Сергей Владимирович Михалков
СКАЗКИ
И про кошек, и про мышек…
Взлетел Петух на забор и задрал кверху голову.
— Вы любуетесь небом? — спросила Утка.
— А что мне небо? — ответил Петух и ещё выше запрокинул голову. — Глупое пространство, набитое светилами так, что не протолкаешься! Надоевшая смена дня и ночи! Скучно всё это…
— Я не знала, что вы такой интересный! Какие у вас непонятные мысли! — воскликнула Утка.
— Расправлю я свои крылья, — продолжал изрекать Петух, — взлечу выше неба, брошу всем светилам вызов и, непонятый, но гордый, свергнусь в синее бездонное море и… утону!
Тут у Петуха закружилась голова. Потеряв равновесие, он свалился с забора прямо в лужу.
— Ах! — испугалась Утка. — Вы уже тонете?!
— Тону! — раздражённо ответил Петух и, поймав зазевавшегося дождевого червячка, проглотил его.
Как и все петухи.
Пристал однажды маленький Цыплёнок к большому Петуху:
— Почему у аиста длинный клюв и предлинные ноги, а у меня совсем маленькие?
— Отстань!
— Почему у зайца длинные уши, а у меня даже маленьких нету?
— Не приставай!
— Почему у котёнка красивая шёрстка, а у меня какой-то противный жёлтый пух?
— Отвяжись!
— Почему щенок умеет вертеть хвостиком, а у меня совсем нет никакого хвостика?
— Замолчи!
— Почему у козлёнка есть рожки, а у меня даже плохоньких рожек и то нету?
— Прекрати! Отстань! — не на шутку рассердился Петух.
— Всё отстань… отстань! Почему всем маленьким большие отвечают на вопросы, а ты нет? — пропищал Цыплёнок.
— Потому, что ты не спрашиваешь, а просто всем завидуешь! — серьёзно ответил Петух.
И это была чистая правда.
Встретил Волк на своём пути Барана.
— Ты обедал? — спросил Волк.
— Да, а что?
— А я нет! Жаль мне тебя, конечно, да и совестно, но… ты меня только правильно пойми: голод не тётка! Так что я тебя, Баранчик, сейчас…
— Не совсем понимаю, куда ты клонишь, — перебил Волка Баран. — Неясность изложения твоей основной мысли затуманивается весьма сомнительным указанием на прямое родство естественного чувства голода с тёткой. Такое, я бы сказал, вольное сравнение физиологического чувства с фамильным родством фактически не может иметь места. Если бы вышеизложенное указание на сродство голода с тёткой было бы просто литературным приёмом, то, признавая в принципе подобные аналогии, я бы всё же счёл своим долгом заметить, что…
Барану не пришлось кончать своей речи…
Волк был уже далеко: у него пропал аппетит!
Наступил как-то Медведь Зайцу на любимую мозоль.
— Ой, ой! — завопил Заяц. — Спасите! Умираю!
Испугался добряк Медведь. Жалко ему стало Зайца.
— Извини, пожалуйста! Я ведь не нарочно! Я нечаянно тебе на ногу наступил.
— Что мне от твоих извинений!.. — застонал Заяц. — Остался я теперь без ноги! Как я теперь прыгать буду!..
Взял Медведь Зайца и отнёс к себе в берлогу. Положил на свою койку. Стал Зайцу лапку перевязывать.
— Ой, ой! — громче прежнего завопил Заяц, хотя ему на самом деле было совсем не так больно. — Ой, ой! Я сейчас умру!..
Стал Медведь Зайца лечить, поить и кормить. Утром проснётся, первым делом интересуется:
— Ну, как лапка, Косой? Заживает?
— Ещё как болит! — отвечает Заяц. — Вчера вроде лучше стало, а сегодня так ломит, что и вовсе встать не могу.
А когда Медведь уходил в лес, Заяц срывал повязку с ноги, скакал по берлоге и распевал во всё горло:
Мишка кормит, Мишка поит —
Ловко я провёл его!
А меня не беспокоит
Ровным счётом ничего!
Обленился Заяц, ничего не делая. Стал капризничать, на Медведя ворчать:
— Почему ты меня одной морковкой кормишь? Вчера морковка, сегодня опять морковка! Искалечил, а теперь голодом моришь? Хочу сладких груш с мёдом!
Пошёл Медведь мёд и груши искать. По дороге встретил Лису.
— Куда ты, Миша, такой озабоченный?
— Мёд и груши искать! — ответил Медведь и рассказал всё Лисе.
— Не за тем идёшь! — сказала Лиса. — Тебе за врачом идти надо!
— А где его найдёшь? — спросил Медведь.
— А зачем искать? — ответила Лиса. — Разве ты не знаешь, что я второй месяц при больнице работаю? Проводи меня к Зайцу, я его быстро на ноги поставлю.
Привёл Медведь Лису в свою берлогу. Увидел Заяц Лису — задрожал. А Лиса посмотрела на Зайца и говорит:
— Плохи его дела, Миша! Видишь, какой у него озноб? Заберу-ка я его к себе в больницу. У меня Волк по ножным болезням большой специалист. Мы с ним вместе Зайца лечить будем.
Только и видели Зайца в берлоге.
— Вот он и здоров! — сказала Лиса.
— Век живи — век учись! — ответил добряк Медведь и завалился на свою койку, потому что всё время, пока у него жил Заяц, сам он спал на полу.
Росло посреди полянки молодое, красивое деревцо. Бежал через полянку Осёл, зазевался и налетел со всего хода на это деревцо, да так, что искры из глаз посыпались.
Обозлился Осёл. Пошёл к реке, позвал Бобра.
— Бобр! Знаешь полянку, на которой одно деревцо растёт?
— Как не знать!
— Свали, Бобр, это деревцо! У тебя зубы острые…
— Это ещё зачем?
— Да я об него лоб расшиб — шишку себе набил!
— Куда ж ты смотрел?
— «Куда, куда»… Зазевался — и всё тут… Свали деревцо!
— Жалко валить. Оно полянку украшает.
— А мне бегать мешает. Свали, Бобр, деревцо!
— Не хочу.
— Что тебе, трудно, что ли?
— Не трудно, но не стану.
— Почему?
— А потому, что, если я его свалю, ты на пенёк налетишь!
— А ты пенёк выкорчуй!
— Пенёк выкорчую, ты в яму свалишься — ноги переломаешь!
— Почему?
— Потому, что ты Осёл! — сказал Бобр.
Тащил на себе старый Медведь здоровенное бревно. Замучился, присел на пенёк.
— Тяжёлое небось бревно-то? — спросил молодой Кабан, что неподалёку грелся на солнцепёке.
— Ух, и тяжёлое! — ответил Медведь, отдуваясь.
— И далеко ещё тащить?
— До самого леса.
— В такую жару! Поди, умаялся?
— И не спрашивай!
— Такое-то бревно вдвоём бы тащить!
— Ясное дело — вдвоём бы сподручнее было!
— Ну, я пошёл! — сказал Кабан, поднимаясь. — Желаю удачи! Да смотри не надорвись!
— Спасибо, — вздохнул Медведь.
— Не за что! — ответил Кабан.
Нашёл толстяк Бегемот в камышах брошенный кем-то старый автомобиль.
Позвал Бегемот Слона:
— Смотри, толстяк, какую я штуку нашёл! Что делать будем?
— Хорошая штука! — сказал Слон. — Давай его вытащим и к делу приспособим. Будем вдвоём кататься!
Откуда ни возьмись — Заяц.
— Добрый день, друзья! Что нашли? Автомобиль? Очень хорошо! А ну, взяли! А ну, ещё разок!..
Вытащили толстяки машину из болота на сухой берег. Заяц в сторонке стоял — командовал.
Стали толстяки машину мыть, мотор заводить, шины надувать. Заяц в сторонке стоял — подсказывал.
Стали толстяки дорогу протаптывать, дорожные знаки расставлять. Заяц в сторонке стоял — указывал.
Стали толстяки в автомобиль садиться — поссорились: никак вдвоём на одно сиденье не сесть!
А Заяц опять тут как тут! Вскочил в машину и поехал, но…
Недалеко уехал Косой. Налетел на дерево. Машина — вдребезги. Сам едва уцелел.
Жалко толстяков, что зря потрудились. Машину жаль, что разбилась.
А Зайца не жаль! Почему не жаль? Сами догадайтесь!
Жила-была певунья, Канарейка. Жёлтенькая, с хохолком. Голосок у неё был небольшой, но славный — приятно было послушать, как она поёт. Её слушали и хвалили:
— Ах, какая способная!
— Какая талантливая!
А однажды она даже услышала такое:
— О несравненная!
Кто это произнёс, она так и не поняла, потому что, когда пела, по привычке закрывала глаза, но этого оказалось достаточно, чтобы она окончательно зазналась.
