Официантка принесла чашки с бульоном и пирожки.
— Мы на самолет не опаздываем, — недовольно заметил инженер.
— Унести? — виновато спросила она.
— Не надо… Лучше принесите. — И он подал ей пустой графинчик.
Женщина чуть поколебалась, но графинчик взяла и ушла с ним на кухню.
— Выдумывают хреновину, — проворчал Вадим. — Создают рядовому советскому человеку дополнительные трудности для самоотверженной борьбы… Будто этот человек не может пойти за угол и купить в магазине сто бутылок.
Где-то в середине обеда, когда было пропущено еще по фужеру и съеден бульон, в ресторан вошел грузный человек с лицом кирпичного цвета. Он неторопливо двигался между столиками, шарил вокруг глазами: не то выбирал место поудобнее, не то кого-то искал. Володя, сидя лицом к двери, заметил его сразу, Вадим — чуть попозже.
— О-о-о, Горик! — воскликнул юн, и помахал пришельцу. — Тыщу лет не видались…
— Привет, старик, — сказал Горик, присаживаясь к столу. — Ты чего сюда залетел?
— Встретил вот приятеля… Знакомься.
— Гавриил Тихонович, — назвался гость. — Можно — Горик, Егор, Гаврила, на худой конец.
Володя Сидельников представился и пожал протянутую Гориком руку. Рука была большой, пухлой и скользкой. И вообще, Гавриил Тихонович с первого взгляда не понравился Володе. Лицо круглое и одутловатое, будто с непроходящего похмелья, глаза маленькие, сверлящие, волосы жиденькие, уши торчком, как пепельницы из морских раковин.
— Обедать будешь? — оживленно спросил Вадим.
— Естественно… Кто тут сегодня обслуживает?
— Какая-то новенькая. Только по сто капель на нос отпускает. Вон плывет.
— По сто, говоришь, — ухмыльнулся Горик. Он поманил пальцем официантку. Та, видимо, знала его, заулыбалась, быстро подошла, поздоровалась.
— Приветик, новенькая Лариса. Что ж ты своих обижаешь? — пожурил ее Горик. — Это — Вадик, лесной складик… А это тоже свой парень: Володя.
— А я откуда знаю: свои, не свои. Может, они из торгового отдела или из народного контроля… Мне на той неделе вкатили выговор с предупреждением.
— Кто посмел? Разберемся!.. Неси чего-нибудь пожевать и выпить. Горячего не надо, только салатик и второе…
— Коньячок, конечно? — уточнила официантка.
— Умница. И ребятам добавь… — Он глянул на часы. — Только в темпе, у меня времени под завязку.
— Ты где трудишься? — спросил Вадим после недолгой паузы.
— Все там же. А что?
— Дело есть.
— Лет на пять?
— Поменьше.
— Выкладывай, если поменьше. Все равно скоро амнистия…
— Надо достать агенту по снабжению Володе кое-какой извечный дефицит.
— А откуда он, этот агент? — Горик стрельнул глазами в Володю и дружески подмигнул ему.
— Из Заозерского Леспромхоза, — торопливо сообщил Володя.
— И чем же агент интересуется?
— Пильные цепи нужны, — сказал Вадим. — Аварийное положение, остановилось производство.
— Требуется его подтолкнуть?
— И возможно побыстрее.
— Так это ж, Вадик, твой родной вопрос.
— Ну да, — напустил строгости инженер. — Ты ж знаешь: без лимита родному отцу не выпишу.
— Молодец. Так и надо охранять социалистическую собственность, — проговорил Горик с откровенной иронией. — А я иногда грешу. Разве при нашей бюрократической неповоротливости достигнешь нужных успехов? Вот и приходится помогать людям в трудный момент. Взаимопомощь и выручка! — это записано в моральном кодексе. — Гавриил Тихонович внимательно осмотрел Володю маленькими пронзительными глазками, сказал: — Посмотрим на его поведение.
— Поведение гарантирую, — двусмысленно заверил Вадим.
Официантка принесла еще полграфинчика водки, столько же коньяку для Гавриила Тихоновича, закуску.
Горик налил себе в фужер, взглядом пригласил Володю сделать то же самое, подождал, пока тот разлил водку, призывно обронил:
— Поехали!
— И шаль с каймою… — энергично поддержал инженер. Он снова долго и некрасиво цедил свои сто граммов, до неузнаваемости искривив лицо.
Далее обед шел быстро и молча, будто Вадим и Горик вспомнили о чем-то важном и теперь торопились. Володя едва поспевал за ними.
Гавриил Тихонович вытер пальцы и толстогубый рот белоснежной салфеткой, бросил ее в тарелку с недоеденным гуляшом, чем сильно смутил Володю, который свою салфетку так и оставил свернутой кулечком, пожалел крахмальную ее красоту…
— Ну, я готов, — сказал Горик, отвалясь в шатком кресле. — Где она там?.. Слушай, Вера, позови Ларису, — велел он официантке, убиравшей соседний стол.
Та немедленно пошла «за кулисы» и привела Ларису. И Вадим, и Горик полезли за кошельками, но Володя тут же пресек их показное желание, расплатился из «своего» кармана, щедро оставил официантке чаевые: демонстрировал «поведение».
Они взяли такси и быстро приехали в центр города. Сидя рядом с водителем, Володя слышал, как Горик и Вадим шушукались за его спиной. Ему показалось, что Вадим о чем-то упрашивал Гавриила Тихоновича, а тот выставлял ему какие-то свои требования.
— Где живет агент Володя? — спросил Горик, прощаясь.
— В пятьдесят пятом номере гостиницы «Центральная», — отрапортовал Сидельников. — Там и телефон есть. Вот только номера не знаю. Можно позвонить в справочное…
— Люкс? — уточнил Горик. — На третьем этаже? Угловой?
— Ага, — поразился Володя такой осведомленности и подумал о том, что этот человек не только все знает, но и, должно быть, все может. — Очень вас прошу, — добавил он. — Обижены не будете. — И глянул на Вадима, прося у него поддержки.
— Горик трепаться не любит, — сказал Вадим. Он слегка опьянел и воспаленные веки за толстыми стеклами еще больше покраснели.
— Жди моего звонка, — многообещающе изрек Горик.
— Когда?
— Завтра до обеда. — Немного помолчав, предупредил: — Но чтобы об этом — ни одна душа…
— Какой разговор, — убежденно пообещал Володя.
Они попрощались и разошлись в разные стороны.
На углу возле гостиницы Володя купил кипу свежих газет, последние номера журналов «Смена» и «Огонек», чтобы можно было почитать, помараковать над кроссвордами. Он любил разгадывать кроссворды, но только терпеть не мог, когда там встречались персонажи из опер, острова в иноземных морях и названия созвездий…
* * *
Раньше Володя Сидельников не представлял, что телефон — это не только большое удобство, но и жуткая нервотрепка. Ожидание нужного звонка может довести до того, что станешь психом в расцвете лет. Если не отвлекать себя, конечно, не думать о постороннем.
Но ни о чем другом, кроме звонка Гавриила Тихоновича и цепей, которые должны появиться за этим звонком, Володя думать не мог. Он перечитал все газеты, тут же забывая прочитанное. Кроссворд застопорился на вопросе «Звезда первой величины в созвездии Большого Пса». Ответ давал возможность развязать целый угол, а за него пятью клетками цеплялся другой, но Сидельников не дружил с астрономией.
Он швырнул журнал на подоконник, завалился, не раздеваясь, на кровать, прикрыл глаза и стал думать. О чем? Так, о жизни, Всего двое суток прошло с момента, когда полетела на «Дружбе» цепь и он мотнулся в контору участка, чтобы вправить мозги Козюбину. Двое суток! А сколько всякого и всяких повидал он за это время… За два года иной раз такого не насмотришься. А ведь это только начало, цепей не видать пока, только чуть-чуть замаячило с этим Гаврилой. Скорей бы звонил, что ли…
И звонок раздался.
— Здравствуй, котик, — пропищал в трубке тонкий голосок.
— Здравствуй, кошечка, — ответил Володя.
— Почему вчера не пришел? Мы жутко ждали.
— Кто ждал?
— Я, во-первых. Инка тоже была. Потом явился Сергей Иванович. Как всегда, конечно, поддатый. И еще приволок две бутылки. Он получил премию за соревнование.
— Молодец! А с кем он соревновался?
— Понятия не имею. Наверно, с тобой… Ха-ха! Все было на высшем уровне. Не хватало только вас, маэстро…
— Обошлись кое-как, не померли. — Володя с удовольствием втягивался в неожиданную телефонную игру.
— Коть, у тебя голос какой-то странный. Простыл?
— Нет, не простыл. Нарушил горло…
— Пил холодное пиво?
— В хоре пел. Перестарался малость.
— Не валяй дурака, певец, — рассмеялась женщина. — Ты что, всерьез обиделся на меня?
— Не очень всерьез, но основательно…
— Ну, котик, ты же понимаешь… я была не в форме… Боже мой, какая чушь… Когда ты улетаешь?
— Улетел бы сегодня, но цепи держат.
— Какие цепи?!.. Ха-ха-ха!.. По-моему, цепи у тебя там, дома, а здесь казацкая вольница… Приедешь сегодня?
— Куда ехать-то?
— Я не узнаю тебя, котик.
— А я тебя знать не знаю, кошечка.
— В какой номер я попала?
