразу понял, о ком речь. Заулыбался. Кто она? Просто старая женщина. Работала в одном из отелей на берегу, теперь на пенсии. Ходит петь в церковь. Все еще поет хорошо. Он что-то пропел на греческом. Сидевшие на барных стульях туристы всех мастей зааплодировали ему. У нее есть семья, муж, дети? Нет (по-гречески прикрыл глаза, кивнул снизу вверх). А были? Нет. Не было никогда.
Любовь? Да, он улыбнулся, любовь. Закатив глаза, пропел что-то сладостное, тягучее, чувственное. Ему опять зааплодировали, засмеялись. Аристос? Димитрос кивнул, на этот раз вниз. Аристос Константинидис. Родственник моей жены. Он погиб на войне? Нет, никто не погиб. Аристос вернулся с войны с англичанкой, Элисабет, военной, у них родилось много детей. Теперь он уже умер, англичанка тоже. Один из его внуков владеет пятизвездочным отелем в Керкире. Я бы хотел там работать, вздохнул Димитрос, в Керкире хорошая работа.
А как же Мария? Она больше не вышла замуж? Нет. Почему? Димитрос пожал плечами, снова белозубо улыбнулся, посмотрел на дно стакана, который держал в руках, и принялся его тщательно протирать.
Было уже совсем темно. Пальмы шелестели, гул разволновавшегося моря доносился с набережной. Я допил пиво, заказал еще. Я наслаждался теплым вечером, густым греческим воздухом. Предвкушал события, которые подарит мне судьба, только-только начавшая разматывать тугой клубок жизни. Мария, думал я, вероятно, уже поужинала и улеглась спать. Счастливая, охраняемая любовью, для которой не имеют значения ни время, ни глупые обстоятельства, ни даже смерть. Повезет ли мне испытать такую же?
Дядя Само (арм.).
Губком – губернский комитет (партии).
Пропагандистская группа ЦК ВКП(б).
От всего сердца! Мой господин, это маленький подарок! (Нем.)
Не беспокойтесь! Я ухожу! (Нем.)
Йолты – здесь «идиоты» (здесь и далее идиш. – Примеч. ред).
Поц – ругательное слово, здесь равносильное слову «лох».
Мишигене – сумасшедший, сумасбродный, способный на необдуманные поступки.
Мишигене коп – безумная, шальная голова.
Никеева – девушка нееврейского происхождения.
Фербренд золст ду верден – чтоб ты сгорел, чтоб тебе было плохо.
Цорес – горе, беда.
Шикса – замужняя женщина нееврейского происхождения.
Шлемазл – неудачник, недотепа.
Азохн вей! – Да ладно!
Аристос (греч.).