Глухари на Самокатове токовали на крупных соснах и елях по островинам среди мохового болота с низкорослым корявым сосняком. Игорь повел товарища в южную часть тока чуть заметной стежкой, полузаросшей молодым мелким ельничком. Тропа то выскакивала на край леса к болоту, то пряталась за стеной старых огромных хвойных деревьев.
Шли охотники этой дорожкой с полкилометра на юг, а потом свернули вправо, в мох, и болотом перебрались на островок с несколькими десятками крупных сосен. Валерий остался здесь, а Игорь возвратился к кострам. Там он спустился в то же болото и перешел на остров метрах в трехстах от берега и чуть поюжнее.
Валерий сидел на толстой буреломине и слушал, как дрозды роняли свои задумчивые слова с вершин леса. То слышалось меланхоличное «Разбериссь-ка в жизни, разберисссь…», то вдруг дрозд бросал бодрый призыв: «Проведем! Проведем!», то предлагал куда-то «плыть, плыть, плыть».
И возгласы эти, хотя и слышался в них грустноватый оттенок, были полны весенним торжеством.
Охотник любовался угрюмой дикостью мохового болота, от которого, казалось ему, так и веет вечностью. И думал он о том, как подходит к суровым седым мхам могучий глухарь и его неожиданная, ни на что не похожая, ни с чем не сравнимая песня, шепчущая о далеких, далеких временах…
В безветрии ясного вечера необычайно звонко прозвучали трубы журавлей, грянувшие неподалеку… Другие протрубили где-то поодаль… откликнулись совсем далекие… А солнце уже ушло за лес, и сквозь кроны больших сосен яро багровел закат…
Вспомнился Валерию Агатов, шевельнулось благодарное чувство: «Как любезно было с его стороны пригласить на глухарей, на эту удивительную охоту, в такие чудные места!»
Шум громоздкого глухариного взлета прервал эти раздумья.
Валерий достал из кармана компас… И как будто нарочно, чтобы поточнее указать направление, глухарь громко переместился на другую сосну своей островины…
Стрелка компаса отметила: север.
Глухарь «прокашлялся», заявляя о своем намерении петь… и пока притих. Начало темнеть… Валерий, прикинув, что до глухаря далековато, песню не услышишь, спустился в болото и, стараясь, чтобы под ногами не чавкало, стал подвигаться на север… И вот донеслось: «Дэб!.. Дэб!.. Дэбэ… Дэбэ…» — и раскатилось дробью… Вот и скирканье слышно…
Валерий остановился и радостно слушал странные и влекущие звуки… Он не хотел подходить к глухарю: до темноты не успеешь, а потом попробуй-ка отступать! Как раз подшумишь! То ли дело рассвет!
К месту ночлега Михалев явился совсем уже ночью.
А там пылал небольшой, но яркий костерок и сидел на своей «лежанке» Игорь, спокойно покуривая.
— Ну, как? Слышали что-нибудь? — спросил он, поправляя огонь палкой.
— Да подлетел один, потом перелет сделал! А как пел! Как закатывал!
— А в какой стороне от вас?
— Прямо на север. Я по компасу засек!
— Так! — процедил сквозь зубы Игорь. — А у меня была посадка с юга. Выходит, мы одного и того же глухаря слышали.
— А другие, Игорь Андреевич, у вас не подлетали?
— Налетели еще два с другой стороны, так эти не певчие. А тот здорово пел. Я тоже его наслушался.
Михалев несколько расстроился.
— Неужели в самом деле у нас на двоих только один?
— Да вы не беспокойтесь. Вы гость, ну и глухарь ваш. Кстати, я же ведь убил нынешней весной…
Нет! Валерий наотрез отказался от такой жертвы. Произошел спор, «борьба великодуший», оба охотника уступали друг другу, и обоим, конечно, было жаль себя.
Игорь предложил кинуть жребий… Целая спичка — идти к этому глухарю, половинка — искать другого. Из Игорева кулака Валерий потянул конец покороче, по своей деликатности стремясь оставить выигрышную спичку товарищу. Но он ошибся: вытянул не половинку, а целую.
Агатов рассмеялся:
— Ну вот и сама судьба на стороне гостя. И она знает, что делает: уж я-то найду себе глухаря! Я на Самокатове, как дома!
Весенняя благодатная ночь молчала, словно прислушиваясь к возрождению жизни на земле. Мудро сияли яркие звезды в черном небе. Лес был полон обаятельным запахом оттаявшей земли, прели. Дышал озоном дотаивавший снег.
Охотники лежали на лапнике, прогретом теплом кострищ. Агатов заснул, а Михалев долго не задремывал, то поправляя огонь небольшого костра, то просто наслаждаясь звуками тихой весенней ночи.
Звенели в высоте крылья невидимых уток, несся в небе мягкий и торопливый, ровный шум куличьей стаи. Вновь и вновь гремели трубы журавлей в болотах…
Валерий стал дремать, но настоящего сна не было: конечно, мешала непривычная постель, а главное, будоражила весна, такая близкая и такая полная жизнью. Радостно слушал он густой шум елей под изредка набегавшим ветром. А когда из прошумевшей стаи упали стегающие посвисты водяных курочек, даже сердце замерло от восторженного удивления…
Волновала, конечно, и предстоящая заря с глухариной песней, с розовым рассветом, с трепетным подходом к глухарю: «А вдруг подшумлю, сгоню?..»
Валерий поправлял огонь, ложился и забывался в дремоте… Просыпаясь, он при отсветах потухающего костра или под лучом карманного фонарика беспокойно глядел на часы. Вот полночь… час… без четверти два… наконец, половина третьего… Михалев вдруг заметил, что сосны стали черно вырезываться на чуть посветлевшем небе… Захохотал в болоте куропат…
Проснулся и Агатов:
— Кажется, светает? Вам пора! Идите! А я полежу с четверть часика, покурю да и в поиск!
Михалев, посвечивая фонариком, нашел вчерашнюю тропу и зашагал по ней… Подумалось: приходится идти на глухаря, зная, что товарищ, как бы он ни был любезен, все же если и не завидует, то хоть немного досадует. Ну да не беда! Ведь Игорь здесь в самом деле дома — найдет он себе глухаря!
Шел Валерий приятно возбужденный и непривычностью леса в чуть наметившемся рассвете, и отрешенностью от, может быть, интересной, но все же утомляющей московской повседневности. А впереди — поющий глухарь!
Шел Валерий в предзоревых сумерках и все сбивался с заглохшей и заросшей старой тропки, вновь находил ее и вновь сбивался… Это раздражало. Время не ждет, глухарь, наверное, уж давно распелся, а тут теряются и теряются драгоценные минуты!.. Рассвет действительно не ждал, становилось все светлее.
В глубине души мелькнуло даже что-то вроде озлобления: мог бы Агатов немного проводить, указать путь прямиком; ведь, по его словам, глухарь поет совсем близко от костров. А тут изволь огибать огромный крюк — идешь, идешь на юг, а потом придется, сделав болотом дугу, поворачивать на север и немало еще брести совсем назад! Но Валерий успокаивал себя и не давал сердиться — времени еще хватит! Да вот она и заломленная рябинка — примета, что пора спускаться с тропы в болото.
Охотник шел по напитанным водою мхам, стараясь не шлепать и не чавкать ногами. Волей-неволей он двигался медленно, хотя охотничий пыл и подгонял: скорей, скорей!
Наконец пересек он островину, с которой слышал подлет, и вновь побрел болотом… И вот отчетливо донеслось щелканье… Вот щебечущее скирканье…
Раз-два-три — под песню три больших не то шага, не то прыжка. Теперь пусть плещет вода, пусть чавкает болото! ОН не услышит!
«…Дэб!.. Дэб!.. Дэбэ-дэбэ». И за раскатившейся дробью вон он, скрежещущий шепот: «Шиб-шиби, шиб-шиби-шиб шибиши».
Под скрежет опять шаг-другой-третий… И стойка!.. И вновь, и вновь прыжки-шаги, стойки…
А вокруг разгоралась утренняя жизнь: раскатисто хохотал куропат, трубили журавли, пела зорянка, где-то вдали уже высвистывал нетерпеливый дрозд, не пожелавший ждать полного рассвета… Болото осветилось мягким, неуверенным светом. Понизу еще лежала полутьма, но уже стало можно заранее разглядеть, как обогнуть валежину, за какими соснами прятаться… На светлеющем небе все резче очерчивались кроны сосен островины, где пел глухарь подряд — песню за песней, песню за песней. А вправо над лесом смело и задорно раскраснелась заря.
«До чего же хорошо!» — лишь мельком успел подумать Валерий. Где уж тут разглядывать красоту, когда так тебя и бросает вперед!
«…Дэб!.. Дэб!.. Дэбэ-дэбэ!..» — россыпь… скорее шаг-два-три — стойка… И еще, и еще, и еще…
Вот Валерий у самого острова, глухарь рядом… Под следующую песню надо уже выскакивать на сушу. Готовясь к броску, охотник напрягся, наклонился вперед!
«Дэбэ-дэбэ», — и россыпь… Вот оно! Шаг-два!..
Выстрел грянул впереди… И через секунду затрещали сучки под падающей тяжелой птицей… и удар о землю!
— Эй! Кто?.. — невольно вскрикнул Михалев и в тот же миг увидел шагающего к убитому глухарю высокого человека… Агатова!
