– Это как компенсация. Должен же я что-то иметь от вашего бокса.
Пришлось Виктору Степановичу пустить в ход все свои научные связи, чтобы достать адидасовские ботасы и японские боксерские перчатки. Вот только английское чучело приобрести не удалось, несмотря ни на какие старания, и Славику пришлось согласиться на отечественное.
Теперь жизнь в семье Погребенниковых резко изменилась. Жизнь встала на спортивные рельсы. Раньше всех поднимался Виктор Степанович. Сделав у форточки свои традиционные пять приседаний, глава семьи спешил в комнату сына, поднимал заспанного Славика и спешил на кухню готовить чай, чтобы спортсмену было чем прополоснуть пересохшее горло. Даже мама Погребенникова, несмотря на сложный туалет, находила время, чтобы ткнуть несколько раз в боксерское чучело.
Славик же увлекся боксом не на шутку. Едва встав с постели, он спешил в ванную, где был оборудован спортивный зал, закрывался на крючок и приступал к тренировкам.
Из ванной неслись уханье, звуки ударов, сопение, топот и даже хруст костей. Когда слышался хруст костей, мама Погребенникова не выдерживала, стучала в дверь.
– Славик! Не увлекайся, прошу тебя! Еще сломаешь себе что-нибудь!
В ответ – удары, невнятные проклятия.
– Ничего, пусть порезвится, – успокаивал жену Виктор Степанович. – Почувствует силу – сразу человеком станет. У него вся дурь в грушу уйдет.
– Дай-то бог, – вздыхала неверующая инспектор Погребенникова. – Хоть и влетело нам все это в копеечку…
– Было бы здоровье, а деньги – дело наживное, – изрекал Виктор Степанович житейскую мудрость.
Славик увлекся боксом так, что тренировался утром, днем и даже в обед. Глава семьи был очень доволен. По утрам он ощупывал у сына на руках мускулы и удовлетворенно говорил:
– Качаешь понемногу, молодец. И живот подобрался. И плечи шире стали. Да и вообще осанка появилась. На мужчину хоть стал похож. На д'Артаньяна.
Младший Погребенников скромно опускал глаза:
– Прямо уж и на д'Артаньяна…
– Ну уж во всяком случае от Микки-Мауса ты удалился на приличное расстояние. Продолжай в том же духе.
– Есть продолжать в том же духе! – бодро отвечал Славик.
– В меня весь, упорный, – говорил энтомолог супруге за чаем. – Я тоже такой же заводной. Уж если вобью что себе в голову…
– А я разве не упорная? – удивлялась Ира Ивановна.
– Ты тоже упорная, – снисходительно соглашался глава семьи.
– Но не настолько, как ты?
– Да. Чуть-чуть поменьше.
– Почему ты так решил?
– Ну все-таки ты женщина…
– Выходит, по-твоему, женщина – человек второго сорта?
– Ты что? – пугался Виктор Степанович, предвидя спор об эмансипации женщины. – Это я пошутил. Ты еще упорнее меня. Но все-таки идея со спортом была моя. Тут ты не сможешь отрицать.
– Твоя, – нехотя соглашалась мама Погребенникова. – Но я раньше тебя твердила о его сутулости. Возможно, мои слова и натолкнули тебя на мысль о спорте.
– Вполне может быть, – великодушно соглашался Виктор Степанович. – Однако в любом деле главное – идея. А идею родил я. Разве не так? Все-таки как отец я кой-чего стою, дорогая? А?
– Конечно, стоишь, дорогой…
Супруги приникли друг к другу и, затаив дыхание, слушали доносившийся из ванной гул боя их сына с отечественным чучелом.
– Все-таки не такой он у нас плохой, – шептала Ира Ивановна мужу. – У других вон дети хулиганы настоящие, а наш что… грубоват вот только и ленивый…
– Спорт может его переродить, – Виктор Степанович гладил жену по голове. – Просто здорово, что мне пришла эта идея насчет спорта… Правда?
– Правда… Ты у меня умница…
– Все-таки, несмотря ни на что, мы его правильно воспитывали. Как ты считаешь?
– Ага… Главное, мы дурных примеров не подаем. И не ссоримся… почти. В «Учительской газете» пишут, что это самое важное.
– Да. Это основа.
И супруги целовались, почти счастливые.
Безоблачная спортивная жизнь в семье Погребенниковых продолжалась вплоть до утра вторника 14 апреля. 14 апреля утром, когда Славик, как всегда, тренировался в ванной, инспектор Погребенникова готовилась перед зеркалом к схватке с браконьерами, а Виктор Степанович колдовал над чаем, раздался телефонный звонок. Кто-то девчоночьим голосом просил к телефону младшего Погребенникова.
Виктор Степанович вежливо, почти благоговейно постучал в дверь, из-за которой неслось уханье, еканье и глухие, зверские удары по тяжелому, толстому, тупому.
Будущий соперник Мохаммеда Али никак не реагировал на тактичный стук. Тогда Виктор Степанович потянул за ручку. Дверь оказалась открытой. Глава семейства, заранее улыбаясь, предвидя радостное его отцовскому сердцу зрелище, заглянул внутрь.
То, что увидел Виктор Степанович, потрясло его до глубины души. Его сын, растянувшись в удобной позе, подложив под голову отечественное чучело и японские перчатки, спал в ванной, а на раковине стоял магнитофон и воспроизводил рычащие, ухающие и другие звуки, которые издает вошедший в раж боксер.
– Ах ты, мерзавец! – закричал Виктор Степанович таким голосом, что мигом заглушил все звуки борьбы.
Славик вскочил, вытаращив глаза.
– Так ты… Да? Ах, вон… что! – глава семейства мог говорить лишь одними междометиями и местоимениями. – Значит, так! Спорт! Ах ты…
Славик слушал, опустив голову. Потом он выключил магнитофон.
Прибежала Ира Ивановна.
– Что случилось? Сломался нос?
– Если бы! Если бы нос! – рявкнул Виктор Степанович. – Сломалось доверие к этому моральному уроду!.. Где ты взял пленку?
– Я… я записал… тренера по боксу… Я больше не буду… Я займусь легкой атлетикой…
Глава семьи вышел, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка. Он пошел на кухню и, весь багровый, принялся заваривать чай. Сыну он не заварил. Пусть это была мелкая, но все же месть.
БЕСЕДА ВОСЬМАЯ
«Чем отличается искусство от жизни?»
– Налей мне в стакан. Сегодня я хочу пить из стакана, – сказал папа Погребенников.
– Почему? – удивилась Ира Ивановна. – У нас и стаканов приличных нет. Кто же это пьет чай из граненых стаканов?
– Мне хочется через чай смотреть на солнце.
Мама Погребенникова даже рот открыла от удивления. Что сегодня с ее мужем? Однако достала из буфета граненый стакан с гречкой. Гречку она высыпала в банку, стакан вымыла и подала Виктору Степановичу. Старший Погребенников налил туда крепкого чая, поднес к глазам, зажмурил один глаз, посмотрел через чай на солнце, отхлебнул, опять посмотрел.
Ира Ивановна и Славик смотрели на главу семьи с величайшим изумлением.
– Ты не пьян случайно с утра? – спросила мама Погребенникова.
– Просто у меня хорошее настроение.
– Но это не значит, что надо делать глупости, – сказала мама Погребенникова менторским тоном.
– Мне тоже хочется делать глупости, когда хорошее настроение, – поддержал отца младший Погребенников.
Ира Ивановна пожала плечами.
– Может быть, ты тоже будешь смотреть через чай на солнце?
– А что? Можно. Батя, дай.
Младший Погребенников взял у отца стакан с чаем и тоже стал пить, посматривая на солнце. Ира Ивановна вдруг рассмеялась.
– Это на вас весна действует, – догадалась она.
– Может быть, – сказал Виктор Степанович.
Он потянулся, подошел к окну и открыл форточку. В кухню, пропахшую газом и съестными запахами, осторожно вошел свежий, остро пахнущий мокрой землей и набухающей корой деревьев запах. Даже было странно, откуда в самом центре города может взяться такой сугубо деревенский запах, Виктор Степанович с силой вдохнул в себя воздух. У него закружилась голова.
– Ирусь, пойди сюда, – сказал он.
Жена подошла и встала рядом.
– Чего? – спросила она. – Не стой возле форточки – простудишься.
– Чувствуешь, какой воздух?
Ира Ивановна вздохнула.
– Да, совсем весна. Скоро надо окна открывать…
– Помнишь, как мы встречали всегда весну?
Ира Ивановна задумалась. Лицо ее посветлело и помолодело.
– Помню… Как же…
Супруги притихли. Давно, давно, в юности, когда они встречались, Виктор Степанович, тогда Витек-стебелек, придумал встречать весну в лесу. Ранней весной, как только в лесу начинал таять снег и появлялись первые подснежники, они с Ируськой-Муруськой набирали с собой полную сумку еды, вина, книг и уезжали в лес. Там, на сухой проталине, они разводили костер, жарили шашлыки, кипятили чай из березовых почек, пили вино, собирали подснежники, читали друг другу стихи… Припекало солнце, дымилась подсыхающая земля, рядом поскрипывал тающий снег, тонко звенели вытекающие из него ручейки, снег на глазах чернел, оседал… Раскачивались на пушистых почках вербы маленькие верткие птички, и лапки у них были в желтой пыльце по самое колено, как в носочках. Дым от костра стекал в соседнюю сырую долину, полную подснежников. Долина была от подснежников и дыма синяя-синяя…
