— А я, брат, из отпуска, из Москвы, — сообщил Гурилев, выслушав Алексея. — Два месяца отдыхал под родимой крышей. Со всей семьей. А ты один?
— Семью оставил пока у отца, неизвестно еще, как будет с квартирой.
— Тебе-то еще ломать голову над этой задачей! — захохотал Гурилев. — Половину города, поди, выстроил. Слушай, а где Иванка? Я что-то давно о нем не слышу.
— Он подался в военные, старший лейтенант. Во, брат, как!
— Скажи ты на милость! — изумлялся Гурилев. — Вот уж не подумал бы, что Иванка станет офицером! Такой мирный парнишка был…
— Как там, в Комсомольске, что нового за эти два года? — спрашивал Самородов.
— Растет наш город, на виду растет. Ты его теперь и не узнаешь! Целые кварталы пятиэтажных домов. А Дворец культуры такой, что и в Москве не сыщешь. Ничуть не хуже, чем Большой театр.
— Ребята наши как?
— Каргополов еще при тебе, кажется, стал заместителем председателя горисполкома? Ну, так он и сейчас там. Жернаков на Амурстальстрое прорабом у Вани Сидоренко. Наш Захарка закончил строительный институт, сейчас работает над дипломным проектом. Ну, а аз, грешный, заведую гаражом комбината. Паря, двести машин в моем хозяйстве, авторемонтный цех. Приходится шибко вертеться!
Теплоход между тем уже миновал Верхнюю Эконь. Показались гигантские корпуса мехкомбината, громада ТЭЦ, высокая, словно отшнурованная, линия крыш жилых кварталов города, над всем этим, несколько левее, в небо уперлась парашютная вышка. А на переднем плане, там, где по прибрежному взгорку протянулась серая цепочка изб старого Пермского, на воде образовался как бы плавучий городок — десятки барж, пароходов, катеров, дебаркадеры, огромная погрузочная эстакада.
— Как все изменилось, как изменилось! — с тихим восторгом повторял Алексей.
На палубе становилось людно. Рядом с Самородовым и Гурилевым, облокотившись на перила, пристроился высокий, уже немолодой человек в широкополой серой шляпе и шелковой белой сорочке с отложным воротником. Он, видимо, прислушивался к разговору Самородова с Гурилевым.
— Прошу прощения! Если я не ошибаюсь, передо мной едва ли не первооснователи Комсомольска? — спросил он, улыбаясь одними глазами — умными, проницательными, завешанными тучами бровей.
— По-моему, нет, не ошибаетесь! — в обычной своей шутливой манере ответил Гурилев. — Как, Алексей, можем мы считаться таковыми?
Самородов засмеялся, потом серьезно сказал незнакомцу:
— Да, мы его с самого начала строили.
— Очень приятно, счастлив познакомиться: Валериан Александрович, главный архитектор генерального проекта Комсомольска. Не ругаете меня за планировку города?
— Что же, планировка хорошая, — ответил Самородов.
— Набережную вот только не застраиваем, — заметил Гурилев. — Издали город как город, а пристает пароход к дебаркадеру — и перед тобой деревенские лачуги на первом плане. Все впечатление портят.
— Понимаю, понимаю вас, дорогой, — согласился архитектор, — так сказать, фасада нет. Но это уже не от меня зависит. В проекте он разработан.
Теплоход басовито прогудел и стал разворачиваться против течения, направляясь к дебаркадеру. В толпе встречающих знакомые лица: Каргополов, Лева Качаев, тот самый, что девять лет назад в первые дни высадки был «отделом кадров» и посылал бригаду Самородова на Силинку сплавлять лес. Качаев все такой же улыбчивый, румяный здоровяк, только чуть раздался вширь, да русая шевелюра поредела, оголив глубокие пролысины на лбу.
— Братцы! Здорово были! — кричал Мишка, махая им руками. — Не вижу оркестра!
— Маленько запаздывает, — смеялся в ответ Лева Качаев. — А там, кажется, Алешка? С приездом, Алексей! — Он махал рукой.
Каргополов в ответ сжимал над головой ладони.
— Ну что, с окончанием, Алеша? — спрашивал Каргополов, крепко пожимая руку Самородову.
— Спасибо. Диплом в кармане. Вы тут не с машиной?
— С машиной, — отвечал Качаев. — Встречаем главного архитектора проекта — из Москвы товарищ едет, только не знаем, какой он из себя. Я ведь теперь знаешь кто? — многозначительно спросил он. — Архи-тек-тор! Городской архитектор, паря!
— Поздравляю, Лева! А гостя я сейчас покажу. За это вы отвезете меня в гостиницу.
— Зачем тебе в гостиницу, Алексей? — возразил Каргополов. — Поживешь с недельку у меня, квартира просторная. А там дадим тебе жилье. Кстати, строители сдают сейчас два новых дома в центре города, так что выберешь квартиру по вкусу.
Самородов разглядел в толпе Валериана Александровича, нагруженного чемоданом и длинными рулонами бумаг. Каргополов и Качаев представились ему, освободили от ноши. С трудом протискавшись в толпе, они двинулись на набережную.
— Н-да, — произнес Валериан Александрович, когда они вышли на взгорок. — Вид действительно не впечатляющий…
— Не это главное для нас на сегодня, Валериан Александрович, — заметил Каргополов. — Застраиваем кварталы, близко расположенные к заводам и к центру.
— А кроме того, — добавил Качаев, — эта территория еще не определена в перспективе. Дело в том, что сейчас от Пивани на восток строится железная дорога, которая свяжет Хабаровск с Советской Гаванью через Комсомольск. И для нас пока не ясно, будет ли через Амур построен железнодорожный мост или переправу будем осуществлять с помощью паромов.
— В моем проекте задан мост, — сказал архитектор.
— Сейчас правительство, кажется, запретило строить мост. Трудные грунты.
К ним бесшумно подкатил длинный черный лимузин.
— В гостиницу пока? — спросил Каргополов, открывая дверцу перед гостем.
— А знаете, друзья, не могли бы вы мне сделать такое одолжение, — перед тем как сесть в машину, обратился архитектор, — ну, скажем, сделать небольшой крюк, провезти по городу? Я так давно и с таким волнением ждал встречи с Комсомольском, что не найду себе покоя, пока не увижу.
— С удовольствием, Валериан Александрович! — воскликнул Каргополов. — Сегодня все равно воскресенье. Тебя, Алексей, отвезти домой или прокатишься с нами? — спросил он Самородова.
— Что за вопрос! — воскликнул тот. — Два года не видел родных мест, конечно, поеду с вами.
— Ну что, начнем с главной нашей магистрали — Кировской? — спросил Каргополов, когда Валериан Александрович уселся рядом с шофером.
— Да, конечно, — согласился архитектор, — ведь это пока главная линия в плане.
Лимузин проскочил между избами Пермского и помчался по пустырю, как и прежде, еще занятому огородами. И вот он, Комсомольск: громады домов — прямо, громады заводских корпусов — справа, пестрота рубленых поселков на равнине — слева.
— И это все было занято сплошной тайгой? — спрашивал архитектор, напряженно вглядываясь в панораму города.
— Конечно, такой же, как везде — лиственница и березняк, — отвечал Качаев, — а на полянах — болота. Некоторые низины и сейчас еще заболачиваются в дождливую погоду. Еще не везде действуют ливневые трубопроводы.
— Да-а, — думал вслух Валериан Александрович. — Города-богатыри, как и люди-богатыри, рождаются и растут трудно. Говорит же народное предание, будто Илья Муромец до тридцати лет не мог ходить, пролежал на печи. А вашему богатырю только девять лет.
— Но он уже «ходит»!
Московский гость промолчал. Он вертел головой вправо, влево, иногда пристально вглядывался в какой-нибудь дом, весь подавшись вперед. Каргополов наблюдал за его лицом и замечал, что архитектор чем-то недоволен. Словно почувствовав его немой вопрос, Валериан Александрович обернулся и сказал:
— Как проигрывает дом, улица, квартал, когда в деталях не завершена мысль архитектора! Взять вот эту улицу пятиэтажных каменных зданий…
— Эта улица называется Пионерской, — сообщил Качаев.
— Спасибо, — не без иронии ответил Валериан Александрович. — Так вот, я сам делал планировку этого ансамбля. Он скромен, строг, как видите, но высота зданий в небольшой низинке сообщает ему красоту. В проекте это подчеркивается расположением линий и плоскостей, цветами красок и окружающей планировки. Всего этого нет пока, стены не оштукатурены, даже нет асфальта. Поэтому ансамбль выглядит как грубый черновой набросок.
Некоторое время ему никто не отвечал. Нелегко и не просто им, практикам-строителям, осмыслить все тонкости архитектурного искусства. Наконец Качаев робко возразил:
— Видите ли, Валериан Александрович, на штукатурку, на покраску домов и на планировку местности нужны дополнительные средства и строительные материалы. А нам дорога каждая копеечка, каждый килограмм цемента, каждая пара рабочих рук! Крыша над головой — вот что прежде всего необходимо!
— Я вас понимаю, конечно, — согласился гость. — Но эстетика, мой дорогой!
