Прасковея деловито спросила:
— Значит, хозяйские убытки — на нас? На кого же всё-таки — на одних резалок или вместе и на рабочих?
Подрядчица так же деловито ответила:
— Раз все в одной артели, значит все должны и расплачиваться.
Прасковея строго оглянула всех и улыбнулась.
— Слышали, товарки? А вы, ребята? Согласны принять на себя хозяйские убытки?
Тут сразу началась такая суматоха, такой разразился гвалт, что ничего нельзя было понять. Тачковозы и солильщики орали, как на сходе, громче всех и все вместе. Они грозили кому-то кулаками, рвались вперёд с озлобленными лицами, а женщины кричали и на мужчин, и друг на друга.
Никто не заметил, как на плот прихлынули бондаря с Гришей и Харитоном впереди. Почувствовали их по хорошему запаху деревянной стружки. Гриша и Харитон продрались в середину, к Прасковее, и стали с ней озабоченно совещаться.
Кто-то из резалок с весёлой ненавистью крикнул:
— Удрала… глядите, удрала наша подрядчица! Опять к управляющему побежала. Со страху и шапчонка на ухо съехала.
В разных местах захохотали, а кто-то из мужчин лихо свистнул. Но Гриша сердито прикрикнул на них:
— Не валяйте дурака, люди! Эка, забаву себе нашли… Дело надо решать, а дело очень даже серьёзное. Всем и каждому придётся драться. Хоть мы, бондаря, и не от подрядчицы работаем, а пришли вот к вам на подмогу. Мы тоже решили вместе с вами работу бросить. Стойте крепко и от своего не отступайтесь. Управляющему некуда деться: или промысел закрывай, или нас ублаготвори. А дело наше правильное. В обиду себя давать нельзя.
Толпа одобрительно зашумела, но кто-то из мужчин ехидно крикнул:
— А кто бока будет подставлять? Ежели прогонят — куда с семейством пойдёшь? К волкам али помиру? Вам, холостым, Григорий, — с полагоря: бродяжить-то вам не привыкать стать.
Харитон, с хмурой усмешкой и горячими глазами, обрезал:
— Мы все такие же бродяги, как и ты: у нас одна судьба. А нам с Григорием и кой-кому из женщин придётся хуже всех, ежели вы струсите и от артели отобьётесь. Тут одна всем дорога — стеной стоять, как в кулачном бою. Бойцы-то сильны дружностью, а нет дружности — бойцам печёнки отбивают да рёбра ломают. Мы вот не боимся, чего бы там ни случилось, и сейчас вот… Видите, все распорядители сюда идут. Мы-то не уйдём, товарищей не бросим, а впереди станем. Крепко держитесь, как один, рука в руку, и сами увидите, что сила-то на нашей стороне. По одному нас легко раздавить, а перед большим народом у них душа в пятки уходит.
От конторы шёл управляющий. Он сутулился ещё больше, а лицо стало ещё острее и язвительнее. Веников удручённо глядел в землю, а Василиса, одряблевшая, бледная, бормотала что-то и грозила ему кулаком.
— На тачки их, чертей!.. — мстительно выкрикнула Галя, но на неё шикнула Прасковея.
Все заворошились, подтянулись, плотнее прижались; друг к другу и с тревожным ожиданием замолчали.
Управляющий остановился в пролёте, а подрядчица прошла немного вперёд и стала в стороне. Веников уныло застыл рядом с управляющим.
— Ну, так что же вы… решили бездельничать? — с притворным спокойствием спросил управляющий. — Побунтовать желаете? Кто же это вас надоумил?
Галя смело ответила:
— Госпожа наша подрядчица. Она на это ловкая.
Гриша крикнул на неё:
— Молчи! Не тебя тянут за язык.
Управляющий с усмешкой покосился на Гришу.
— Вот и бондаря на подмогу пришли. Это что же… подмётные листочки взбудоражили?
Гриша вежливо поправил его:
— Какие там листочки, господин управляющий! Тут зараза хлеще: и верблюды ревут, когда их дерут, а люди вольны и за себя постоять.
— Поэтому и ты со своей артелью работу бросил и привёл бондарей, чтобы баб подзудить? Опытный атаман.
— Неужели вы не знаете, управляющий, кто кого подзуживает? Побыли бы в нашей шкуре, почуяли бы хозяйские зубы.
Прасковея решительно, с гневной дрожью в голосе, потребовала:
— Перестаньте, управляющий, людей обсчитывать. Кровные деньги, через силу заработанные, мы не отдадим. Да за болезни пускай подрядчица не вычитает: по вашей же милости люди с ног валятся. Лечить их надо, а не добивать. Сами же вы людей с плота в гроб загоняете. Сколько сейчас в казарме резалок лежит? Ей, подрядчице-то, всё равно: сделали урок аль не сделали, абы клок мяса вырвать.
Оксана крикнула надрывно:
— Она человечиной питается: раньше в своём красном фонаре — девками, а сейчас — резалками. Напорется! Не кончится это добром…
— Ого! — рванулась к управляющему подрядчица. — Слышите, как они грозят? Они ещё с ножами на меня полезут. Без полиции не обойдётся.
— Не пугай! — вызывающе крикнула Галя. — Не испугаешь. У самой от страху глаза на лоб лезут.
И верно, подрядчица дрожала, как в ознобе, лицо посерело, а руки судорожно елозили по суконной шубке.
Управляющий оглядел толпу. Холодно, властно и угрожающе выпрямился.
— Ну, довольно! Принимайтесь за работу! Я пришёл к вам не шутки шутить. Будете дурака валять — все убытки на вас навалю.
Подрядчица злорадно засмеялась.
— Вот то-то!.. А то ишь бунт какой подняли! Смутьянов надо выгнать с плота да из казармы, а то от них житья не будет.
Она как будто обожгла людей: все оглушительно закричали, забушевали, замахали руками и с ненавистью в глазах рванулись к ней. Она с оторопью отскочила к управляющему. Гриша вышел вперед и поднял обе руки.
— Тише, народ!
Бондаря дружно, со смехом и шутками оттеснили толпу назад.
Громче всех кричала Галя:
— На тачку эту гадину! И управляющего с ней заодно!
Управляющий неожиданно усмехнулся и примирительно сказал:
— Хорошо! Начинайте работать! Ваши претензии я рассмотрю и завтра объявлю.
Прасковея повернулась к толпе и призывно крикнула:
— Слышите, товарки? Глядите, ребята. Управляющий зубы заговаривает — обмануть хочет. Пускай он сейчас ответ нам даёт.
Кузнец Игнат, засунув руки за нагрудник, пробасил простодушно:
— Куй железо, пока горячо. Моя баба совсем свалилась. Словами сталь не наваривают.
Оксана выбежала из толпы и, как безумная, бросилась с ножом и багорчиком к подрядчице.
— Мне силы нет терпеть… Душу мою эта гадюка истерзала…
Подрядчица, с ужасом в выпученных глазах, спряталась за спину управляющего, а Оксану подхватили под руки два бондаря и втиснули в толпу резалок.
— Всё равно я её зарежу!.. — хрипло кричала Оксана. — Всё равно нам вместе на земле не жить!..
Веников подошёл к управляющему, изнурённый и подавленный, и что-то начал говорить ему дрожащими губами. Но управляющий воткнул в него бешеные глаза:
— Вы кому служите — хозяину или бунтарям?
Прасковея махнула рукой и решительно скомандовала:
— По казармам, люди! Работать не будем… Пускай управляющий с подрядчицей сами с путиной справляются.
Потом всё произошло как-то нежданно-негаданно. Коренастый рабочий с чёрной бородой и злыми глазами выскочил из-за толпы с тачкой, к нему, подмигивая, подскочили двое парней, а к ним рванулась и Галя. Они подхватили подрядчицу и втиснули её в грязную тачку. Она истошно завопила, задохнулась и застыла с открытым ртом.
— Ну-у, ребята! Покатим стерву в прорву!
Резалки с хохотом и визгом кинулись за тачкой и зазвякали ножами и багорчиками. Кто-то пронзительно запел плясовую.
Выкатилась другая тачка, но управляющий, путаясь в полах шубы, пустился бежать к конторе. Шапка слетела с его головы, но он даже не обернулся и только кричал срывающимся голосом:
— Полиция! Полиция!
Кто-то из тачковозоз взвизгивал фистулой:
— Держи-и!.. Хватай его за пятки!
К тачке подошёл Веников и сказал:
— Везите и меня заодно.
Но молодой тачковоз добродушно мотнул головой.
— Нет, Влас Лексеич, от тебя отказываюсь: ты к рабочему человеку понятливый.
— Вот что, ребята, — предупредил Веников. — Слышите, резалки? Григорий, Прасковея! Уходите скорей по казармам или все по скамьям садитесь. Сейчас полиция набежит: управляющий вызвал. Хлестать будут фараоны направо и налево. Эх, Матвея Егорыча нет! Разве он допустил бы до этого безобразия!
Подрядчица голосила на тачке, дрягалась, порывалась встать, но её толкали обратно. Резалки смеялись. Управляющий скрылся в конторе.
На плот прибежал какой-то парень и что-то испуганно сказал Грише.
Гриша приложил ладони трубкой ко рту и закричал:
— Ребята, товарки, назад! Бросьте её к чорту вместе с тачкой! Полиция!
Тачковоз опрокинул тачку и накрыл ею Василису, а сам, не оглядываясь, пошёл обратно. Резалки тоже повернули назад. Они поминутно оборачивались и хохотали. Тачка колыхалась на подрядчице, как панцырь на черепахе. И когда Василиса вылезла из-под неё, растрёпанная, грязная, с улицы в ворота вбежали шестеро полицейских с нагайками в руках.
