и появилась баба Маруся с корзиной в руках.
— А мы переезжаем на новую квартиру, — похвастался я. — Там и горячая вода, и эмалированная ванна.
— О-о, как у дворян... Ну бывай здоровый. И родителей слухайся.
Она немного прошла вперед, вдруг остановилась.
— Ну-ка погодь, — развернулась и скрылась за калиткой.
Я поправил берет. Нужны мне ее сливы…
— На, герой, чтобы помнил.
На мою голову свалилось что-то тяжелое и заслонило весь мир. Не помня себя от счастья, я обхватил бабу Марусю за широченные бока.
— Ура-а! — и помчался домой.
— Чтобы был, як мой Петро… — тихо промолвила баба Маруся, потерев нос кулаком.
— Мама! Папа! — я несся к дому, придерживая рукой шлемофон, который болтался и съезжал на глаза.
Услышав мой вопль, мама вмиг побледнела, но, рассмотрев бегущего, успокоилась.
— Ты сказал бабе Марусе спасибо? — спросила она.
— Ага. Ба, смотри, — влетел в дом.
Там уже было пусто. Бабушка подметала пол, к углу комнаты ползли шлейфы пыли и мусора. Бабушка взглянула на мое сияющее лицо.
— Ты готов? Сейчас поедем. О, смотри, пуговица от моего пальто, а я ее столько искала, — наклонившись, подняла пуговицу и положила в карман.
Я взял с подоконника ранец, вдел руки в ремни. Тяжеловат. Пару раз подпрыгнул, поправил ремни.
— Может, лучше положишь ранец в кузов? — спросила вошедшая мама.
— Нет.
Я снял с головы шлемофон, осмотрел его со всех сторон, снова надел. Взял лежащего на подоконнике мишку.
— Взгляните на него. Только скрипочки не хватает, —засмеялась бабушка.
Родители тоже засмеялись. Непонятно, зачем мне какая-то скрипочка? Ведь я решить быть танкистом, а не скрипачом!
— Ну что, присядем на дорожку, — сказал папа, опускаясь на подоконник.
— И сесть не на что, — мама осмотрелась.
— Ничего, постоим, — сказала бабушка, оставляя веник. Прислонив голову к стене, закрыла глаза.
— Всё, уезжаем, — вздохнула мама.
Без мебели, без телевизора, без люстры комната имела жалкий вид: по стенам бежали трещины, на потолке торчали два черных провода, покосившись набок, в углу стояла закопченная «буржуйка».
— Ну где вы там?! — раздался с улицы рассерженный голос дяди Мити.
Дважды вскрикнул клаксон.
— Всё, пора. Ничего не забыли?
— Нет.
И мы направились к выходу.
Первый — я с мишкой, следом — родители, замыкающая — бабушка с веником в руках.
Остановились у двери. Из дыр рыжего дерматина торчал войлок. Я потянул ручку на себя, поправил съехавший на глаза шлемофон и шагнул на крыльцо.
