— Чего можно ждать от нелюбимой женщины, которую муж забывает в день свадьбы?
Они так весело рассмеялись, что серый кот, вышедший в ночной поход, как подброшенный пружиной взметнулся на высокий забор и, сверкнув зеленоватыми глазами, исчез в чужом дворе.
Только в десять вечера у Лидумов наконец сели за стол. Гостей было немного: Ян Лидум, Анна и Айвар, Пилаг и Индрик Регут с женами, — поэтому за столом все чувствовали себя просто и весело. Хотя в самом начале и было дано торжественное обещание не говорить о служебных делах, но минут через десять все о нем забыли.
Умолчим о том, что происходило за столом. Достаточно знать, что все чувствовали себя уютно и от всего сердца желали Валентине и Артуру счастливой будущности. А Ян Лидум, наблюдая за радостными лицами новобрачных, время от времени тайком бросал взгляды на Айвара и Анну и думал, что сегодня приятно было бы видеть две пары вместо одной, но эта вторая пара, неизвестно почему, тянет и так неумело скрывает свои чувства, что просто смешно на них смотреть. Можем добавить, что немного позже и потанцевали, а Ильза, вырастившая сына, но сама не изведавшая семейного счастья, вышла в кухню и немного всплакнула — не от горя, конечно, а от избытка радости.
В три часа Пилаги и Регуты, попрощавшись, ушли, а Артур, Валентина, Айвар и Анна проводили их.
На обратном пути Айвар с Анной не спешили возвращаться. Медленно брели они по улицам.
— Обдумала ты мое предложение? — спросил Айвар.
— Да… обдумала, — тихо ответила Анна.
— Ну и что?
— Думаю, это очень хорошее предложение.
— Правда? Ты будешь чувствовать себя как дома, тебя никто не будет беспокоить и стеснять.
— А теперь ты скажешь, почему тебе хочется, чтобы я жила в вашей квартире?
— Скажу, Анныня, но только при одном условии.
— Опять условия? — улыбнулась Анна.
— Не условия, а дружеская просьба.
— Слушаю, Айвар.
— Обещай, что твое решение не изменится и в том случае, если тебе будет неприятно то, что я скажу. Это тебя ни к чему не обяжет.
— Ладно, Айвар, я обещаю… — Анна знала, что он скажет, и хотя еще не было произнесено ни слова, ее сердце чуть не выскочило из груди и только темнота помогла ей скрыть счастливое смущение.
— Причина очень простая и очень важная… — Голос Айвара дрожал от волнения. — С того часа, как я увидел тебя у церкви в день конфирмации, я полюбил тебя… С каждым днем ты становилась мне все милее и доро же… и нет у меня сил больше молчать. Прости, Анныня, что я так ворвался в твою жизнь. В твоей власти ответить на мое предложение или отвергнуть его, но только не лишай меня своей дружбы. Без нее я не могу жить.
Они дошли до подножия стоявшего на пригорке старинного замка. Сырой ветер раскачивал верхушки деревьев, срывал и разбрасывал целыми пригоршнями пожелтевшие листья. Кое-где еще виднелись освещенные окна, в одном доме громко играл патефон, и собака откликалась на звуки музыки прерывистым лаем.
Тогда Айвар впервые в жизни услышал слово «милый», звучавшее такой искренностью, такой лаской; еще никто не говорил с ним так. Все воплощало в себе это коротенькое слово: и солнечную радость исполнившейся мечты, и нежный призыв, и клятву в верности, и невыразимую красоту жизни.
Они еще долго не возвращались домой. Взявшись за руки, бродили они по улицам темного города, словно плутая по лабиринту своего счастья. Для них все было новым, неизведанным. Теперь они хотели узнать друг у друга все, что когда-то думали и чувствовали при встречах. Как прекрасно было в эту ночь оглянуться на пройденный путь их любви, полной сомнений, неизвестности и одиноких мечтаний, и сознавать, что наконец-то этот путь соединил их жизни и что они никогда больше не потеряют друг друга.
Когда они наконец вернулись на квартиру Артура и Ильзы, Валентина сказала:
— Мы уже хотели искать вас, думали, что заблудились.
Айвар посмотрел на Анну, и оба улыбнулись.
— Заблудились? — сказал Айвар. — Нет, друзья, мы нашли самый правильный путь.
Нежный блеск в глазах Анны подтвердил, что они действительно нашли его.
— Так, так… — тихо сказал Ян Лидум, но больше ничего не добавил: он опасался сказать что-нибудь необдуманное и неподходящее, что могло нечаянно задеть эти юные души.
На следующий день после обеда Анна уехала с Яном Лидумом в Ригу. Айвар вернулся к Змеиному болоту. И хотя теперь там не было Анны, он знал — ее думы, ее чистая любовь будут сопутствовать ему на каждом шагу.
Пронзительно затрещал будильник.
Айвар проснулся, нащупал в темноте часы и заглушил звонок. Обычно он без всякого будильника просыпался в половине седьмого, независимо от того, когда ложился спать. Более шести часов настоящего, глубокого сна ему не требовалось. Организм привык к постоянному режиму и легко переносил большую духовную и физическую нагрузку. Когда Айвар откладывал в сторону книгу и ложился в постель, он немедленно засыпал, а утром пробуждался свежим и сразу мог браться за работу.
Два раза в неделю он поднимался на час раньше и тогда требовалась помощь будильника.
Минут десять он занимался гимнастикой. Приятно было чувствовать себя здоровым и довольным жизнью. В последнее время Айвар не знал никаких противоречий между желаниями и действительностью. Его моральное состояние полнее всего выражало маленькое слово «счастье». Да, он был счастлив в самом подлинном значении этого слова — не околдован, не опьянен нахлынувшими чувствами, а сознательно счастлив. В таком состоянии человеку свойственно искать во всех вещах и явлениях прекрасное, и он находит это на каждом шагу. Сама многокрасочная и необъятная картина жизни становится для него воплощением красоты, наблюдая которую можно прийти только к одному выводу: жить хорошо!
Наступил тот тихий, неопределенный час, когда живое существо как бы находится еще на перепутье и не знает, что делать; у горизонта на востоке черный занавес постепенно превращается в серую вуаль, из-за которой все явственнее проступают голубоватые тона. Тогда запевает первая птица, и, повинуясь знаку невидимого дирижера, все новые и новые голоса пробуждающейся жизни вливаются в великий хор — скоро их будет такое множество, что не отличить один от другого. Шумит грядущий день!
Айвар сел к столу и начал писать Анне. Они писали друг другу два раза в неделю, и письма эти открывали что-то новое в каждом из них — то, что не удалось заметить, распознать за долгие годы знакомства. Многое уже не было тайной для Анны и Айвара, но что-то все же еще оставалось неясным, и, наверно, никогда не будет так, чтобы для человека раскрылся внутренний мир другого человека до последней подробности. Неизвестное не только привлекает, но и пугает; безгранично любя другого человека и изо дня в день сталкиваясь в повседневной жизни с различными проявлениями вульгарности и эгоизма, мы боимся обнаружить такие же качества в любимом человеке и страстно хотим, чтобы он остался гармоничным и тогда, когда узнаем его целиком. Того же хотели и Айвар с Анной. До сих пор каждое письмо было светлым, радостным ответом на их чаяния и робкие предположения. Они не ошиблись друг в друге. Это совсем не означает, что оба были совершенными. У них, как у каждого человека, можно было найти недостатки, но не следует забывать и той великой готовности прощать, которая характерна для любящих, — почему бы Анне и Айвару быть исключением?
Целый час писал Айвар, целый час разговаривал с Анной. Потом, съев завтрак, который приготовил на скорую руку, отправился на трассу.
Был конец осени, в воздухе чувствовалась близость зимы. Мерзлая земля по утрам покрывалась инеем, в канавах под тоненькой корочкой льда журчала вода. Когда солнце поднималось выше, земля оттаивала и ледок исчезай; но местами зимние приметы сохранялись до самого вечера. С колхозных полей убрали картофель, сахарную свеклу и все овощи, а озимые уже покрывали землю зеленым бархатом. Вся стерня была взлущена, хлеб обмолочен, и наступила та спокойная пора, когда люди больше заняты во дворах, выполняя работу, до которой раньше не доходили руки. Последние перелетные птицы — дикие гуси, утки и лебеди — улетали в теплые края. В лесах протяжно пели пилы, стучали топоры и дымились большие костры; один-другой возчик бревен уже отправлялся к лесным складам на станцию или на берег реки.
Рабочие мелиоративно-строительной конторы спешили докончить устройство мелкой сети в тех местах, куда могли подойти со своими машинами до уборки урожая. На многих полях было достаточно открытых канав, но местами, где процесс заболачивания зашел слишком далеко, приходилось снимать слой торфа и культивировать землю, поэтому работы хватало и болотному плугу и тяжелой дисковой бороне. Были вспаханы и все луга бывшей усадьбы Сурумы, та же участь постигла и пастбища.
