— Курс, по порядку номеров рассчитайсь! — А затем, помолчав, резко выкрикнул: «Отбой!» — и сам закатился громким смехом. Смеялся до слез и я.
Часы отсчитывали свое, Степан не забывал о сказанном: к одиннадцати нужно было явиться в школу и сдать увольнительную.
— Пора, — сказал он и, надев шинель, бросил с порога: «Спасибо, мамуленька», — вышел на улицу.
Был одиннадцатый час вечера, в нашем переулке пустынно, и мы с тротуара сошли на мостовую. На трамвайной остановке нас ожидал сюрприз. Там стояла Ленка. Давно я не видел эту маленькую, быструю, как юла, с торчащими косичками девчонку. Увидев меня и Степана, она подошла игривой походкой и нарочито громко произнесла:
— Товарищ милиционер, вы, конечно, не Леша, — а сама, поджав губу и еле сдерживая улыбку, лукаво сверкнула глазами.
— Ленка, брось дурить, не будь такой злопамятной, — не выдержал я.
— Ага, заело, товарищ милиционер, — смеясь и злорадствуя, произнесла она, — а то, подумаешь, — гражданочка, гражданочка, я вас не знаю, вы, наверное, ошиблись.
Степан сначала остановился и в недоумении посмотрел на Ленку, а потом, видимо, поняв, в чем дело, стал с интересом следить за нами. Этой игре положил конец подошедший трамвай, и я, едва успев познакомить их, посадил обоих в тронувшийся вагон.
* * *
Утром в воскресенье я проснулся поздно. Мать уже ушла на базар, и я, не вставая с кровати, дотянулся до приемника рукой и настраивал его до тех пор, пока в хаосе эфирного шума не поймал скрипичную музыку. Музыка понравилась, и я приготовился слушать ее, но почувствовал, что в комнату кто-то вошел и встал за моей спиной. Я резко обернулся. Это был Криворук.
— Ну, здорово, курсант. — Он протянул мне руку. — Узнаешь?
— Узнал, — я привстал и поздоровался с ним.
— А я, понимаешь, уже четвертый раз прихожу, — продолжал он. — Да все зря. Занятый ты человек. Ясное дело — служба. А вот сегодня, думаю, наверняка будет дома, и не ошибся. Подхожу к калитке, слышу: трещит приемник — значит, здесь. Стучу — никто не отвечает, ну, я и вошел, — продолжал он, как бы извиняясь за столь неожиданное свое появление.
— Дело к тебе есть, разговор один, — и он, взяв стул, сел возле изголовья. Его большие, загрубевшие руки как-то неуверенно легли на колени. Сам он, хотя и улыбался, но, видимо, волновался. Его волнение постепенно передалось и мне. «Чего хочет этот человек?» — вглядывался я в широкое скуластое лицо, с которого постепенно исчезла улыбка. Затем лицо его стало злым, глаза сузились, на скулах забегали желваки, подбородок резко выдался вперед.
— Сволочь, сволочь! — сквозь зубы, со злобой, произнес он. — Ходит, дрожит, — и он кивнул головой в сторону окна, где в этот момент прошел Семка. — Есть за что, — делая ударение на каждом слоге, произнес он. И затем, выпрямившись на стуле, как бы сбрасывая с себя тяжелый, давивший ело груз, поглядел в мою сторону, уже более спокойным тоном произнес:
— Пришел я сегодня к тебе неспроста и думаю, не откажешь. Выслушаешь? Всю душу воротит, а сказать некому. А ты наш, ты из рабочих, тебе сказать можно. Ведь я не зря в тот вечер Семке бока ломал, он, если хочешь знать, большего заслужил за свое паскудное дело. Он моими руками расправился с одним человеком, а я за это шестью годами жизни поплатился.
Слушая Криворука, я во всех деталях вспомнил тот вечер. Мне еще тогда показалось странным поведение Криворука и его намек о каком-то деле с Семкой.
А он тем временем рассказывал:
— Мы с Семкой когда-то были корешами — тьфу, — сплюнул он, — противно вспоминать. Он был закройщиком на обувной фабрике, а я там слесарил. Знаешь, дело молодое, когда после работы пивком побалуешься, когда на танцы сходишь. Одному негоже, вот я нет-нет да с Семкой и ходил. Так, чтобы в большой дружбе — этого не было, конечно. Ходили мы с ним вместе не очень часто, но когда, бывало, пойдешь в парк или в кино, он всегда пару-тройку кружек пива заказывал и старался расплатиться сам. На мои возражения против этого он говорил: «Не беспокойся, мне маманя подкинула, так что пей на здоровье». — Маманя, маманя, — зло повторил Криворук, — маманя его подкинет, держи в обе руки. Знаем мы эту знахарку, чертову колдунью.
Действительно, о тетке Акулине шел слух на заводе, что она потихоньку занимается знахарством.
— Но тогда я в это слепо верил, верил, что он человек, — продолжал Криворук. — А деньжонки-то эти, фактически, плыли не от мамани, а с обувной, откуда Семка таскал кожу и сдавал это добро Махмудчику. Ох, попадись мне сейчас этот Король, я из него блин сделаю...
— Король? — вдруг с удивлением вырвалось у меня.
— Да, был такой один фокусник, мастер за счет чужих прокатиться. Семкин дружок, только негодяй рангом повыше, понаглее его. Семка — это мокрица ползучая. А как они меня окрутили, — и Криворук, полузакрыв глаза, покачал головой. (Видно, ему было тяжело вспоминать прошедшее.) — Семкина лавочка должна была захлопнуться, его на коже прихватил наш молодой мастер, парнишка, только что пришедший к нам со студенческой скамьи. И тут, видите ли, я нашелся — «герой». Поверил за кружкой пива словам Семки и Махмуда, что этот парнишка у Семки его девушку отбивает. Как же тут было не заступиться. Тогда же они мне и показали какой дорогой этот мастер с ночной смены домой возвращается.
В тот же вечер я и совершил свое гнусное дело — разбил честному парню голову. Ни за что, ни про что разбил. Теперь-то он уже поправился давно, а я по сегодняшний день болею. И никому не понять моей болезни. Когда забрали меня в милицию, Семка передал записку, что они выручат меня. Выручили, шесть лет, ни меньше, ни больше... паскудники, — со злостью произнес он.
— Еще до суда я понял, что никакой девушки тут не было, — продолжал он. — А когда до меня дошло, что я пошел на подставку, то меня никто и слушать не хотел. «Не крути», — говорил Васютин — следователь такой был в десятом отделении. «Не крути, Криворук, вину на других не сваливай. Ты грабитель и бандит». Так и загремел я, — покачал головой Криворук. — А этот тут же тихохонько уволился с фабрики, вот теперь к вам на завод пристроился. Но чует мое сердце, что и здесь он золотую жилку нашел. Этот человек жить иначе не может.
Так что, курсант, вся душа моя для тебя нараспашку. Вижу я, что ты честный парень, может быть, еще в юриспруденции не опытный, но честный, а это самое главное. Помоги мне найти правду, помоги, курсант, — тихо произнес он последние слова. — Я не хочу мести, а справедливости. Я хочу, чтобы Семка и Король получили то, чего они заслужили, а по ним параша давно плачет.
Второй раз произнес Криворук эту кличку, второй раз я не мог спокойно воспринимать ее. «А может быть, это тот самый Король, — мгновенно мелькнула мысль. — Тот самый, что был у Люськи Королевой». Не подав виду, что это меня заинтересовало, я попросил Криворука попытаться найти Короля в Ташкенте, где он сейчас и чем занимается.
— А Семку вы пока не трогайте, — обратился я к Криворуку. — Он нам без Короля не нужен.
— Все сделаю, что скажешь, — радостно воскликнул Криворук, привстав со стула. — А я то думал, что ты за это не возьмешься. До встречи, курсант, — и Криворук, широко улыбнувшись, направился к двери.
— До встречи в субботу, — уже вслед ему крикнул я.
Первый день наступившей недели для нас начинался несколько необычно. Сразу после завтрака, вместо классных занятий, нас повели в актовый зал.
— Кино будут показывать, — увидев аппаратуру, съязвил Степка.
— Держи карман шире, комедию покажут, — поддел его кто-то из ребят.
Но шутить дальше не пришлось. В зал, в сопровождении Мирного, вошли двое в штатском. В одном из них я сразу же узнал того самого капитана, который ночью после патрулирования приходил к нам в казарму за своей шинелью.
— Что-то случилось, — шепнул сидевший рядом Вадим. Но ответить я не успел.
— Товарищи курсанты! — как всегда без предисловий заговорил Мирный. — Сегодня наш курс, вместо занятий по автоделу, которые переносятся на пятницу, будет согласно расписанию пятницы заниматься розыском преступников по словесному портрету. Но сегодня условности в сторону, — медленно и чеканя каждое слово произнес Мирный. — Никаких условных преступников, никаких вымышленных лиц. Сегодня мы займемся розыском реальных преступников, матерых преступников — братьев Махмудовых. Они две недели тому назад совершили разбойное нападение на курсанта Алимова. И оценит ваши действия сегодня не преподаватель, а сама жизнь и ваш товарищ, который и сейчас еще находится в больнице. В курс дела вас введет капитан Киреев — начальник уголовного розыска отделения милиции, — и Мирный представил нам знакомого мне капитана.
— К сожалению, товарищи курсанты, — начал капитан, — мы на сегодняшний день не успели задержать основных участников этого преступления, ибо они, по имеющимся у нас данным, выехали за пределы Ташкента. Но вот буквально вчера вечером нам стало известно, что они появились в городе. Сейчас я вам кое-что расскажу о них: это братья Махмудовы, дети бывшего старогородского ишана Махмуда. Отец их давно в гостях у аллаха, а вот его сынки, растленные безделием и воспитанные на презрении к простому народу, живут тунеядцами.