Феоктист Березовский - Бабьи тропы

И все говорили нам, что за товарищем Лениным идут трудящиеся всего мира. Ну, бабочки, значит, пойдем за ним и мы, белокудринцы.

Маланья хотела повернуться и идти к своему месту. Но остановилась, подумала и снова заговорила:

— Напоследок вот что скажу я вам, бабочки! Расскажу вроде сказки. Слышала я это от старых людей… Глухой, темный и непроходимый урман был в старину. Ни дорог, ни проселков не было, одни звериные тропы. Вот по этим-то тропам шли сюда первые наши поселенцы. Подолгу блуждали они в глухом и темном урмане. А чтобы совсем не заблудиться, шли и на деревьях зарубки топором зарубали. Так и подвигались вперед. Многие из поселенцев гибли от голода и от гнуса болотного. Многих зверь живьем на клочья рвал. Много на тех звериных тропах пролито человечьей крови и слез. Ну, все-таки люди вышли, куда им надо было. Покорили урман!.. Вот так и мы, бабы, испокон века блуждали по темным и глухим тропам: искали своего бабьего счастья; много пролили слез на этих бабьих тропах; надеялись на судьбу да на бога, а счастья своего так и не нашли. Не знали мы, бабы, где оно зарыто. Теперь знаем! Здесь, в Белокудрине, бабка Настасья указала нам небольшую тропку к нашему счастью. На этой тропе пролита и наша, бабья кровь. Пролита кровь бабки Настасьи. Зато вышли мы, бабы, на широкую дорогу — на большак!

Говорила Маланья с передышкой, все больше и больше волнуясь и возбуждаясь:

— Теперь надо нам, бабам, самим во всякое дело входить. Чтобы вместе с мужиками в Совет войти… вместе с ними Советскую власть налаживать… и других баб в это дело втягивать. Везде чтобы бабы были. Хлебнули ведь мы… вдоволь!..

Заканчивала свою речь Маланья бледная, взволнованная. По лицу ее катились и слезы, и градинки пота.

— Бабочки! Много горя было у нас… и много слез мы пролили… И кровь-то не просохла еще в нашей деревне. И везде, где мы проезжали, — везде торчат обгорелые столбы от жилья да трубы от печей. Ну, все это позади. Впереди будет счастье и для нас — для баб.

Только не забывайте пролитой крови наших мужиков, не забывайте бабку Настасью. Крепче беритесь за руки с мужиками. Вместе с ними пойдем за рабочим народом и вместе с ними станем строить нашу новую жизнь!..

Дед Степан, все время молчавший на председательском месте, при последних словах Маланьи вскочил на ноги и, перебивая ее, крикнул:

— Все это ладно, Маланьюшка! Вот это подходяще сказала!

А Павел Ширяев и Параська, жена его, подбежали с обеих сторон к Маланье и, хватая ее за руки, перебивая друг друга, восторженно закричали:

— Да здравствует член уездно-городского исполкома товарищ Маланья!

— Да здравствуют женщины!

Панфил подхватил:

— Ура!

И по всем комнатам дружно загремело:

— Ур-ра-а-а-а!

Бабы обливались слезами. Но не замечали они своих неожиданно хлынувших слез. И вместе с мужиками восторженно кричали:

— Ура-а-а!.. Ура-а-а!..

И чем больше кричали бабы, тем улыбчивее делались их лица, тем обильнее катились из глаз их крупные слезы. Это были слезы радости. Впервые почувствовали бабы свое подлинное освобождение от тысячелетней тьмы, от тысячелетнего угнетения.

Л. Сейфуллина. Памятное пятилетие. «Сибирские огни», 1927, №1, стр. 218.

Подлинники писем хранятся в личном архиве писателя Ф. И. Тихменева (Томск).

Лестовка — кожаный ремешок с переборками, по которым раскольники отсчитывают молитвы.

Сдобными голяшками в старину сибиряки называли в шутку гражданских чиновников и интеллигентов.