А монтаж летел своим чередом. Ребята декламировали бойко и весело, как будто нарочно показывали, что они уже такие взрослые, что они уже никого не стесняются, что их не надо уже никогда опекать. А может, просто их раззадорила Леночка, и они теперь старались не отстать от нее, потому что признали в ней командира. «Господи, какая она умница. Давно пора ее выбрать в учком…» — опять пронеслось в голове учительницы — и вдруг она побледнела. Она нечаянно посмотрела на задний ряд и заметила, что Демёхин достал какую-то фотографию. Он смотрел на нее и не слушал. Не слушали ребят и другие родители. И вид у них был усталый, скучающий, кое-кто поглядывал на часы. «Но почему? — возмутилась учительница. — Почему дремлют, как мухи? Почему такая апатия? Всем только Аллу Пугачеву давай, а где ее взять в нашем четвертом «А»?!» Потом Юлия Ивановна посмотрела на Леночку и стала чуть-чуть успокаиваться, да и Демёхин уже спрятал свою фотографию и сидел прямо, как школьник. «Да что это я? — усмехнулась учительница. — Все нормально у меня, и не нагоняй себе паники. Да и не новичок уже я — всего подряд повидала… Уж скоро год пройдет, как работаю, как-никак — это стаж. А если добавить и практику, то сколько ж будет всего?..» Но сложить эти дни она не успела — монтаж уже подошел к концу. Теперь надо делать самое главное, и у Юлии Ивановны загорелись щеки, совсем как у Леночки, и дрогнувшим голосом она объявила:
— Ребята, вы уже знаете, что сегодня у нас в гостях участник прошлой войны Демёхин Петр…
— Алексеевич! — опять подсказали с задних рядов, и Юлия Ивановна покраснела еще сильней. Но теперь уже от досады.
— А я сама знаю, что говорить. Я, может, сейчас от волнения… — вдруг стала объяснять всем учительница, но смутилась опять и стала совсем похожа на школьницу. Глаза ее смотрели упрямо на задний ряд, но, кроме упрямства, в них были боль и смятение, как будто она сотворила что-то ужасное и ее сейчас не простят.
— Да ладно вы! Успокойтесь… — неожиданно поддержал ее баянист, и это отрезвило учительницу, и она вспомнила, наконец, про Демёхина:
— Пожалуйста, к столу, Петр Алексеевич. Мы давно ждали этой встречи и даже заранее волновались.
— Зачем заранее-то… — как-то радостно заворчал Демёхин, потом подошел к столу и стал настойчиво снимать с себя галстук.
— Фу, упрел прямо, как на вокзале…
— А галстучек-то не виноват. Он у вас вроде импортный, — сказал на весь класс баянист, и кто-то хихикнул. А гость, наконец, выдернул галстук и расстегнул у рубашки верхнюю пуговицу:
— Ну вот. А то, как удавка. И не хотел одевать, жена упросила.
— Чувствуйте себя, как дома, — подсказала учительница и сама присела на ближнюю парту. Гость понял эти слова как сигнал начинать.
— Значит, так, призывался я из Чинеево. Это в сорока километрах отсюда, сразу будет за лесом.
— За каким лесом? — усмехнулся опять баянист, но на него шикнул отец Ани Замятиной, широкий, плотный шофер. Баянист замолчал, правда, недовольно покашлял.
— Значит, так, — опять начал Демёхин. — Повезли нас до города в крытой машине. Сами едем, а сверху брезент. А до города, считай, три-четыре деревни. И в каждой вот так же пионеры построены, и в руках у них по букету. Это, значит, для нас, но куда там… Так нигде и не остановились, ребятишек обидели. Но военком сказал: не положено. И куда везут нас — военная тайна… — Демёхин прервался на полуслове, потому что у него задергался глаз. Ребята зашептались, а гость вспыхнул и зажал глаз ладонью.
— Извиняйте меня — это тик. Как начну про войну — так себе не хозяин. И глаз тоже не подчинятся — так и пляшет вприсядку. Это, товарищи, у меня после госпиталя: одно, видно, лечим, а друго-то калечим…
— Ничего, ничего… — поддержала его Юлия Ивановна. — Мы вас слушаем, а вы продолжайте.
— А я продолжу, продолжу, немного вот передохну и продолжу… В городе, значит, нас задержали и подучили немного. А потом собрали всех — и в теплушки. А потом уж повезли да прямо без остановок. Едем, значит, а известно всем, что не к теще едем. Извините, да-а, что не так…
— А я свою тещу прямо бы наградил, — опять подал голос отец Лены Козловой.
— Как это так?! — поразился гость и посмотрел на всех растерянно, виновато.
— А вот так! Честно слово, не вру. Этот баянчик-то она, родимая, подарила. — И баянист засмеялся, и по классу пошел шум, говорок. Юлия Ивановна резко вскинула брови:
— Потише, товарищи! Мы так сорвем наше мероприятие, умоляю: потише…
— А ты не волнуйся, дочка, никого не сорвем. Я человек простой, не обидчивой. А вот фрицы меня в первом же бою пообидели… — И гость сделал паузу, а в классе стало тихо, как будто бы пусто даже, и тишина эта ему пришлась по душе. Он улыбнулся и покачал головой.
— Значит так, они меня пообидели. Разрывной осколок в плечо и по руке немного проехало. А что потом — ничего: на носилки нашего брата да на койку к хирургу. Тот меня на три месяца запечатал, а для меня госпиталь, как тюрьма, да кому скажешь — привезли, дак лечись. Но зато уж подлечили, поставили на ноги. И рука почти отошла, только ноет к погоде. Вот сейчас, к примеру, буран, а у меня сразу боль в плече. Ох и нудно, ребятки. Так и рвет, так и ходит, как собаки едят… — В классе вспыхнул смешок, но гость даже не разобрал. Он потер плечо и стал поднимать кверху руку.
— Разогнуть вот смогусь, а уж согнуть не пытайся. Молотком надо бить, да и то не согнешь.
На первых партах — веселое оживление. И вдруг гость улыбнулся и подошел к одной парте:
— Ты что, Чапаев, не веришь солдату?.. Тогда сгибай, а я посмотрю…
Все опять засмеялись, даже у Юлии Ивановны дрогнули губы. Ей хотелось все время быть строгой, но вот сейчас не пришлось. А в это время уже вставал с места Игорь Хазанов. У него было веселое, озорное лицо. Ему, наверно, понравилось, что его назвали Чапаевым. Мальчик подошел к Демёхину и стал гнуть ему руку. В классе начался шум и волнение. Все вскочили на ноги и смотрели на Игоря. Что бы ни делал этот умненький черноглазый мальчик, все уже привыкли смеяться над каждым его словом, движением. Его несчастье было в том, что он носил ту же фамилию, что и веселый известный комик, которого часто показывали по телевизору. Вот и теперь, едва Игорь встал с места, в классе начался хохот и шум. Этот хохот становился все сильнее, сильнее, потому что мальчик все еще пытался согнуть руку у гостя. Демёхин прищурился и смотрел на него ласково, как на котенка, а Игорь весь покраснел и вспотел. Наконец он сдался и отошел. И снова — шум в классе, веселье. Громче всех хохотал баянист.
— Умора прямо! Не надо в цирк…
Игорь все еще стоял у стола, ему хотелось какого-то продолжения, а может, ждал вопросов к себе, приказов.
— Игорь, покажи, как медведь кричит?.. — к нему обратилась девочка с первой парты. И она еще хотела что-то сказать, но ее перебила учительница.
— Наташа, что это все? У нас же мероприятие…
— Извините, Юлия Ивановна. Я для примера. У меня дядя Коля есть, так он за волка воет и за слона. Он даже может, как грач… — Девочка покраснела от гордости, но в это время снова подал голос Юрий Сергеевич:
— Ну дает дядя Коля! Я б на его месте брал по трешке за представление… — Баянист повертел шеей и сразу же наткнулся на злые глаза учительницы. Наконец, она не выдержала и обратилась сразу ко всем:
— Что такое, товарищи! Для чего мы здесь, для чего?!
— Правильно, хозяйка! — поддержал ее отец Ани Замятиной. — Бери вожжи смелей, а то распряглись…
— Хорошо, хорошо, пойдем дальше, товарищи, — сразу ободрилась учительница. — А ты, Игорек, садись на свою парту и слушай внимательно. А вы, Петр Алексеевич, простите нас, что такие веселые…
— Это ничего, что веселые, — ответил тихо Демёхин, — раз шумят да дурят — значит, сытые да обутые. На голодно брюхо не надуришь. Как у нас было в Чинеево… — он не договорил, что было в Чинеево, потому что Хазанов захлопал себя по животу, привлекая внимание: «Голо брюхо не казать — чем попало, тем и драть…» — эту прибаутку он повторил несколько раз своим развязным веселеньким голоском, и в классе опять засмеялись. Даже у родителей кто-то прыснул, не удержал себя. Юлия Ивановна залилась сразу краской и крикнула надрывно, отчаянно:
— Хазанов, я тебя выведу!!! Кому сказано — выведу и схожу за родителями…
— А они не придут. Им некогда… — улыбнулся Хазанов, потом еще хотел что-то добавить, но его перебили:
— Как это некогда? Не понимаю… Вот и сегодня они не явились. Но я добьюсь, товарищи! Я их приведу… — У Юлии Ивановны побледнело лицо.
— А силком-то тащить не надо. Может, они загордились, — сказал баянист.
Учительница сразу закрутила головой и нахмурила лоб:
— Нет-нет, они люди уважаемые. Они преподают в педучилище. А вот Игорь у них нарушает…
— Да ты не расстраивайся… Пускай нарушает, — посмотрел на нее гость и попридержал свою руку. — Я ведь не уроки веду, а просто рассказываю. А они кого — пацаны… А может, сделаем так: они будут задавать мне вопросы, а я отвечать.
