— Со встречей вас, милые вы мои женщины!
Выскочила из постели, в одной рубашке выбежала в прихожую. Отец стоял посреди нее, высоченный, по-всегдашнему уверенно-спокойный, ласково улыбался своими густо-синими глазами. Мама, уже одетая, заложив назад руки, пристально глядела па него, и губы ее сильно дрожали.
— Со встречей! — повторил отец, протягивая к нам руки.
Мама тотчас облегченно заплакала, кинулась к отцу. Он обнял ее, поцеловал. Подбежала я, он подхватил одной рукой меня, второй — маму и, держа нас на руках, как маленьких, а мы крепко обнимали его за шею, пошел в комнату, шутливо декламируя:
— «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои!..»
И я вдруг заплакала как мама, хотя никогда со мной такою не случалось при встрече отца. Он внимательно глянул на меня, сказал по-прежнему весело:
— А кого-то ждут подарки! — и опустил нас с мамой на пол.
Мама тотчас бережно и ласково взяла большую руку отца в свои руки, все смотрела на него, улыбаясь сквозь слезы. И он снова обнял ее, поцеловал. А я поспешно побежала мыться и одеваться, только все почему-то не могла перестать плакать.
Когда вошла в столовую, стол уже был накрыт и отец с мамой сидели рядышком, держась за руки, как школьники.
— Возьми в прихожей чемодан, Катенок, — сказал мне отец, чуть подольше, чем обычно, задерживаясь главами на моем лице.
Я побежала в прихожую… Неужели отец уже знает все про Виктора? Неужели мама написала ему об этом? Сама я только в одном письме мельком упомянула о Плахове, просто упомянула…
На полу в прихожей стоял небольшой новый чемодан. Я подхватила его, вернулась в столовую. Отец только кивнул мне на чемодан, я поставила его на стул, раскрыла. И сразу же увидела банлоновый костюм, такой же, как у Клавдии Сидоровны. Засмеялась от радости, взяла его, побежала к себе в комнату переодеваться.
И так ведь при каждом возвращении отца! И откуда только он знает, что именно мне надо подарить?
Надела костюм — он, конечно, был совершенно впору мне. И как только отец всегда помнит, в своих многомесячных плаваниях о том, что мне нужно!
Прибежала в столовую, крутанулась перед родителями.
— Ну, ну, — сказал отец, с удовольствием глядя на меня.
Снова побежала к себе в комнату, чтобы переодеться в форму, не опоздать в школу. Сразу после возвращения отца у нас дома не принято рассказывать о том, что было во время его отсутствия. Кажется, что все это мелко по сравнению с самим фактом его благополучного возвращения. И он сразу тоже почти ничего не рассказывает нам с мамой о прошедшем плавании. Только после из его рассказов мы узнаем, где он был, что видел, какие происшествия случились на корабле…
Снова вспомнила короткие и внимательные взгляды отца и вдруг решила, что сейчас же сама расскажу ему о Викторе.
Отец уже успел умыться, сидел за столом в гражданских брюках и белой рубашке, волосы его еще были темными от воды. Мама разливала кофе, отец смотрел на нее спокойно и ласково. Как он должен был устать за плавание, как рад снова оказаться дома, с нами! Села на свое место.
— Ну, Катенок?.. — негромко спросил отец.
— После зимних каникул в нашем классе появился новый ученик Виктор Плахов, — ответила я.
— Отец подождал еще, все глядя на меня, но я ничего больше почему-то не могла сказать ему о Викторе, тогда он глянул на маму. Она кивнула ему, чуть заметно поморщилась. Отец оказал быстро:
— Ну, давайте пить кофе, — и придвинул к себе чашку.
И я тотчас успокоилась, мне стало ясно: отец понял, что я хотела сказать. Я благодарно улыбнулась ему за то, что сам он ничего не спросил меня о Викторе. Вот только что ему скажет мама, пока я буду в школе?
Быстро выпила кофе, побежала в школу. На первом же уроке шепнула Виктору:
— Капитан Нилов вернулся!
— Кто это? А, понял.
Я решила, что сегодня же после уроков обязательно приведу Виктора к нам домой, познакомлю с отцом.
Весь школьный день думала об этом, тревожилась: понравится ли Виктор отцу? Даже на уроках слушала невнимательно, а когда мы с Виктором вышли из школы, предложила ему будто между прочим:
— Зайдем к нам, — даже пояснила вроде Александра Викторовича: — Сегодня обед у нас — первый класс!
Виктор кивнул согласно, а у меня неожиданно горько сжалось сердце: он уже успел забыть о возвращении отца! И не заметил, значит, что я весь день была не такой, как обычно…
Только глянув на отца и маму, я сразу же догадалась, что без меня они о Викторе не говорили. Отец встал, протянул Виктору руку.
— Ну, давай знакомиться.
А я вдруг увидела взгляд мамы: она молча и настороженно следила за Виктором и отцом. Виктор пожал руку отца, сказал весело и просто:
— Катя говорит мне сегодня: «Капитан Нилов вернулся!» А я вначале даже и не сообразил, кто это…
По глазам отца нельзя было понять, понравился ли он ему.
— Курить можно? — почему-то спросил Виктор, тоже садясь рядом с отцом на диван; раньше он курил у нас дома, не спрашивая разрешения.
Отец кивнул, подвинул пачку сигарет, лежавших на журнальном столике.
— Ого! — сказал Виктор, рассматривая пачку: — «Честерфилд»! В Англии были?
— Был.
Виктор посмотрел на отца уже с откровенным восхищением.
Мама вздохнула, пошла на кухню.
— Дело к экзаменам идет? — весело спросил отец.
— А крепкие! — проговорил Виктор, глубоко затянувшись, переспросил, точно не расслышал: — Что? А, да! — И развел руками: — Деваться некуда: надо как-то спихнуть.
«Так, так…» — опять молча кивнул ему отец, глянул на меня, отвел поспешно глаза.
Обед, как и всегда при возвращении отца, был праздничным. Виктор первым потянулся к бутылке коньяка, налил нам с мамой в маленькие рюмки, себе и отцу — в большие. Я глянула на отца, но ни он, ни мама ничего не сказали Виктору.
— Ну, с возвращением! — сказал Виктор, поднял свою рюмку, выпил коньяк, стал есть.
Я заметила, что отец с мамой почему-то стараются не глядеть на Виктора. Он снова хотел налить себе. Мне стало стыдно за развязность Виктора.
— Хватит! — не утерпела я. — Ведь уроки еще надо делать!
— Действительно, хватит, Виктор! — твердо проговорил отец.
— Ну, какие уж теперь уроки по такому случаю? — добродушно возразил Виктор. — Спишу завтра.
И действительно, заниматься нам в этот день не пришлось. Виктор ушел домой. Я села за уроки.
Вечером у нас собрались гости, как всегда это бывало по возвращении отца, но я не могла заставить себя выйти к ним. Весь вечер пролежала одетая на своей постели, притворяясь, что сплю.
Дождалась, когда гости разошлись — было уже два часа ночи, — вышла из своей комнаты. Отец с мамой сидели в столовой. Обернулись, услышав мои шаги.
Я спросила отца:
— Годится Виктор для военной службы? — И по глазам отца тотчас увидела, что он понял мой вопрос.
— Смотря для какой… — негромко ответил он и вздохнул устало: — Она ведь тоже разная — военная служба.
— Ну вот к тебе на корабль приходит пополнение — как бы ты принял Виктора?
— Обычно. — И отец чуть прищурился.
— Ну ладно… Что ты думаешь о Викторе?
— Да я ведь и вижу-то его в первый раз…
— Нет, говори все!
— Да! — сказала мама.
— Пришлось бы повозиться как следует, чтобы сделать из него настоящего моряка. С одной стороны, понимаешь ли, Катенок, и здоров он, это сразу видно. То есть физически здоров, я хочу сказать. А морально… — и чуть усмехнулся, договорил: — У меня на корабле работа тяжелая и сложная, ошибаться никто из экипажа не имеет права, а нравственный уровень Плахова…
— Договаривай все!
— Целый вечер она мучилась, ждала этого разговора, — сказала мама.
— Трудный случай, Катенок! — ответил отец и стал глядеть прямо в глаза мне, прищурился еще сильнее: — У меня ведь служба какая? Кого мне пришлют, с теми я и обязан работать, понимаешь?
— Ну а если бы ты мог выбирать себе экипаж?
Отец смотрел все так же пристально на меня, ответил спокойно и ровно:
— Виктора Плахова не взял бы, — и тотчас будто начал извиняться: — У нас ведь, понимаешь, случаются ситуации довольно серьезные…
— Хватит, Костя! — остановила его мама.
— Спасибо… — прошептала я, повернулась, снова пошла к себе в комнату.
Разделась аккуратненько, легла. Но всю ночь не могла заснуть, не торопясь и последовательно вспоминала все случаи, поступки и слова Виктора. Никогда наперед прямо-таки невозможно угадать, как Виктор поступит в том или ином случае. И никак не понимает он того, чего не хочется ему понимать… Но одновременно с этим (опять-таки по-своему, конечно) Виктор — натура цельная, моментами даже симпатичная мне… но в чем-то самом главном все-таки чуждая… Никакого определенного вывода у меня так и не получилось, но, когда я, стараясь заставить себя уснуть, принималась, как обычно, мечтать, все мои привычные мечты, раньше успокаивающие меня: и жизнь в одинокой избушке, затерянной в дремучем лесу, и необитаемый остров — теперь почему-то рассеивались, как только я включала в них Виктора. Уже одно появление его вносило жестокость и грубость.
