Юрий Нагибин
Из «Рассказов о Гагарине»
Вот и взята первая высота, имя которой — Саратовский индустриальный техникум. Быть может, это чересчур пышно сказано: высота. Техникум дает всего лишь среднее образование, впрочем, профессию тоже. Ну, скажем, не высота, а ступень. Что же дальше? Можно пойти работать, можно продолжать учебу, теперь уже в институте. Большинство товарищей точно знали свой путь: кто уезжал на Магнитку, кто в Донбасс, кто на Дальний Восток, а иные присмотрели себе место на заводах, где проходили производственную практику: на московском имени Войкова или ленинградском «Вулкане».
Юра Гагарин защитил диплом с отличием, перед ним были открыты все дороги, но когда товарищи спрашивали: «А ты куда?» — он отмалчивался. И не потому, что, подобно былинному витязю на распутье, не знал, куда повернуть коня, а потому, что ощущал мучительную неправду в своем недавно сделанном выборе. А выбрал этот юный металлург не горячий цех, не институт, а Оренбургское летное училище.
Юра знал, что ему не станут чинить препятствий, военлет — профессия благородная, и все же до дня торжественного вручения дипломов об окончании техникума он не подозревал, что у человека может быть так тяжело на душе. Его поздравляли, ему аплодировали, жали руку, желали славного трудового будущего, а он едва удерживал крик в горле: «Остановитесь! Вы ошиблись во мне! Я всех обманул!..»
Да, он всерьез считал себя обманщиком, чуть ли не предателем. Его столько лет учили, кормили, обеспечивали теплым жильем и карманными деньгами, столько сил, терпения, душевной заботы потратили учителя и цеховые мастера, чтобы сделать из него квалифицированного литейщика, и все впустую!..
И тут, как удар под вздох, известие — в Саратов приехал Мастер. Так величали своего наставника, мастера литейного цеха и великого друга учащиеся Люберецкого ремесленного училища. Это он привел их впервые в горячий цех, ожегший робкие души деревенских пареньков испуганным восторгом.
Что привело Мастера в Саратов и как раз в дни выпуска? Среди окончивших было трое его учеников: Чугунов, Петушков, Гагарин. Может, он рассчитывал выбрать среди них наследника, ведь нужно передать кому-то все, что узнал за долгую жизнь о литье — древнейшем занятии людей. И когда Гагарин услышал, что Мастер требует его к себе, то не выдержал и открылся товарищам.
— Плюнь, не ходи! — сказали одни.
Эти не знали Мастера и не слышали о нем.
— Пойди. Чем ты рискуешь? — посоветовали другие.
Эти кое-что слышали о Мастере. А Петушков отрезал жестко:
— Дело совести!
И Чугунов согласно кивнул головой.
Так считал и сам Гагарин. Но, видать, хочется иной раз человеку опереться о чужую совесть. А этого делать не следует, совесть не берут ни взаймы, ни напрокат.
Впоследствии Гагарин говорил, что никогда так не волновался, как перед встречей с Мастером. Впрочем, он вообще волновался редко, иначе не стал бы Космонавтом-1. Гагарин не хотел, чтобы первый же его самостоятельный поступок ударил по старому сердцу человека, который был так добр к нему. Пусть Мастер сам решает, как ему поступить. Тот молча выслушал сбивчивое признание.
— Видать, ты мне очень доверяешь… — сказал он задумчиво.
Гагарин наклонил голову.
— И все-таки думай сам. Еще недавно ты без литья не мог, а сейчас — без полетов. Уж больно ты переменчив.
— Если не летать, то ладно…
— Обижаешь, Юрий! Что значит «ладно»? Для меня моя профессия — вечный праздник, а ты словно о похоронах… Человек должен только свое дело делать, единственное. Как говорится, «рожденный лётать не может ползать».
Чье это? — вскинулся Юра. — Что-то знакомое.
— Стих. Максима Горького. Про буревестника.
Ворота в небо открылись. Хотя мастер слегка перепутал ключи.
По воскресеньям в Оренбургском городском саду была открыта танцевальная площадка. Мощные, с ржавой хрипотцой звуки вальсов, фокстротов и танго валили из черных громкоговорителей, а музыкальной рубкой служила фанерная будочка на задах вечно пустующей, печальной раковины духового оркестра. Пластинки были старые и заигранные: «Дождь идет», «Цыган», «Рио-рита», «Японские фонарики», утесовские «Сердце» и «Марш» из «Веселых ребят», «Уходит вечер», «Дунайские волны», а из новых одна «Голубка», да и то знатоки утверждали, будто и она старая — только раньше носила другое название: «Палома». Но местные девушки охотно ходили на танцплощадку, ибо тон здесь задавали офицеры и курсанты летного училища, народ подтянутый, строгий и знающий обхождение. Пьяницы и хулиганы боялись нос сюда сунуть. Летчики, не прибегая к услугам робкой администрации и милиционеров, расправлялись с ними по-военному четко, быстро и основательно. Да и вообще, порядки на танцплощадке царили строгие. Во время танца запрещалось курить, толкаться, произносить вслух нецензурные слова; полагалось уступать дамам место на скамейке и приглашать к танцам не свистом или пощелком пальцев, а по всем правилам вежливости. Возле площадки продавалось мороженое, морс, ситро, а крепкие напитки были оттеснены к детскому городку. И штатские кавалеры поневоле смирились со строгим этикетом и даже стали находить в нем вкус.
В тот субботний вечер на площадке преобладали пиджаки и кепки, а вооруженные силы были представлены дородным старшиной и застенчивым лейтенантом-артиллеристом. Голубых погонов, а равно золотых с голубой окантовкой что-то не попадалось. Потанцевав раз-другой с какими-то не очень ловкими партнерами, Валя Горячева и ее подруга собрались уходить. Пусть в нашем рассказе сопровождавшая Валю девушка — рослая, крупной кости, с пухлым, ленивым ртом и почти добела обесцвеченными волосами — так и останется Подругой.
Девушки уже собирались домой, когда возле площадки появились два курсанта с сержантскими лычками: высокий и низенький. Девушки сразу заметили их и напустили на себя равнодушно-рассеянный вид. Курсанты в свою очередь обнаружили девушек, и низенький взволнованно сказал:
— Вот она!
— Которая из двух? — обеспокоился высокий. — Блондинка?
— Нет, другая.
— Ну, слава богу! А я уже испугался… До чего же ты все-таки удачливый парень! — сказал он с завистью.
— Это чем же?
— На друзей тебе везет. Эх, мне бы такого покровителя! — голос прозвучал мечтательно.
— Ты, видать, давно не получал?
— Ладно, везун. Сейчас я тебя познакомлю.
Он широко шагнул, преградив дорогу девушкам.
— Здравия желаю! — ловко козырнул, улыбнулся, поймал длинной рукой плечо своего приятеля и вытолкнул вперед. — Прошу любить и жаловать отличник боевой и политической подготовки, сержант Юрий Гагарин.
Гагарин коснулся пальцами околыша фуражки, пожал вялую руку высокой, не разобрав ее имени, а потом — сухую, крепкую руку девушки, назвавшей себя Валей.
— Ого, какая сильная рука!
— У медработников должны быть сильные руки.
— Вы врач?
— Нет. Учусь в медицинском техникуме.
— Хорош! — послышался возмущенный голос высокого курсанта. — Сам познакомился, а своего друга и благодетеля не подумал представить.
Гагарин понял, что в очередной раз стал жертвой приятельского розыгрыша, но на этот раз не мог сердиться.
— Познакомьтесь, Юрий Дергунов — отличник по всем статьям, только очень застенчивый.
— Оно и видно! — благосклонно уронила Подруга.
А потом все было, как полагается: танцы без устали, мороженое, ситро. Подруге приглянулся ее высокий, ловкий, веселый партнер. К тому же она любила, когда «красиво» ухаживают. Под этим она подразумевала беспрекословное исполнение разных мелких прихотей: еще палочку «эскимо», еще стакан газировки с сиропом, сигарету «Лайка». Естественно, она отдавала предпочтение погонам хотя бы с одной маленькой звездочкой, на сержантские доходы не разгуляешься, но Дергунов был, по всей видимости, переодетым принцем, он безропотно курсировал между площадкой и ларьком.
Валя поначалу тоже была довольна своим сдержанным кавалером. Человек прямой и строгий, она равно не терпела лукавых околичностей и откровенного нахрапа. Конечно, девушка сразу почувствовала, что нравится курсанту, и была благодарна за почтительное поведение. В отличие от большинства сынов воздуха, он не обнаруживал склонности к высоким скоростям и молниеносному маневру.
Ей было покойно и надежно с молчаливым курсантом, но бес, который со времен прародительницы Евы толкает женщин к опасным поступкам, заставил ее полюбопытствовать: — А что вы делаете на улице Чичерина? Я вас там часто вижу.
— Отвечать обязательно? — Гагарин улыбнулся.
— Там ваша милая живет? — с ноткой пробуждающейся ревности спросила Валя.
