женщинам. — Губы Стрешнева скривила презрительная усмешка.
Анастасия Васильевна из чувства такта не стала его расспрашивать о жене, о разводе, решив также отложить разговор и о себе. Он кончит дело в суде и сам все скажет. Сейчас ему не до нее.
Дело в суде было решено в его пользу. Стрешнев еще раз пришел к Анастасии Васильевне. Он повеселел. Наконец-то он свободен! Жаль, ушли лучшие годы. Но, черт возьми, он наверстает упущенное! Он возьмет свое у жизни!
Анастасия Васильевна смотрела на него, и слезы готовы были брызнуть у нее из глаз. Горечь, обида, боль теснили грудь.
— Виктор, у тебя ко мне ничего не осталось?
Он был несколько смущен ее прямым вопросом.
— Нет, почему? Я очень рад нашей встрече… Я с удовольствием вспоминаю прошлое.
— Ты не думай, что я хочу воспользоваться твоей свободой. Навязываться тебе в жены… Но мне очень больно, Виктор.
Она отошла к окну, не желая показывать ему своих слез.
Стрешнев заговорил после небольшого молчания:
— Ася, пойми меня правильно и не обижайся. Вся эта история с разводом… Понимаешь, и внутренне опустошен. Хочу прийти в себя. Подумать…
— Дело не в этом, Виктор. Ты не думаешь о нашей любви.
Стрешнев бросил в пепельницу смятую нераскуренную папиросу.
— Любовь! Существует ли она вообще! Есть, возможно, ее начало. Все чудесно на заре, потом начинается сплошная чепуха. Обиды, ссоры, упреки, измены. Я разочарован, Асенька. Я устал.
Анастасия Васильевна подняла голову и пристально посмотрела на него. Так смотрела она в первый раз с той поры, как полюбила его, встретив его в далеком сибирском городке, — смотрела, как будто впервые по-настоящему изучая его.
Она хотела спросить, почему все эти годы он не писал ей, как собирается жить дальше, — и не спросила.
Стрешнев как будто не замечал ее состояния. Он коснулся ее холодной руки:
— Помнишь, Ася, мои любимые строчки?
Умрешь — начнешь опять сначала,—
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь…
— Прошлого не воротишь, Ася. С временем спорить бесполезно.
Стрешнев вздохнул и задумался.
Это была их последняя встреча. Он уезжал в тот же день.
Поезд уходил вечером. Они съездили посмотреть мечеть, памятник «Стерегущему», Дворцовую площадь. Говорили мало. Было ясно, что Стрешнев не хотел оставаться с нею наедине, да и она не стремилась к этому. Слишком велика была боль, чтобы рассказать о ней и последние минуты.
Она ехала с ним на вокзал, как но сне. По перрону ходили люди, разговаривали, смеялись. Она ничего не слышала, не замечала. Через три минуты он уедет навсегда.
— Виктор!
Стрешнев прижал ее голову к своей груди, поцеловал в лоб.
— Прощай, Ася! Не поминай лихом. Пусть каждый из нас найдет свое счастье.
Поезд ушел. Она осталась на перроне одна. Тускло горели фонари. В темном небе висел бледный рожок луны. На западе мерцала одинокая звезда.
Анастасия Васильевна брела по улицам, не вытирая слез. Встречные окидывали ее торопливо-любопытными взглядами и исчезали в толпе…
— Настенька! А, Настенька!
Анастасия Васильевна подняла затуманенные глаза на стоявшую на пороге мать.
— В который раз окликаю. В лес завтра поедешь? Когда будить?
— Не беспокойся, мама. Я встану сама.
Анастасия Васильевна потушила свет. За окном шумел лес, голые ветви рябины царапали ставни.
6
Чистенький паровозик, деловито попыхивая, ждал сигнала диспетчера, чтобы помчаться по рельсам, блестевшим от утреннего тумана. Узкие вагончики были битком набиты рабочими. Анастасия Васильевна проверила, все ли ее люди на месте. Все, кроме Парфенова. Опять проспал. Теперь будет караулить на лесобирже порожняк, чтобы добраться до делянки. Диспетчер уже поднял флажок, что-то крикнул машинисту, когда она увидела бегущего со всех ног помощника. Она крикнула диспетчеру, чтобы он подождал.
— Еще чего! — отозвался тот. — Вы пассажиры бесплатные, приходите вовремя.
Поезд медленно тронулся. Парфенов все же успел ухватиться за поручни последнего вагончика. Бухгалтер Коля уступил ему свое место.
— Мы все очень беспокоились, Гаврила Семенович. Боялись — опоздаете.
Парфенов угрюмо посмотрел на Колю и уткнулся в газету. Раньше он питал к Коле нечто вроде отеческого чувства. Коля жил один. Отец погиб в Отечественную войну, мать умерла в эвакуации. В партизанских боях с оккупантами Коля лишился руки. С приездом Анастасии Васильевны в Хирвилахти Парфенов лишил Колю своего покровительства: он посчитал прямой изменой служебное рвение бухгалтера при новом лесничем. «Я совсем не радуюсь, что вас сняли, Гаврила Семенович, — мягко возражал Коля, — но дело есть дело».
— Гаврила, с прибытием! — весело окрикнул Парфенова объездчик.
— Привет, — равнодушно бросил ему Парфенов и закрылся газетой.
Объездчик Василий Васильевич Рукавишников — крепкий и моложавый для своих шестидесяти лет — ехал в лес со своей женой, дородной женщиной лет пятидесяти, с румянцем во всю щеку. Одет объездчик был несколько щеголевато для своей профессии: суконные брюки, хромовые сапоги. Анастасия Васильевна дивилась: «Валентина Карповна едет с мужем?» Толстуха всегда отказывалась помогать в посеве, боялась, что постареет от тяжелой физической работы. Жили Рукавишниковы за пять километров от лесничества, в деревне Иоутсенярви, имели свою избу, корову, свиней, кур. Валентина Карповна, или Валюша, как называл ее муж и знакомые бабы, каждый день провожала мужа на работу, а если ему случалось дежурить в лесничестве, она оставалась в конторе и спала на скамье, одолжив у Коли подушку. Такое трогательное отношение к мужу вызывалось не чем иным, как ревностью. Рукавишников страдал от опеки жены, но стойко переносил свое подневольное положение, посмеивался и добродушно рассказывал всем, кому приходилось: «Смолоду не любила меня так Валюша. Девкой не ревновала, а тридцать годков прожила и хватилась. Пылу-жару в ней на семерых хватит. И откуда берется?» Жены своей он, однако, побаивался и старался внушить ей, что ее подозрения напрасны. Но Валентина Карповна имела основания быть бдительной в отношении верности своего супруга. На деревне поговаривали, что объездчик любил перекинуться острым словечком с вдовыми бабами.
Рукавишниковы имели двоих взрослых детей: сын заведовал метеорологической станцией в Беломорске, дочь работала в геологическом управлении в Петрозаводске.
— Колюшка, когда зарплата? — спросила Рукавишникова бухгалтера.
Коля ответил, что зарплату задерживает банк.
— Плохо об нас заботятся, — громко сказала Рукавишникова. — Леспромхоз платит своим без задержки тыщи, а у нас — копейки, да и те не вовремя. Тракторист Филиппыч женке на ладошку три тыщи в прошлом месяце положил. Денежки! Шел бы ты, Васенька, в леспромхоз. В лесничестве на сапоги не заработаешь. Изо дня в день — лес, неделя — и новые подметки.
— Валюша, перемени пластинку. — Рукавишников ласково похлопал жену
