Мой зять украл машину дров!*
Веня Зяблицкий, маленький человек, нервный, стремительный, крупно поскандалил дома с женой и тещей.
Веня приезжает из рейса и обнаруживает, что деньги, которые копились ему на кожаное пальто, жена Соня все ухайдакала себе на шубу из искусственного каракуля. Соня объяснила так:
– Понимаешь, выбросили – все стали хватать… Ну, я подумала, подумала – и тоже взяла. Ничего, Вень?
– Взяла? – Веня зло сморщился. – Хорошо хоть сперва подумала, потом уж взяла. – Венина мечта – когда-нибудь надеть кожанку и пройтись в выходной день по селу в ней нараспашку – отодвинулась далеко. – Спасибо. Подумала о муже… твою мать-то.
– Чего ты?
– Ничего, все нормально. Спасибо, говорю.
– Чего лаешься-то?
– Кто лается? Я говорю, все нормально! Ты же вон какая оборванная ходишь, надо, конечно, шубу… Вы же без шубы не можете. Как это вам без шубы можно!.. Дармоеды.
Соня, круглолицая, толстомясая, побежала к матери жаловаться.
– Мам, ты гляди-ка, что он вытворяет – за шубу-то начал обзывать по-всякому! – Соне тридцать уже, а она все, как маленькая, бегала к маме жаловаться. – Дармоеды, говорит!
Из горницы вышла теща, тоже круглолицая, шестидесятилетняя, крепкая здоровьем, крепкая нравом, взглядом на жизнь, – вообще вся очень крепкая.
– Ты что это, Вениамин? – сказала она с укоризной. – Другой бы муж радовался…
– А я радуюсь! Я до того рад, что хоть впору заголиться да улочки две дать по селу – от радости.
– Если недопонимаешь, то слушай, что говорят! – повысила голос теща. – Красивая, нарядная жена украшает мужа. А уж тебе-то надо об этом подумать – не красавец.
Веня в самом деле не был красавцем (маловат ростом, худой, белобрысый… И вдобавок хромой: подростком был прицепщиком, задремал ночью на прицепе, свалился в борозду, и его шаркнуло плугом по ноге), и когда ему напоминали об этом – что не красавец, – Веню трясло от негодования.
– Ну да, вы-то, конечно, понимаете, как надо украшать людей! Вы уж двух украсили… – И тесть Вени, и бывший муж Сони – сидели. Тесть – за растрату, муж Сони – за пьяную драку. Слушок по селу ходил – Лизавета Васильевна, теща, помогла посадить и мужа, и зятя.
– Молчать! – строго осадила Лизавета Васильевна. – А то договоришься у меня!.. Молокосос. Сопляк.
Веня взмыл над землей от ярости… И сверху, с высоты, скружил ястребом на тещу.
– А ты чего это голос-то повышаешь?! Ты чего тут голос-то повышаешь?! Курва старая…
Соня еще не поняла, что за это можно сажать. Она только очень обиделась за мать.
– Ох, молодой!.. – воскликнула она. – Да тебе двадцать восемь, а от тебя уж козлиным потом пахнет.
Теща, напротив, поняла, что за это уже можно сажать.
– Так… Как ты сказал? Курва? Хорошо! Курва?.. Хорошо. При свидетелях. – Она побежала в горницу – писать заявление в милицию. – Ты у меня получишь за курву! – громко, с дрожью в голосе говорила она оттуда. – Ты у меня получишь!..
– Давай, давай, пиши, тебе не привыкать. – Веня слегка струсил вообще-то. Черт ее знает, она со всем районным начальством в знакомстве. – Тебе посадить человека – раз плюнуть.
– Я первые колхозы создавала, а ты мне – курва! – громко закричала теща, появляясь в дверях.
– А про меня в газете писали, что я, хромой, – на машине работаю! – тоже закричал Веня. И постучал себя в грудь кулаком. – У меня пятнадцать лет трудового стажу!
– Ничего, он тебе там пригодится.
Веню опять взорвало, он забыл страх.
– Где это там?! Где там-то, курва? Ты сперва посади!.. Потом уж я буду думать, где мне пригодится, а где не пригодится. Сажалка…
– Поса-адим, – опять с дрожью в голосе пообещала теща. И ушла писать заявление. Но тотчас опять вернулась и закричала: – Ты машину дров привез?! Ты где ее взял?! Где взял?!
– Тебя же согревать привез…
– Где взял?! – изо всех сил кричала Лизавета Васильевна.
– Купил!
– На какие деньги? Ты всю получку домой отдал! Ты их в государственном лесу бесплатно нарубил! Ты машину дров украл!
– Ладно, допустим. А чего же ты сразу не заявила? Чего ж ты – жгла эти дрова и помалкивала?
– Я только сейчас это поняла – с кем мы живем под одной крышей.
– Э-э… завиляла хвостом-то. Если уж садиться, так вместе сядем: я своровал, а ты пользовалась ворованным. Мне – три года, тебе – полтора, как минимум. Вот так. Мы тоже законы знаем.
– Не-ет, ты их еще пока не знаешь!.. Вот посидишь там, тогда узнаешь.
Теща в самом деле ездила с заявлением в район, в милицию. Но про машину дров, как видно, не сказала. Ей там посоветовали обратиться с жалобой в дирекцию совхоза, так как налицо пока что домашняя склока, не больше. Нельзя же, в самом деле, сразу, по первому же заявлению, привлекать человека к уголовной ответственности. Вот если это повторится и если он будет в пьяном виде… Лизавета Васильевна помчалась в дирекцию.
Веню вызвали.
Перед заместителем директора, молодым еще человеком, которого Веня уважал за молодость и за башковитость, лежало заявление тещи.
– Ну, что там у вас случилось? Жалуются вот…
– Жалуются!.. Сами одетые, как эти… все есть! – стал честно рассказывать Веня. – А у меня – вот что на мне, то и все тут. Хотел раз в жизни кожан купить за сто шестьдесят рублей, накопили, а она себе взяла шубку купила. А у самой зимнее пальто есть хорошее.
– Ну, а обзывался-то зачем? Матерился-то зачем?
– Тут любого злость возьмет! Копил, копил, елки зеленые!.. После бани четвертинку жадничал выпить, а она взяла шубу купила! И, главное, пальто же есть! Если бы хоть не было, а то ведь пальто есть! А чего она тут пишет?
– Да пишет… много пишет.
Тут-то понял Веня, что про машину дров теща умолчала.
– Пишет, что она коллективизацию делала?
– Ну, пишет… Ты все-таки это… не надо – пожилой человек… Ну, купила! Она же тоже работает, жена-то.
– Она шестьдесят рублей приносит, в тепле посиживает, а я, самое малое, сто двадцать – выше нормы вкалываю. Да мне не жалко! Но хоть один-то раз надо же и мне тоже чего-нибудь взять! Они бы хоть носили! А то купят – и в сундук. А тут… на люди стыд показываться.
Замдиректора не знал, что делать. Он верил: Венина правда – вся тут.
– Все равно не надо, Вениамин. Ведь этим же ничего не докажешь. Поговори с женой… Что она? Поймет же она – молодая женщина…
– Да она-то что!.. Она голоса не имеет. Там эта вот, – Веня кивнул на заявление, – всем заправляет.
В общем, поговорили в таком духе, и Веня вышел из конторы с легкой душой. Но обида и злость на тещу не убавились, нет.
«Вот же ж тварь, – думал он, – посадит и глазом не моргнет. Сколько злости в человеке! Всю жизнь жила и всю жизнь злилась. Курва… На кой черт тогда и родиться такой?»
Тут встретился ему – не то что дружок – хороший товарищ, Колька Волобуев.
– Чего такой? – Колька как-то странно всегда говорит – почти не раскрывая рта. И смотрит на всех снисходительно, чуть сощурив глаза. Характер у парня.
– Какой?
– Какой-то… как воробей подстреленный. Откуда прыгаешь-то?
– Из конторы. – И Веня все рассказал – как он умылся с кожаном, как поскандалил дома и как его теща хотела посадить.
– Двух сожрала – мало, – процедил Колька. – Пошли выпьем.
Веня с удовольствием пошел.
Когда выпили, Колька, прищурив холодновато-серые глаза, стал учить Веню:
– Вливание надо делать. Только следов не оставляй. А то они заклюют тебя. Старуха полезет, шугани старуху разок-другой… А то они совсем на тебя верхом сядут. Как ишак работаешь на них…
У Вени мстительно взыграла душа. Вспомнились разом все обиды, какие нанесла ему Соня: как долго не хотела выходить за него, как манежила и изводила у своих ворот: ни «да», ни «нет», как… Нет, надо, в самом деле, все поставить на свое место. Какой он, к черту, хозяин в доме! Ишак, правильно Колька сказал.
– Пойду сала под кожу кое-кому залью, – сказал он.
И скоро похромал домой. И нес в груди тяжкое, злое чувство.
«Нашли дурачка!.. Сволочи. Еще по милициям бегает! Курва».
Сони не было дома.
– А где она? – спросил Веня.
– А я откуда знаю, – буркнула теща. Уборщица из конторы успела сообщить ей, что Веню особенно-то и не ругали. (Странное дело: Лизавета Васильевна пять лет как уже не работала, а иные с ней считались, бегали наушничать, даже побаивались.) – Она мне не докладывает.
– Разговорчики! – прикрикнул Веня с порога. – Слишком много болтаем!
Лизавета Васильевна удивленно посмотрела на зятя.
– Что такое? Ты, никак, выпил?
Вене пришла в голову занятная мысль. Он вышел во двор, нашел в сарае молоток, с десяток больших гвоздей… Положил это все в карман и вошел снова в дом.
– Что там за материал лежит? – спросил он миролюбиво.
