– Нет, я просто говорю свое мнение, синьор Артем.
– А к чертям со своим мнением ты не хочешь пойти?
– Чертям на мнение честного человека наплевать. На то уж они и черти, синьор. Но, прошу прощения, я бы на вашем месте…
– На моем месте ты бы уже выгнал того, кто пристает со своими советами.
– Нет, я просто не хочу, чтобы вас схватили.. – Вот что они схватят! – И Незабудный сложил из своих толстых пальцев и сунул под нос старому массажисту фигу, по форме и объему смахивавшую на большую носатую карнавальную маску. Конечно, силы прежней у Артема Ивановича уже тогда не было. Дело выглядело рискованным. Да и сердце пошаливало, чего доброго, могло и сдать. Но былая богатырская удаль и прежнее неукротимое озорство, с которыми и сам он не мог часто справиться, вдруг пробудились снова в Незабудном и взяли свое. Он уже накануне побывал в Болонье, сходил в цирк, чтобы присмотреться к немецкому борцу, определить примерно на свой опытный глаз возможности противника, оценить его силы, подметить слабости.
И в воскресенье, когда Зеп Гегенхаммер назначил вечер «открытого ковра», то есть предложил бороться с ним любому желающему из публики, он неожиданно встал на галерке, где сидел в уголке, подняв воротник пальто, встал во весь свой гигантский рост, уперся затылком в потолочину купола. Снял шляпу, размотал шарф и опустил воротник пальто. И все увидели черную маску, закрывавшую его лицо и голову от шеи до макушки.
Цирк загудел, все стали подниматься, оборачиваясь, поглядывая наверх.
Но, когда он спустился по проходу амфитеатра и вышел на манеж, исполин в черной маске, зрители решили, что это очередной трюк, столь обычный для профессиональных чемпионатов. Видно, содержателю турнира надо было еще продлить чемпионат и чем-то привлечь публику.
Ну что же, спектакль так спектакль!.. Все лукаво перемигивались. Арбитр-австриец вышел на середину манежа навстречу Незабудному и предложил назвать себя, сообщить свое имя хотя бы жюри, гарантируя ему тайну, если только инкогнито маски не будет раскрыто Гегенхаммером, когда он положит неизвестного борца на обе лопатки и побежденный по правилам должен будет назвать себя публике.
– Смотрите, смотрите, как он здорово играет свою роль, ловкач! – говорили в публике.
– Оба они ловкачи, знаем мы эти номера.
Незабудный категорически отказался сообщить свою фамилию членам жюри и арбитру. В противном случае он не желал бороться. И, хорошо зная цирковую публику, он, решительно повернувшись, зашагал с манежа.
Но тут уж зрители, чувствуя, что дело идет всерьез, закричали, затопали, поддерживая его и требуя, чтобы жюри разрешило неизвестному борцу в маске бороться инкогнито.
Гегенхаммер, с независимым видом прогуливавшийся до этого по кругу манежа, небрежно поигрывавший мускулами, глянул на гигантскую фигуру таинственного соперника и несколько струхнул. Но делать было нечего. Надо было принимать вызов. Незабудный зашел за занавеску, отделявшую манеж от прохода к конюшням, разделся и вышел обратно на арену. И весь цирк – от стола жюри до последних верхних рядов галереи – ахнул от восторга, увидев еще сохранившиеся атлетические пропорции и грандиозные стати тела подлинного Геркулеса. Все было соразмерно в нем, все исполнено повелительной мощи и классической мужественной красоты. Все говорило о силе необыкновенной. Конечно, время прошлось по фигуре атлета, немножко размыло линии, но еще внушителен был рельеф мышц. Когда Незабудный повел плечами, легонько разминаясь, слегка тряхнул кистями рук, проступили под кожей могучие связки, напряглись, покатились, вздуваясь и опадая, бугры невообразимо громадных мускулов. Сила светилась, гасла и вспыхивала снова, перебирая сухожилия, играя в мышцах, как играет и переливается изнутри скрытым огнем хорошо отграненный камень.
Еще накануне Артем Иванович, съездив в Болонью и присмотревшись с галереи цирка к будущему своему противнику, определил кое-какие слабые стороны его. Заметил, например, не совсем разумную и неточную позицию в стойке, зато оценил большую силу грифа и короткой шеи Гегенхаммера. С «моста» его было не сломить. В партер лучше не переводить. Вернее было брать его в стойке на прием.
И теперь, сделав свой знаменитый захват, из которого никто пока еще не вырывался у Незабудного, он на двенадцатой минуте приемом через бедро бросил немецкого чемпиона на ковер и с рывка прижал его вплотную обеими лопатками к ковру, продержав в этом положении лишнюю минуту для верности, так как видел, что арбитр бегает вокруг, присаживается на корточки, ложится ничком, но не спешит дать решающий свисток. Но в конце концов арбитру пришлось свистнуть. И можно себе представить, как были довольны зрители и смущены устроители чемпионата.
– Да, представить себе даже нелегко, что это было, – рассказывал ночной гость. – Известно нам, Артем Иванович, что когда попробовал арбитр заставить вас назваться, так вы крикнули что-то вроде: «Пиши, троюродный батька Артема Незабудного, того самого, которого этот бурдюк с пивом тоже сроду не клал».
– Было дело!
Да, так и было. Отказавшись от приза, пренебрежительно швырнув деньги на стол жюри, Артем покинул тогда манеж. У выхода его пытались схватить эсэсовцы. Но публика, уже хлынувшая из всех галерей, не дала. Она уже окружила великана-атлета в черной маске. Люди подняли себе на плечи его колоссальную фигуру, оттеснили гитлеровцев, и Артем скрылся в темноте. Публика долго шумела возле цирка, довольная, что неизвестный борец так проучил развязного фашиста. А один из любителей тем временем отвез на своей машине Незабудного в Альфонсинэ.
– Тут вы затем допустили, конечно, одну ошибку, – продолжал свой рассказ гость. – Вам бы надо было немедленно покинуть свой город. А вы, видно, решили, что можете остаться неузнанным.
– Да нет, занемог я тогда после схватки, – сказал Артем. – Силы-то уже прежней не было, а все-таки, поймите, это напряжение! Он же меня лет на двадцать моложе был, этот колбасник.
Да, Артем совершил тогда оплошность. И уже на следующее утро к нему в Альфонсинэ явился один из болонских эсэсовских начальников, которого сопровождал плюгавенький менеджер. Он когда-то возил Артема по Европе с другими борцами и вчера, сидя в публике, разом узнал и хватку чемпиона чемпионов, и неповторимый прием, который назывался «захватом Незабудного» или «русскими клещами». Он и навел эсэсовцев на Артема. Чтобы замять скандал, происшедший накануне в цирке, скандал, о котором шумела вся Болонья, оккупационные власти теперь ставили перед Незабудным следующий ультиматум: русский атлет снова выходит под маской на матч-реванш со вчерашним противником в ложится под него на двадцатой минуте. Причем поражение должно быть полным не по очкам. Чистое одновременное туше обеими лопатками. Никаких там разноименных перекатов. В противном случае господин Незабудный будет отправлен в лагерь смерти. Оказавшись побежденным на двадцатой минуте, Незабудный должен по обычным правилам чемпионатов снять с себя маску и назваться полностью. Бежать бессмысленно, он взят под наблюдение. Дом оцеплен. Если завтра на манеже бывший русский чемпион изменит продиктованным ему условиям – штрафной лагерь Сент-Арнаджелло… А что это такое, господин Незабудный знает, надо полагать.
– Вот тут, по-видимому, – продолжал свой рассказ тяжело дышавшему Артему Ивановичу незнакомец, – тут он, верно, и увидел у вас на столе одну из ваших знаменитых призовых чаш «Могила гладиатора». И, должно быть, прихватил одну в качестве кубка завтрашнему победителю. И сказал при этом, что, во избежание каких-либо дальнейших недоразумений, вам придется подписать после поражения протокол и дарственную, передав кубок Гегенхаммеру… И тут вторая ошибка с вашей стороны! Не надо было ни в коем случае соглашаться. Силком больного они бы вас на манеж не притащили. Надо было врачей потребовать…
– Да ведь я бы его с любого приема мог бросить! – заволновался Артем, прервав рассказчика. – Неужели не верите?
– Да нет, конечно, верю! – успокоил его гость. – Если бы не верил, так не стал бы разговаривать с вами, сами посудите. Только вы немного мне должны помочь, если я не так что-нибудь себе представляю. Давайте по порядочку, по порядочку. По порядочку… Хорошо сказать – по порядочку! Речь шла сейчас о самой темной и мучительной тайне, подбиралась к самому больному.
– Так вот, – продолжал товарищ из Комитета ветеранов, – вы согласились тогда на условие.
– Да нет же! Ведь я и мысли не имел!.. – Артем Иванович стал приподниматься, опираясь на стул.
– Да вы сидите, не тревожьтесь, Артем Иванович. Нам же в основном все известно. Пришлось вам тогда подписать и выдать прохвосту справочку заранее примерно эдакую: «Подтверждаю, мол, настоящим, что вторичная встреча моя на ковре с господином Гегенхаммером была тогда-то и там-то проведена по моему вызову и на условиях, выработанных мною лично совместно с дирекцией цирка и представителями германского командования, в соответствии с чем я теперь и передаю победителю господину Гегенхаммеру, победившему меня в честной спортивной борьбе, как подарок и в знак своего поражения личный мой памятный кубок, известный под названием „Могила гладиатора“, в чем и расписываюсь». Верно?
