Саулюс Кондротас
Любовь согласно Йозефу
Рассказ
Перевод: Сергей Юрьенен
Язык оригинала: английский
Уличный музыкант умирает на замусоренном бетоне Вацлавской площади перед небольшой толпой зевак, совершая самоубийство сложными аккордами, которые он изо всех сил пытается извлечь из электрогитары “Fender Stratocaster”, отрывая струны от ее горла, чтобы взять высоты, которые полагает правильными, а Йозеф, стоящий тут же на углу, пускает струю себе в ботинки, не способный ни сдержаться, ни поделать с этим что-нибудь, сознавая, что снова он попал в беду. Девушка рядом с ним, глядя ему на брюки, желая помочь, говорит: “С тобой все нормально?” Да, милая, нормально, это все от музыки. Всегда. Так я отличаю хорошую музыку от плохой. Девушка, вид недоверчивый, глаза подернуты скукой при мысли, что ее разыгрывают, а может быть, он псих, и спрашивает: “Вы, случаем, не псих?”
“Думаю, не без того, – опустив глаза на свои брюки, улыбаясь девушке, пытаясь звучать игриво. – Если человек не может сдержать свой мочевой пузырь, слушая приятную музыку, он должен быть не совсем нормальным, как вы считаете?”
Она и сама, наверное, с приветом. Нет, но судите сами? Человек тут ссыт при всем честном народе, а она пытается втянуть его в общение. Разве что сестра милосердия какая-нибудь.
Но, Господи Иисусе, что за девушка. Высокая и стройная, того типа, что носят голубые джинсы, обрезанные под самые под ягодицы, круто задранные в данном случае парой великолепных длинных ног (всего лишь сентябрь, припекает еще по-настоящему, а Прага настолько телесный город, что всем на всё плевать), наушнички на шее, волосы слегка отдают травой, если достаточно приблизиться, лицо загадочное с какой-то даже и мечтательностью, таинственное лицо смертоносной чаровницы, кожа такая свежая и жемчужная, что выглядит подсвеченной изнутри, а черты лица настолько точны и совершенны, что трудно поверить, что произошло все это просто от генетического фарта, удачной смеси ДНК. Кто бы тут не сошел с ума?
“Из-за музыки, ты говоришь?” – она озадачена, в голосе явный интерес.
Надо же, думает он, пытаясь вообразить себе более необычный способ знакомства с девушкой: в самом центре города, в мокрых брюках, которые липнут к бедрам, а запашок мочи достиг уже ноздрей.
“Да, милая, такая у меня проблема, всегда так было. Музыка достает настолько, что теряю я самоконтроль. Как все равно при выпивке, нет, я серьезно, не шучу”.
Уличный исполнитель уже паковал свои инструменты, толпа редела, люди отходили, опускался теплый летний сумрак. Девушка, заинтригованная, подходит ближе к Йозефу; он пятится, стремясь сохранить безопасную дистанцию, смущенный этим своим сладковатым душком.
“Ну, бедный парень, – сказала она. – Так любить музыку и не иметь возможность ходить на концерты… Ужасно, должно быть?”
“Не без того”.
“Наверно, что-то вроде негативного рефлекса, – сказала она. По сути, уже провожая его домой, причем, настолько естественно, что Йозеф не может в
это поверить. – Сколько тебе лет? Нет, я сама скажу… Сорок?”
“Нет еще. До этого есть еще некоторый срок”. Никогда не предполагал он, что можно извлечь выгоду от факта самообссывания. С нетерпением он ждет возможности сменить тему, но девушка подсела на нее и не дает ей угасать.
“Ну, ты бедняга”.
“Ну, я динамики установил в сортире. Собственно, динамики у меня по всей квартире. Проблема не такая уж большая, если принимать меры предосторожности. Но иногда вот выхожу на улицу и попадаюсь, как сегодня. С другой стороны, взять те же бары… Заходишь в тихое место, а там тебя подлавливает какой-нибудь сучий потрох. Бармен, который пускает Кола Портера, какую-нибудь из его вещей, или там что-то наподобие. Старые, но добрые – как любят в некоторых барах. Знаете? All Through The Night или там Too Darn Hot”.
"Серьезно? Ты ходишь по барам?” Сейчас ей занятно, диапазон ее интереса расширяется. "Видишь ли, я сама по ним довольно часто околачиваюсь. Мне сразу показалось, что я тебя где-то уже видела. Поэтому с тобою и заговорила”.
Йозеф подстегивает свой разум, пытаясь вспомнить, видел ли он девушку до этого. Точно, что нет. Так, значит, она свободна, одинока? Чего она там ищет в этих барах? Может быть, алкоголичка, которая любит, когда ее раскладывают пьяные завсегдатаи? Нет, с таким приятным лицом и этим телом в образ такой не вписывается. Для сердобольного траха слишком хороша. Какая-нибудь ночная дамочка?
“Ты не можешь так идти по улице. Давай зайдем ко мне, простирнем твои вещи, а после попытаемся их выгладить? – сказала она. – Как раз я тут живу. Что ты об этом думаешь?”
“О, это было бы просто замечательно”, – сказал он девушке. А разве нет? Стоит обоссаться посреди улицы – и все само идет в руки.
Оба они поднялись по лестнице к ее квартире. Это было было исполнено значения. Войдя в комнату, Йозеф был мгновенно сражен запахом: непристойно пахучий парфюм, бесовский дух, исходящий от стен и мебели, букет, который он никогда не обонял, но о наличии которого как-то знал всегда. Смутил он разум Йозефа. Он бы сравнил это с ведьмовством или с наркоманией какой-нибудь, если бы, ни в том, ни в другом не разбирающийся, был бы в состоянии предложить пристойное объяснение. Но все, что он знал, – это то, что дух этот застрял в ноздрях и не оставит его ни на следующий день, ни через неделю, он будет просыпаться среди ночи, и дух этот будет с ним, внутри него, и он знал, что это ему не кажется, поскольку однажды, когда проснулся, над ним было лицо его жены, принюхивающийся к тому, что испускали его ноздри.
Наиболее вероятно, что все дело было в целой охапке обстоятельств: сентябрьская жара, привлекательность этой девушки, то, как она отнеслась к его конфузу, и особенно то, что ей нравилось слушать Йозефа, который мог вещать довольно занимательно, если, конечно, вам по нраву сам предмет. Даже в Праге люди нечасто развешивают уши перед мясниками – независимо от того, насколько последние могут быть вдохновенными.
Йозеф не был особенно речистым, но тем вечером у девушки, ошеломленный загадочным запахом, он не мог закрыть рот. Завернутый в ее шелковый халат в ожидании, когда подсохнут трусы и брюки, с пивом в руке, Йозеф спросил ее об этой смеси тоника для волос, виверры и амбры, плавающей в ее комнате. Она не смогла ответить, но он заметил, что сам вопрос для нее был не всецело внове. Кто-то задавал его до этого. Возможно, много раз. Потому что она просто улыбнулась и покачала головой, как будто это был ее секрет.
Тем вечером Йозеф сообщил девушке, что мясо тоже имеет свои ароматы, которые зависят от различных факторов, от сорта до возраста животного, наряду с более утонченными палитрами жировых прожилок, структуры ткани, упругости и цвета. Возьми тушу молодой говядины, отрубленные позвонки спинного хребта мягки, красны, губчаты и увенчаны щедрыми хлопьями жемчужно-белого хряща.
“Господи Иисусе!” – сказала она.
Ткань постного мяса соотносится с выпуклостями мускульных связок. А еще не
забудем цвет, который варьирует от бледно-розового к насыщенно-темному,
происходящему от концентрации гемоглобина, или, говоря о жире, лишенном сального
или масляного вида наружности, – от белого до сливочного. Телятина – суховатая,
серовато-розовая, упругая… Или взять свинину… Есть нечто определенно сексуальное в
окороке молодой хавроньи весом с центнер – мускул там эластичен и розов, мясо -
высший сорт. Так это и должно быть – сексуально. Таково различие между безобразным
и прекрасным, уродливым и отмеченным милостью Божьей, поляризация жизни,
движение от одного предела до другого: от мускула окоченевшего к мускулу
потовыделяющему, в котором белки денатурированы, а структура открыта. Жизнь и
счастье. То же самое и с музыкой. Хорошая музыка сексуальна. Разве это не
производное интуитивного эзотерического знания, чувство, возможно, забытый
инстинкт, рвущийся на поверхность? Озарение, что на нежность мяса влияет состояние
мускула либо количество посмертных сокращений, которые произойдут. Температура,
при которой хранится туша, надрезы, которые уменьшают мышечное напряжение, пропорция соединительной ткани… Осознание неизбежного: что кровообращение прекращается, что отсутствие кислорода вызывает распад углевода. Трупное окоченение, критическое падение водородного показателя, небытие.
“Ясно”, – гладя его брюки, сказала девушка слегка дрожащим голосом.
“Что-то не так?” – спросил Йозеф.
Она перегнулась, дотянулась до его бутылки и сделала глоток. “Нет, все в порядке, – ответила она. – А вы – поэт”.
“Нет, я мясник”.
“Ох”, – она почти поперхнулась, но сумела проглотить и произвела серию хихиканий пополам с рвущимся из нее смехом.
“С вами все в порядке?”
