Ознакомительная версия.
– Да уж, бесспорный аргумент, – согласился Лантаров, вспомнив свое ужасное положение в убойной палате, трехмесячное лежание почти без движения в мрачной дымке своих тревог. – Ради того, чтобы забыть о больнице и болезни, я готов потерпеть без мяса. Хотя, откровенно говоря, я бы от сытной котлеты или жирного свиного шашлыка с кетчупом не отказался бы.
– Хорошо, – неожиданно с улыбкой согласился Шура, – я тут скоро собираюсь к Евсеевне по делам, так что мяса для шашлыка я раздобуду.
Лантаров промолчал, не зная, как реагировать.
Наконец настало время, когда Шура показал ему свою комнату, которую почему-то называл залом откровений. Лантаров и сам мог бы заглянуть туда во время отсутствия хозяина, но постеснялся. В нем в равных пропорциях возрастало уважение к этому странному человеку и непонимание вычурных правил его жизни. Через неделю пребывания в лесной, как он называл, келье Лантаров уже мог перемещаться по дому на костылях, не рискуя упасть, но еще опасаясь полностью стать на ноги. Выглянуть на улицу он тоже не решался. В последние дни похолодало, а теплой одежды у него не было вообще – носил он предложенный хозяином дома свитер и спортивного типа брюки. Кроме того, он опасался, что реакция на него Тёмы может оказаться неадекватной – мохнатый теленок с громадными клыками, упрямым взглядом казался ему непредсказуемым зверем, частью пугающего, заметенного снегом леса.
Комната Шуры поразила гостя еще больше, чем другие помещения этого необычного жилища – она походила на место для какого-то туземного таинства. Он ожидал увидеть в ней все, что угодно, только не вызывающую пустоту. Она была крохотная, приблизительно три метра длиной и столько же шириной. В одном углу стоял единственный предмет мебели – маленькая табуретка с какими-то сосудами из желтого металла на ней – они походили на глиняные горшки, в которых сельские бабушки размельчают деревянной палочкой ингредиенты для изысканных блюд. В другом углу прямо на полу лежало несколько свертков и подушек, какие иногда можно обнаружить на диване. «Не хватает еще только барабана и бубна, – подумал гость с сожалением, – а я-то думал…» Большие окна с двух сторон впускали так много света, что с непривычки Лантаров даже поморщился. На стенах рядом с окнами и около входной двери висели уже привычные глазу плакаты с надписями и какие-то замысловатые рисунки с непонятными геометрическими конструкциями и симметрично расположенными дольками, похожими на листья загадочных цветов. А вот еще одна стена, которая была напротив двери, оказалась сплошь покрыта зеркалом. Лантаров опешил, увидев в зеркале вопиющую, душераздирающую фигуру инвалида, глубоко усадившего свои подмышки на симметрично поставленные костыли. «Неужели я успел превратиться в карикатуру на человека? Я! Тот человек, который испытал всю полноту жизни, умел легко, играючи управляться с бурным течением столичной жизни. Во что же я превратился? В кусок скрюченной проволоки с человеческой головой», – так думал он, глядя на себя в зеркало, и потоки ярких картин успешной жизни пронеслись перед его застывшим взором. Он всматривался в свои запавшие, ожесточенные глаза, точно престарелый чемпион, взгляд которого случайно наткнулся на медали – свидетельства былой славы, усугубляющие горечь теперешней немощи.
– Ну что, позанимаемся немного?
Голос Шуры, показавшийся еще более хриплым, чем обычно, оторвал его от размышлений. Смысл слов не сразу дошел до его помутневшего сознания, похожего на компьютер, запущенный на перезагрузку. Когда же парень понял крамольный вопрос, глаза его еще больше округлились, и возникло непреодолимое желание огреть стоявшего человека костылем.
– Не переживай, ничего страшного не произойдет, – успокоил Шура, который, вероятно, понял смуту в душе своего подопечного, – ты ведь сидишь за столом. Так что давай попробуем посидеть тут.
И с этими словами Шура прошел в угол комнаты и взял несколько плотных подушек и валиков разных размеров.
– Ты уверен, что это мне нужно? – неуверенно и робко спросил Лантаров, – мы ничего не повредим? Может, мы попробуем сделать это завтра?
– Завтра всегда останется в будущем и никогда не наступит. Для многих людей даже маленькое действие оказывается невозможным из-за этого. Но все, что мы должны совершить в жизни, мы должны сделать сегодня.
После этих слов Шура стал укладывать подушки. Затем он осторожно усадил молодого друга на вымощенное ими место так, что тот опирался на стену практически ровной спиной. Устраивая больного, он несколько раз заботливо осведомлялся, уютно и не больно ли ему.
– Помнишь, Кирюша, я говорил тебе о четырех краеугольных условиях исцеления? – Шура опустился рядом с Лантаровым на корточки и потирал руки.
В ответ молодой человек только промычал что-то невнятное. Положение тела было для него непривычным, и он напряженно ожидал появления боли.
– Тогда я повторюсь. – Шура произносил слова медленно и спокойно, глядя Лантарову прямо в глаза. – Это очень важно, потому что настоящий эффект от тех или иных действий будет лишь тогда, когда у тебя появятся глубокая вера и четкое намерение. Они же – плоды знаний. Итак, во-первых, мы должны правильно питаться и уже встали на этот путь. Во-вторых, мы должны позитивно мыслить и постепенно приближаемся к этому.
Лантаров неожиданно застонал не столько от боли, сколько от ее предчувствия, и стал сползать вправо по стене.
– Тебе больно?
– Да нет, – промычал Лантаров напряженно, – как-то мне неприятно и непривычно – я не могу удержать свое тело.
Шура неспешно и осторожно возвратил его туловище на прежнее место и продолжил тем же спокойным, убедительным тоном:
– В-третьих, мы должны двигаться, обеспечивая здоровую жизнь нашего тела и правильную циркуляцию энергии в нем. Пока мы отодвигаем этот важнейший принцип, но ведем активную подготовку к его внедрению. И наконец, в-четвертых, мы должны правильно дышать, насыщая тело праной.
«Чем-чем?» – хотел было спросить Лантаров, уловивший только последнее слово, но промолчал. Ему требовалось немало усилий, чтобы сидеть в одном положении. Шура же продолжал объяснять:
– Дыхание связывает невидимой нитью наше биологическое тело и духовную природу. И дыхание, которое мы будем практиковать, называется пранаяма. Оно воздействует на наши эфирное и астральное тела. Вообще-то, регулярное использование таких упражнений позволит развить способности интеллекта к концентрации, а это крайне важно для нашего дальнейшего продвижения к здоровью…
«Ну и туманно же он выражается», – мелькнуло у Лантарова, который постепенно и даже незаметно для самого себя настраивался на волну Шуры, все чаще воспринимая его как наставника.
Прошло не менее часа, прежде чем с помощью Шуры Лантаров освоил несколько на первый взгляд нехитрых дыхательных упражнений. Сначала Шура учил его ритмично выталкивать порции воздуха через нос посредством резкого напряжения живота, приговаривая, что это шикарный гидравлический массаж мозга, который он проделывает изнутри.
– Кирилл, это одна из основополагающих очистительных практик тела, – объяснял ему Шура по ходу обучения, – из тех, что мы уже с тобой начали изучать раньше. Помнишь тратаку? А эта называется капалабхати. Хотя можешь не запоминать – это не столь важно. Если она выполняется правильно, то способна менять даже наше эмоциональное состояние, настроение.
Лантаров хотел спросить как, но Шура опередил его.
– Дыхание – это наш природный барометр. В стрессовом состоянии у нас «перехватывает дыхание», а когда мы умиляемся от счастья, то наоборот, дышим легко, ровно и глубоко. Так вот, возможен и обратный процесс. Мы контролируем дыхание, концентрируемся на определенных способах и получаем совершенно ожидаемое состояние сознания.
Затем Шура показал, как правильно выполнять упражнение под названием «Кузнечные меха», когда надо было предельно быстро вдыхать воздух носом и так же быстро выдыхать. У ученика очень быстро закружилась голова, потемнело в глазах, и он потерял бы сознание, если бы Шура не остановил его. Затем дошли до задержки дыхания на вдохе, выполнив лишь несколько коротких попыток. Наконец учитель заставил вообразить себя живым акустическим резонатором и с закрытым ртом пропеть несколько раз звуки «А», «О», «У» и «М». У Лантарова ничего не выходило, кроме болезненного дребезжания и щекотания в гортани. Ему это упражнение особенно не нравилось из-за несвойственного напряжения и возникновения от вибраций внутри отвратительных ощущений. Но Шура мягко настаивал и уговаривал его пробовать ради возвращения телу былого здоровья. Учитель и сам много раз повторял звуки, утверждая, что таким образом производится важный вибрационный массаж эндокринных желез. Лантаров же от этих внешне простых наставлений и упражнений совершенно выбился из сил; ему было лень напрягать тело, не нравилось производить любые усилия, и совсем уж выводило из себя мучительное повторение чего-либо. С куда большим удовольствием он наглотался бы горьких таблеток и откинулся бы на мягкой кровати без движений. Но тут, в лесу, определенную стимулирующую роль играло то, что не было нигде мягкой кровати, не было других людей и вообще не было никаких отвлекающих событий, которые были бы способны переключить его внимание на какой-либо предмет. Шура же в такие моменты становился непреклонен, и больной выполнял все указания механически, не признавая, правда, что эти упражнения способны как-то помочь ему. Они казались ему не столько мистикой, сколько выдумкой полоумных дикарей.
Ознакомительная версия.