Ознакомительная версия.
Очевидно, инцидент разобрали с тщанием и оцеплением тоже поинтересовались, потому что у носатого-усатого капитана нас забрали; прощался он с нами, как с родными, и все жалел за неумелость.
А началась ночью какая-то буча, из-за Суэцкого канала стрельба, раздали нам вооружение до зубов, вплоть до станковых гранатометов, поставили уже нашему собственному командованию задачу, и – по машинам, через понтон на Синай, утром ждать в районе задачу по рации.
При этом воды, как водится, по фляжке, и воду мы самостоятельно набрали в пару бочек, слив на хрен солярку. Воняет, но жить захочешь – напьешься.
Однако утром задачу нам не поставили, а напротив – запросили обстановку. Докладываем: обстановка спокойная, пляж чистый, жаль, что купаться негде. Приказ: укрепить и ждать.
Много ты на ровном песке укрепишься. Ждем. Днем: «Ну как?» – «Загораем». – «Ждите».
Так и переночевали. А на рассвете слышим рычание: танковые моторы. Приготовились к бою на всякий случай, запрашиваем наверх: так как, что? Ждите, отвечают. Мы-то подождем, так танки идут. Ах, как, кто, откуда, сколько? А уже видно: до хрена. Не менее полка, отвечаем. И получаем задачу: оседлать стратегически важное танкоопасное направление, держать и не пущать.
Нет, ты понял юмор? Собирать суперэлитную часть в качестве противотанкового заграждения. Вам привет из сорок первого года!
Ну что? Мин у нас нет, а если бы и были – ставить их некогда. Рассредоточились по гребешкам, загнули фланги, выделили резерв. Прикинули, как они будут пытаться нас обойти, как выгоднее пройти к переправе, которая теперь, стало быть, за нами. Ящики и всякое барахло навалили на наши ямки – заместо блиндажей.
Подпустили.
А они бодро так из башен торчат, люки водителей открыты, и головное охранение идет вплотную к походной колонне. Только что музыка не играет, мля. А у нас ПТУРСов четыре штуки.
Бздеть нечего, нам надо задержать их всего на час, и авиация поможет, и противотанкисты через час подойдут. Но взаимодействие в бою у израильтян и Египта налажено по-разному, и эту разницу мы ощутили на себе немедленно.
Потому что самолеты над нами прошли в две волны не египетские, а израильские. Первая волна, как мы узнали позднее, а поняли раньше, разбила аэродромы и сожгла на земле авиацию. А вторая очень профессионально, судя по всему, разнесла переправу.
Пока она разносила переправу, мы под шумок подпустили танки на семьсот метров и врезали со всех стволов. Шесть штук сожгли сразу – головное и боковое охранение.
Остальные попятились за барханы и стали по нам бить. Но, во-первых, танковая пушка хороша тем, что траектория у нее настильная, это не миномет, и снаряд далеко-о за барханом рвется. А во-вторых, танк – корова здоровая, его видно хорошо, а из него – плохо.
Пока они так постреливали, мы выдвинули с флангов две группы вперед и еще три машины им сожгли.
Тогда они справедливо решили пустить вперед пешую разведку. Не учли они только одного – что у нас каждый третий – снайпер. Перещелкали с одного выстрела.
Хрен с ним, решили, видимо: раз такие храбрые и упрямые – обойдем. И стали обходить нас справа.
Сожгли двоих ПТУРСами – перестали обходить.
А уже солнце палит, день вовсю, воду с соляркой хлебаем. Но только двое легкораненых, и боеприпасов до хрена.
Подобрались они за ближайший бархан, помахали белой тряпочкой и принялись орать:
– Эй, русские, кончай воевать! Вам-то здесь что? Гарантируем: вода, свобода, возвращение домой хоть завтра.
Наш арабист орет в духе, что арабы не сдаются, святую землю освободим, смерть собакам! Из-за бархана лопаются от хохота и отвечают:
– Мужики, кончай лапшу на уши вешать! Арабы, как же! А то мы не знаем, кто как воюет! Сколько вас там? Откуда будете, землячки?
Тут я ору на своем безупречнейшем иврите, что оборону держит противотанковая бригада, подходы минированы, и не фиг им тут ловить, сожжем всех. Со всеми ругательствами, которые знаю, а знаю я их много, потому что дедушка-покойник не ограничивал себя не только в руке, но и в языке.
Короче, двинули они массой на наш левый фланг, и быстренько двоих головных мы сожгли остатними ПТУРСами. На чем наступление прекратилось.
Если бы мы так берегли свою живую силу и технику – до сих пор бы стояли под линией Маннергейма.
Так весь день до вечера перестреливались потихоньку, а вечером сообщили по радио, что боеприпасы подошли к концу, держать нечем, врукопашную на танки не пойдешь. Или подбросьте – или отводите. Отвечают – постарайтесь ночь их не пускать, а там давайте к берегу – плавсредства перевезут.
В поту, песок под одеждой, мозги плавятся – а тут ночь, прохлада, чего не повоевать.
Они ночью попробовали обойти нас с двух сторон подальше. Но теперь сравни, как виден в ночном прицеле раскаленный танк и как поймать в него голову над барханом. Еще пару сожгли – и они успокоились.
Посветили ракетами, попалили последним для острастки – и бегом к каналу. Из плавсредств плавает у берега разве что дерьмо. Побросали в воду все, кроме личного оружия, – и вплавь».
За эту командировку Рыжику дали Красную Звезду. Хотя его старший лейтенант получил Героя.
В семьдесят девятом за афганскую командировку он получил Красное Знамя, будучи уже офицером в «Альфе». Затирали, подполковника не дали, и в конце концов это ему надоело.
А там начались новые времена, предпринимательство, общества еврейской культуры, и стал он цивильным человеком, хорошо зарабатывающим и уважаемым членом правления Московской еврейской общины. Абсолютный язык, абсолютное знание предмета и необыкновенная общительность и пробивная сила.
И вот на праздновании Дня независимости Израиля, на приеме в посольстве по этому случаю, сидит он за столом как раз напротив знаменитого ветерана посольских дел в СССР, лично посла Арье Левина. Пьют, закусывают и приятно беседуют о разном. И Арье Левин, человек резкий и крутой, несколько даже неприятно удивлен тем, что у Рыжика классический иврит чище, чем у него, а знаний в Законе бесспорно больше. И после очередной рюмки переводит мужской разговор на табак, вино и оружие.
И Рыжик, хлопнув крепко, рассказывает ему всю эту историю.
Арье Левин долго молчит, чернеет лицом. Протягивает руку к бутылке водки и наливает ему не в рюмку, а в фужер. И себе в фужер. Мрачно чокается и выпивает. И после этого произносит:
– Парень, ты сейчас насрал мне в душу. Ты клянешься, что вас было семьдесят?
В октябре семьдесят третьего года подполковник Арье Левин командовал головным батальоном в бронетанковой дивизии «Бен-Гурион», которую Рыжик с ротой и держал сутки.
Вот так становятся друзьями.
Нет ничего ошибочнее, чем представление о народе на основе анекдотов и мимолетного знакомства с его выпивкой и закуской. Чем больше выпивки и чем меньше закуски, тем ошибочнее представление.
Теперь представьте себе российского туриста, который в добрые советские времена посещал Эстонию, эту маленькую свою Швейцарию, и там не пил. Наше воображение утеряло границы в фантасмагориях последних лет, но представить себе такое все-таки отказывается. Тароватый гость пересекал эстонскую границу, прозрачную до полной необнаружимости и условную, как число «пи», имея обдуманный план. План открывался питьем горячего глинтвейна в романтичной подземной трубе под названием «Каролина», развивался дегустацией фирменного сорокапятиградусного ликера «Вана Таллин» в варьете с запретным почти стриптизом, догружался приемом доброго пива и злой водки в сауне гостиницы «Виру» и достигал кульминации большим боевым разворотом в ресторане «Глория», славным вышколенной обслугой. И когда утомленный счастьем боец рушился мордой в салат, ледяную вежливость официантов он и расценивал последним проблеском сознания как вялость и унылость темперамента. Способность к сравнительному анализу покидала разгоряченный и остывающий мозг последней, и это сравнение было не в пользу эстонцев: дома в такой ситуации он успел бы увидеть каждым глазом сноп летящих звезд толще, чем на картине Героя Социалистического Труда художницы Мухиной «Колхозная жатва».
Таким образом, темперамент регулярно путается с привычкой кричать, дергаться и по кратчайшей прямой стремиться к физическому контакту с партнером. Образцом темпераментного мужчины турист считает неаполитанца, случайно севшего на трансформатор высокого напряжения, не оставляя при этом попыток руками попасть в карман вышеупомянутого туриста. Заметим, что зимой тридцать девятого года этнические собратья эстонцев, финны, тоже не кричали «ура» или «банзай», предпочитая сидеть тихо и стрелять молча, и результаты их сдержанного темперамента озадачили даже одного очень известного сына темпераментного грузинского народа, каковой сын и сам отличался замечательной выдержкой. В отличие от крикливых арабов и бешено жестикулирующих итальянцев, воевали финны исключительно. Это к тому, что пар у эстонцев есть, у них просто со свистком плохо.
Ознакомительная версия.
