она.
Стоит на рынке лавочка, лежит в ней золотая дудочка. Спи, Мишенька, засыпай, а завтра мы пойдем на рынок, купим золотую дудочку, и будет Мишенька на ней играть…
— Хорошая сказка?
Ребенок смотрел на меня большими, счастливыми глазами и отвечал:
— Хорошая!
Я рассказывал ему эту сказку каждый вечер.
Прошла неделя, а я все еще не купил ему дудочку. Получалось, я обманываю ребенка, и я сочинил другую сказку, на мой взгляд, гораздо лучше. Но малыш снова потребовал сказку о золотой дудочке.
Пришлось опять ее рассказывать.
Он слушал, широко раскрыв голубые глаза, и мечтал о золотой дудочке, которую он непременно получит и будет так счастлив.
Я повторял эту историю снова и снова, и малыш продолжал верить в будущее счастье, а других сказок даже слышать не хотел.
Больше я не мог его обманывать. Эдак он скоро перестанет мне верить, и как я тогда буду укладывать его спать?
Назавтра мы пошли с ним на рынок, в лавку, где продавались игрушки, и за несколько грошей я купил ему дудочку. Она сверкала, как золотая, хотя, само собой, золота в ней и в помине не было.
— Красивая дудочка, Мишенька?
— Красивая! — ответил малыш, поднес дудочку к губам и стал извлекать из нее разные ноты.
Часа два он поиграл с ней, а потом, перед тем как идти спать, бросил на пол и сломал.
— Мишенька, рассказать тебе сказку? — спросил я, когда он лег в кроватку.
— Расскажи! — попросил он и посмотрел на меня голубыми глазами, будто ожидая какого-то подвоха.
— Про золотую дудочку?
Он капризно надул губки и помотал головой:
— Про дудочку не хочу!
Я напряг воображение, попытался сочинить другую сказку, но ничего не выходило. Ребенок лежал с открытыми глазами, слушал, и я видел, что он мне не верит.
Бросив взгляд на пол, я заметил сломанную дудочку и пожалел, что ее купил.
Ведь я мог бы еще долго-долго рассказывать о золотой дудочке, а малыш мог бы еще долго-долго о ней мечтать.
Но теперь сломанная дудочка валяется на полу, а я не могу сочинить другую сказку для любимого ребенка.
1911
Блох и Шор, молодые люди, оба лет двадцати пяти — двадцати восьми, сидели за столиком в маленьком кафе и молча глядели друг на друга.
— Кажется, большой город, а вечером пойти совершенно некуда, — нарушил молчание Блох.
— Да, — согласился Шор, — мир велик, но некуда податься…
Разговор тут же увял. Но вскоре Шору наскучило сидеть без дела, и он повернулся к проходившей мимо официантке:
— Стакан чаю, пожалуйста.
— Опять! — усмехнулся Блох. — Не многовато чаю пьешь?
— А что делать? — проворчал Шор. — Люди с тоски водку пьют, а мы чай.
— А я, пожалуй, кофе возьму, — подозвал официантку Блох.
Она принесла два кофе.
— Я же чай заказывал, — улыбнулся Шор.
— Я не расслышала, — улыбнулась в ответ официантка.
Она хотела забрать чашку, но Шор махнул рукой:
— Ничего страшного, можно и кофе…
Официантка удалилась, довольная, что не надо менять заказ.
— Что-то Шапиро давно не видно, — отхлебнув кофе, заметил Шор.
— Шапиро повезло! — оживился Блох. — Он девушку нашел, из богатой семьи. Сидит у нее сутки напролет.
— Красивая? — вздохнув, спросил Шор.
— Ничего. Он мне ее как-то показал на улице.
— Высокая?
— Среднего роста.
— А глаза какие? — продолжал расспросы Шор. — Черные?
— Нет, голубые… Большие, голубые… Красивые глаза… — Блох явно воодушевился.
— Повезло!.. — задумчиво протянул Шор.
Помолчал немного.
— Интеллигентная?
— Видимо, да. Книгу под мышкой несла.
— Повезло так повезло… — проворчал Шор, кажется, не без зависти. — И после небольшой паузы сердито спросил: — А что же он нас с ней не познакомит, не пригласит к ней?
— Откуда я знаю? — пожал плечами Блох. — Наверно, нельзя.
— Мы ее у него не уведем! — вдруг вспылил Шор. — Кажется, друзья, а как только одному попался лакомый кусочек, он хвать его зубами и в уголок утащил. Боится, что отнимут!
— Ну хватит, перестань! — устыдил его Блох. — Шапиро не такой. И потом, чего ты хочешь? Чтобы он тебе от нее кусок отрезал? Не глупи! Девушка — это не обед, которым поделиться можно.
— Да, ты прав, — согласился Шор. — Но я и не прошу, чтобы он поделился. Просто нехорошо забывать друзей. Если у него появилась девушка, это не значит…
Не успел он договорить, как распахнулась дверь, и в кафе вошел Шапиро, высокий, крепкий парень лет двадцати двух, может, двадцати трех. Подойдя к столику, за которым сидели Блох и Шор, он поздоровался с обоими за руку и весело сказал:
— Так и знал, что вы здесь. Я на минутку. Ну, друзья, как поживаете?
— Да ничего… — протянул Блох.
— Вот, кофе пьем, — буркнул Шор.
— Посидел бы с вами, — с улыбкой сказал Шапиро, — да некогда, тороплюсь…
— К невесте, — ехидным тоном договорил за него Шор.
— Да, — опять улыбнулся Шапиро. — Я каждый вечер у нее…
— Она с родителями живет? — спросил Блох.
— Да, с родителями.
— Богатые, наверно?
Шапиро не заметил насмешки.
— Да, нет, не особо. Но зато люди хорошие… — И вдруг его осенило. — Слушайте, друзья, а пойдемте со мной! Пойдемте, пойдемте. Она будет рада, я ей много о вас рассказывал.
Блох и Шор переглянулись, не зная, что ответить, и Шапиро так же весело и дружелюбно повторил:
— Пойдемте! Посидим немного.
— Пойдем, Шор, — согласился Блох.
— Можно… — кивнул тот, стараясь не показывать радости, и встал из-за стола.
Они подозвали официантку. Шор, оживившись, шепнул Блоху:
— Чаевые побольше дай…
И приятели вышли из кафе.
Было девять вечера. Падал мягкий, пушистый снег, нежно укрывая шумную улицу. В ярком свете окон и витрин снежинки сверкали, как бриллианты.
Шор чувствовал себя так, будто заново родился. Бодро шагая, он мурлыкал веселый мотивчик.
А вот и дом, куда их позвал Шапиро.
В коридоре Шор, потопав ногами, чтобы стряхнуть снег с ботинок, с нетерпением ждал, когда Шапиро откроет дверь.
Наконец дверь открылась, и навстречу троим приятелям вышла белокурая девушка.
— Это мои друзья! — заявил Шапиро.
— Очень приятно! — кивнула девушка, подавая руку Шору.
Тот совсем осмелел.
— Рад познакомиться с невестой моего друга! — Он крепко пожал протянутую ладонь.
— С невестой? — засмеялась девушка. — Тут вы ошибаетесь, но ничего страшного. — Потом с улыбкой повернулась к Блоху: — А вас я уже видела.
И тоже поздоровалась с ним за руку.
Из комнаты вышел отец девушки, спокойный, тихий еврей с аккуратно подстриженной бородкой, в которой проглядывала седина.
Шапиро представил ему своих друзей.
Затем из кухни появилась мать, добрая еврейская женщина.
Сели за стол, девушка подала чай.
Шора усадили рядом
