— Начальник, Пётро Сергеич?… Кажись, вы?
Тот вскинул голову, удивился.
— Простите, не узнаю…
— Да Плотников я! Проводником с вами ходил. Еще тайменя стрелял под Каменной Рассохой… Пониже шиверы… Вы на блесну поймали…
Петр Сергеевич вспомнил.
Ослепительный золотой день «бабьего лета». Взятый у коллектора спиннинг и громадная стремительная рыба, вырывающая его из рук.
— Позвольте, так вы… Господи, позабыл имя…
— Иннокентий Савельев…
— Ну да, Иннокентий Савельич!.. Как же, помню! — воспоминания заставили его на мгновение оживиться, забывая о настоящем. — Вы еще убежавших лошадей нашли…
— Точно, было такое. От мошки в болото упороли… Ну, здравствуйте. Опять, значит, в наших краях? Поди, все железо ищете?
— Нашел! Нашел, Иннокентий Савельич! Хотел вот попросить товарищей помочь мне…
Он осекся.
— Ошибочка!.. — смущенно умеривая бас, вмешался в разговор старик Тимофей. — Ясно, товарищ. Катер тут у нас, так завтра попробуем катером сплыть до Стрелки. Вы извините, мы вас за беглых приняли. Такие у нас места, не горазд добрые люди встречаются… Эх, да вы, знатко, ужинать хотите? Сидор, навесь уху на огонь.
— Я очень устал, — тихо и успокоенно промолвил Петр Сергеевич. — У меня очень болят ноги. Я хочу только спать…
— Это мы мигом, товарищ! В каюте на барже вас устроим. Сидор, тащи из балагана подобрей доху… Идемте! Одежонка, видишь, у них! — виновато развел он руками, обращаясь к Плотникову. — Ошиблись…
Несколько человек, протягивая кисеты, окружили Фиксатого.
— Неловко получилось…
— Одежда — она действительно…
— Видать, поблудили в тайге…
Фиксатый степенно скрутил папиросу, прикурил от поданного огня и рукой размахал клуб дыма.
— Магнитная аномалия. Слыхали? Термин специальный такой. Это когда компас не помогает, потому что железа много. Не крутится компас.
— Эвон как! Что и говорить, без компаса в тайге никуда… — пособолезновал, судя по голосу, пожилой и наивный человек. Зато мальчишеский ломающийся тенорок опять занасмешничал:
— Вовсе не крутится, собака? А ты не загнул маленько?
Его одернули:
— Ладно тебе вязаться! Добро, что выбрались все же люди. Долго кружали?
— Долго. У начальника ноги мошка изъела. Изорвались все, погорели у костров. Хорошо, на избушку наткнулись, а там кое-какие тряпки нашлись. Что это за избушки такие попадают в тайге?
— Охотники рубят. С осени продукты завезут конями, самоловы наладят. У которых по две избушки в заводе, от одной до другой белковать зимой ходят. Чтобы как раз за день успеть.
— Я в одной даже самосаду нашел; видно, забыл хозяин.
— До новой охоты оставил, не тащить же назад в деревню. Это в которой же, далече отсюда?
— Далече. Километров сто будет… — легко соврал Фиксатый.
— Да… Досталось же тебе, парень!
Тот пожал плечами, сплюнул в костер.
— Такая работа — коллектор-практик. Еще и рюкзак с образцами приходится другой раз таскать. А как там у вас, братцы, уха?..
Покамест ночной гость ужинал, ему успели рассказать, что колхозники «Сибиряка» приплыли ломать камень для нового коровника. Все сюда с низовьев за камнем плавают, удобный он для построек, плитняк, да и к воде близко. Берег чуть ли не на три версты из такого вот камня сложен. Работы осталось дней на пять, чтобы полностью загрузить баржи.
— Трудновато в колхозе? — спросил Фиксатый, поддерживая беседу.
— Сам понимать должен: много ли годов прошло, как война кончилась? Работники еще не подросли, рук не хватает. Да и где она, парень, нетрудная-то работа?
— Если работа по душе, трудности нипочем! Вот, скажем, ваша геология, легко разве?
Фиксатый почему-то глубоко, хмуро вздохнул.
Вряд ли он видел, как перемигивались его собеседники. Не слышал и приглушенного разговора поодаль от костра:
— Как бы не попер чего этот «геолог». Птицу по полету видать…
— Глазами-то — зырк, зырк!
— Может, и из таких. Всякий народ в партиях попадается. Сезонники. С бору по сосенке набирают.
Старик, устраивавший на ночлег Петра Сергеевича, положил конец пересудам:
— Нечего сумлеваться, правильный человек. Он еще до войны здесь тайгу мерил. С ними Кешка Плотников за проводника ходил. Хвалит его Кешка.
Он говорил о Петре Сергеевиче, но это изменило и отношение к Фиксатому. Даже молодой насмешник принес ему ватник — положить в изголовье.
Катер, о котором вспоминали ночью, оказался довольно грязной и тесной посудиной. Бригадир дед Тимофей, обладатель рокочущего баса, смущенно кашлянул:
— Не теплоход, конечно… Но мотор на ём добрый стоит. Васька! — окликнул он моториста. — Смотри мне, чтобы не барахлил движок. Уплавишь товарищей до Стрелки, а то и через Енисей перевезешь — там тракт, доберутся сами. На обратном путе заверни домой, обскажешь все председателю. Не ругал бы после, что горючку стравили. Скажешь, такое дело!.. Ну, прощевайте, значит! Давай вам бог ко времени управиться… Петр Сергеевич медлил расторгать последнее рукопожатие с Плотниковым. Он боялся отпустить ладонь охотника, как утопающий — спасший от смерти обломок.
— Спасибо! Спасибо вам, бесценный вы человек!
Не понимая его горячности, Иннокентий смущенно опустил глаза.
— Не стоит благодарности, Пётро Сергеич. Ватник — ему девяносто рублей цена. Невелики деньги, носите на здоровье…
— Стой, Васька, не отпихивайся!.. Стой, говорю!.. — вдруг всполошился Тимофей. — Сидор, принеси из каюты мои новые бродни товарищу начальнику, больно у него обувка плоха… Да быстрей ты, бугай!..
— Когда снова к нам думаете? — полюбопытствовал Плотников.
Геолог уронил голову.
— Вряд ли… Вряд ли еще придется…
— Не зарекайтесь. Наши места присушливы…
— Два раза были, в третий не миновать! — подхватил Тимофей. — Да и тайги нехоженой у нас еще страсть сколь. Не железо — золото завсегда сыщешь, только поискать надоть!..
Упираясь шестом в борт баржи, моторист Васька и Фиксатый сдвинули катер, быстрое течение подхватило его. Васька нырнул в машинное отделение, мотор чихнул дважды и застучал ровно, певуче.
— С бого-ом!..
— До Стрелки махом долетим, дня за два успеть должны! — высунул из люка вихрастую голову моторист.
С баржи махали шапками.
Фиксатый уселся на палубе, обхватил колени руками и сцепил пальцы. Первый раз в жизни ему, вору, захотелось иметь профессию, которая открывала бы людские сердца. Тень прошлого стояла над ним, он думал о такой профессии, как об отмычке для всех замков: отомкнула же она вчера уже захлопнутую дверь на свободу! А может быть, только казалось ему, что так думает?
Геолог опирался грудью о низкую рубку катера, ветер путался у него в бороде. Он прикидывал, как будет составлять свое сообщение, обходясь без данных топографической съемки. Все остальное представлялось простым и ясным.
Думая каждый о своем, они изредка только перебрасывались фразами. Обыденные, равнодушные разговоры: пора перекусить, погода меняется, Васька здорово управляет катером. Только паузы между фразами были иногда чересчур долгими…
Васька не пожалел горючего — переплавил через Енисей, ходом проскочив Стрелку. Катерок мягко ткнулся штевнем в песок, его развернуло, прижало к берегу бортом — берег обрывался в глубину почти отвесно. Перепачканной в мазуте рукой моторист пригладил светлые вихры, скомандовал:
— Прибыли, товарищи геологи! Выгружайтесь…
— Благодарю! — с помощью Фиксатого Петр Сергеевич выбрался на берег, боясь замочить подаренную дедом Тимофеем обувь. — Еще раз передайте спасибо всем вашим, Вася. Особенно Плотникову и… э-э… запамятовал, знаете…
— Дедке Тимофею, что ли? Не за что, товарищ начальник: не для себя стараетесь. Счастливо добраться!
Фиксатый хотел оттолкнуть нос катера, но Васька заорал сердито: «Брось ты, винт поломаешь!» — и стал толкаться наметкой с кормы. Мотор послушно заработал, как только суденышко отвалило от берега.
Ковырнув носком сапога влажный песок и подождав, пока ямка наполнится водой, Фиксатый спросил, не поднимая глаз:
— Куда мы теперь?
— В Красноярск надо.
— Угу… Вы бы посидели здесь, Петр Сергеевич, а я какого-нибудь шофера замарьяжу… ну, уговорю, значит. Вырвалось…
Он оправил рыжие голенища когда-то щегольских своих сапог, собрав тугою гармошкой. Одернул телогрейку, закурил. Петр Сергеевич не обратил внимания на то, что руки его спутника, когда он сворачивал папиросу, вздрагивали.
— Идите, я подожду…
Но и Фиксатый, словно ожидая чего-то, медлил. Наконец, решительно отшвырнув окурок, полез на косогор берега.
Геолог не смог бы сказать, как скоро он возвратился. Не сказал бы и того, сколько времени тряслись они в кузове грузовика, зябко кутаясь в жесткий, тяжелый брезент. Кажется, пересаживались на другую машину, нагруженную пустыми железными бочками.
