— Слушаю, Александр Никитич, — сказал Уржумов.
— Звонил Колобов, из обкома, просил вас приехать в три часа, — четко доложил помощник.
— Сказал зачем?
— Нет.
— Хорошо, идите. Я позвоню ему.
Уржумов набрал номер.
— Сергей Федорович?.. Добрый день. Уржумов... Да, мне помощник сказал... Как дела? Вот позавчера с коллегии прибыл. Не хвалили, конечно. Не за что хвалить... Да, мы мероприятия наметили, считаю, что они... для вас экземпляр прихватить? Хорошо. В три буду.
Помрачнев, Уржумов положил трубку. Сказал после паузы Желнину:
— Директора заводов бить меня сегодня собираются. В три часа совет у них, почему-то в обкоме проводят.
— Неспроста это...
— Разумеется. Сегодня утром Бортников у нас на Сортировке был.
— Я в курсе, — Желнин поднялся. — Вы уехали, и мне позвонили.
— Вот что, Василий Иванович. Проводи-ка селекторное без меня. Я посижу, к совету подготовиться надо.
— Конечно, Константин Андреевич! О чем речь!
Желнин торопливо вышел из кабинета.
Капитолина Николаевна, еще за дверями приготовив одну из «пробивных» своих улыбок, шла по ковровой дорожке к столу Желнина. Стол был старинным, с толстыми точеными ножками, грузный и прочный. Гвоздева, пока шла, успела подумать, что таких столов мало уж встретишь в кабинетах больших начальников, — мебель повсюду современная, полированная, а первый заместитель начальника дороги почему-то держит в кабинете это вот «ретро».
Желнин, оторвавшись от бумаг, смотрел, как она шла; не выдержал напора ее улыбки, улыбнулся в ответ. Радушным жестом показал на кресло перед столом.
Гвоздева, благодарно и вместе с тем с достоинством кивнув, села.
— Василий Иванович, — начала она, — я представляю здесь...
— ...Вогольский завод, я знаю, — нетерпеливо перебил ее Желнин, но прежняя приветливая улыбка жила на его лице. — Мне ваш Гаджиев звонил.
— Да, директор и Константина Андреевича вызывал...
— Потом и ко мне обращался. Да... Но вы напрасно, я думаю, приехали, милая...
— Капитолина Николаевна, — быстро подсказала Гвоздева и, наверное, малость поспешила с этой подсказкой, а главное, с тоном, каким она у нее получилась, — вроде бы намекала на то, что обращение «милая» здесь неуместно. Она, дескать, в кабинете по вполне официальному делу, так что будьте любезны... Но слово не воробей, вылетело — не поймаешь...
Желнин перестал улыбаться, лицо его построжело.
— Вот я и говорю: зря вы ехали, Капитолина Николаевна. («Суши-то, суши сколько в голосе!») План по наливу цистерн мы имеем, за него с нас спрашивают тоже очень строго. Но, боюсь, в этом месяце мы уже не сможем ничем помочь вашему заводу. На дороге сложная поездная обстановка, маневры весьма и весьма затруднены. Да и порожних цистерн, насколько я уловил из утреннего доклада движенцев, на подходе что-то не... Впрочем, подождите, уточним.
Желнин надавил клавишу.
— Степняк?.. Как у нас с порожними цистернами?.. Так, понял... Вот видите, Капитолина Николаевна, — обратился он снова к Гвоздевой. — Цистерны вообще-то есть на дороге, но они далеко от Красногорска, на Прикамском отделении.
— Василий Иванович! — Гвоздева подалась грудью вперед, в глазах ее, искусно подсиненных, выразительных, жила мольба. — Выручите! Цистерны нам позарез нужны. Неужели нельзя их как-то...
— Кому-нибудь я бы не стал объяснять, — Желнин снисходительно смотрел на посетительницу, — а вам скажу: ночью на отделении был затяжной, серьезный сбой. Поезда четного направления практически стояли, и...
— Но что-то надо делать, Василий Иванович! — в отчаянии воскликнула Капитолина Николаевна. — Сегодня двадцать девятое число, и все наши планы — месячный, квартальный...
— Да, двадцать девятое, — механически повторил Желнин и вдруг вспомнил что-то, словно бы спохватился. «Двадцать девятое?! Надо же!» Он улыбнулся каким-то своим мыслям, покачал головой. Потянулся снова к клавише.
— Степняк!.. Ты вот что. Надо бы попробовать с цистернами... Да я все понимаю не хуже тебя... А план по наливу кто за нас с тобою будет выполнять?.. То-то и оно. Короче, давай попытаемся продвинуть... Олег Михайлович, я же говорю: постарайтесь.
— Не знаю, как и благодарить вас! — Гвоздева порывисто встала, лихорадочно соображая, каким же образом ответить добром за добро и заодно закрепить так удачно начавшееся такое нужное ей знакомство.
— Не надо меня благодарить, — поднял ладонь Желнин. — Пока что я ничего для вас не сделал.
Зазвонил один из телефонов, и он быстро поднял трубку, всем своим видом показывая, что все, мол, уважаемая, не могу больше уделить вам ни минуты, до свидания.
Капитолина Николаевна приложила руки к груди, прикрыла с легким поклоном глаза — спасибо. Пошла к двери, размышляя о том, что этот разговор у Желнина — еще полдела. Гарантий-то никаких... Звонок Степняку мог оказаться формальным, ничего не сдвинуть. Надо бы сейчас зайти к Степняку, в распорядительный отдел, потолковать с ним. Ковать железо, пока горячо!..
Жаркий летний день набирал силу. Солнце не поднялось еще и до середины неба, а духота в кабинете уже мешала работать.
Бойчук вышел в коридор, на минуту-другую распахнув окно и дверь. Стоял у стены, курил. Уйти дальше нельзя — его могут вызвать по селектору в любой миг.
Из кабинета — очень тесного, с одним окном — тянул еле ощутимый теплый сквознячок. Конечно, пользы от этого проветривания мало, через полчаса максимум надо будет опять вставать и открывать окно, в которое тут же снова ворвется шум привокзальной площади. Отделенческое начальство лишь обещает поставить в кабинетах кондиционеры, но воз и ныне там.
Да, кондиционер бы надо. Вентилятор, что еле-еле вертится над головой, гоняет тот же душный воздух, проку от него мало. Вон у всех почти диспетчеров двери комнат открыты настежь...
Бойчук торопливо замял сигарету — селектор позвал его.
— Слушаю. — Нога привычно нашла педаль переговорного устройства, пальцы машинально сгребли цветные карандаши. Локти диспетчера лежат на наклонной, удобной в работе крышке стола, перед глазами — давно изученная, отпечатавшаяся в памяти схема участка, так называемого «круга», Ключи — Красногорск. «Круга», пожалуй, самого ответственного, самого напряженного на дороге.
Станция, которая его вызывала, почему-то молчала.
— Диспетчер слушает, — терпеливо повторил Бойчук, встряхивая ворот рубашки — он лип к шее. Поднял голову — вентилятор под потолком лениво и медленно вращал лопастями, даже бумага на столе не шевелилась.
В динамике что-то скрипнуло, пискнуло, зашуршало. Потом виновато заговорил женский голос:
— Тут что-то с трубкой у меня, Евгений Алексеевич.
— Слышу, слышу тебя, Сергеевна!
— Санга говорит. Две тысячи сорок второй проследовал в десять тридцать восемь.
— Понял.
Черная линия на графике — «нитка» тянется вверх. Хорошо, что Санга не задержала этот транзитный состав, он тоже постарается поскорее протолкнуть его за Красногорск.
За его спиной — Беляев. Когда вошел дежурный по отделению, Бойчук не видел, отвернулся, наверное, в этот момент к окну.
— Придется в Шумкове «Россию» остановить, — размышляет вслух Беляев, — больше, пожалуй, негде. По Ключам бы... нет, там уже опоздали.
— Ты о чем это, Владимир Николаевич?
Бойчук на минуту отрывается от дела, смотрит на дежурного по отделению с недоумением — зачем еще понадобилось останавливать скорый поезд? И так ведь опаздывает.
— Приказ из управления дороги: пропустить цистерны.
Беляев локтем уперся в лист графика, склонился к Бойчуку, почти касаясь его лица волосами, от которых исходит запах одеколона.
— А с этими что делать? — Бойчук острием карандаша тычет в номера транзитных грузовых и пассажирских поездов. — Вы же сами мне с Исаевым говорили...
— Говорили, говорили, — Беляев с неудовольствием обрывает диспетчера. — Мне вот тоже говорили. А теперь другое сказали... Словом, так, Евгений Алексеевич: уточни, где у тебя сейчас «Россия», и тормозни ее в Шумкове. Цистерны, три состава с Прикамского отделения, пропусти. Причем постарайся организовать скоростной пропуск.
Беляев, глянув на часы Бойчука, которые лежали на столе, ушел.
«Вот, час от часу не легче. И так толкотня на участке. Теперь еще лучше придумали...»
Бойчук переключил тумблер на селекторе, вызвал:
— Ключи!.. Ключи!..
— Слушаю, Евгений Алексеевич, — тут же отозвался девичий голосок.
— Валюш, где-то в ваших краях «Россия»...
— Она на подходе, Евгений Алексеевич, Верхнюю уже проследовала.
— Да, это я знаю... В общем, сразу вызови меня, как только «двойка» на станцию войдет.
— Хорошо.
«Василек, василек, мой любимый цветок...» — почему-то ввинчивается в мозг настырный мотив детской песенки. Прыгают в ушах, колются дребезжащие звуки — дочка в их однокомнатной квартире с упорством осваивала пианино. «Василек, василек...»
