Хозяин большую часть времени проводил вне дома, и видеть его трезвым можно было очень редко. Пособие, получаемое на содержание Айвара, Коцинь исправно пропивал, хотя в день выдачи жена всегда ездила в волостное правление сама.
Айвара сразу впрягли в работу: его заставляли носить в кухню хворост, рубить картофель и кормовую свеклу, крутить точило, когда старый Коцинь точил топор. Мальчик честно зарабатывал скудный кусок хлеба, который уделяли ему в этом чужом доме, но угодить хозяевам ему удавалось редко. В глазах этих людей он оставался чужаком, низшим существом, куда более бесправным, чем все они. Единственным другом его стал Дуксис. Пес понимал его без слов и никогда не пытался обмануть или обидеть мальчика. Айвар делился с ним хлебом, часто оставлял в миске немного похлебки, и Дуксис привязался к нему.
Образы отца и матери все еще ясно сохранялись в памяти Айвара, он часто думал о них, но при воспоминаниях тоска больно сжимала сердце.
В Коцинях Айвар прожил лишь несколько месяцев. В начале декабря хозяйку разбил паралич, и она больше не вставала с постели. Участковый врач заявил Коциню, что нечего надеяться на выздоровление жены — в подобных случаях медицина бессильна.
Пролежав несколько недель и убедившись в безнадежности своего состояния, Коциниене однажды заговорила с мужем:
— Для тебя лучше, чтобы я скорее умерла. Тогда бы ты привел в дом новую жену, она бы помогла тебе вырастить детей. Трудненько, правда, найти такую, которая согласится выйти за вдовца с полдюжиной ребят, придется, видно, подыскать пожилую работницу.
— Пятнадцати латов в месяц, что мы получаем за Айвара, как раз хватит, чтоб платить работнице, — сказал Коцинь.
— От этих денег придется отказаться, — продолжала Коциниене. — Если нельзя как следует управиться со своими детьми — это еще полбеды, и людям тут сказать нечего. Такова судьба, ничего не поделаешь. Но как мы объясним волости, сиротскому суду, если заболеет, пропадет чужой ребенок? Никак. Все скажут, что мы виноваты, мы довели его до этого. Поэтому, не откладывая, сходи в волостное правление к Друкису, расскажи о нашем теперешнем положении — и пусть забирают мальчишку… чем раньше, тем лучше.
Коцинь пытался было возразить, что зимой пятнадцать латов в месяц будут большим подспорьем, но жена настояла на своем, и ему ничего не оставалось больше, как отправиться к Друкису.
Сообщив о тяжелой болезни жены, он сказал писарю:
— Забирайте его у нас. Своих детей больше чем нужно. В таком положении, как сейчас, мы не можем воспитывать чужих детей. Конечно, жаль, что приходится расставаться с этим мальчуганом… после того, как успели полюбить, словно своего. Прямо-таки за сердце берет, как подумаешь, что он теперь будет жить у чужих! Такую любовь и заботу он найдет не в каждом доме.
И он до тех пор тер большим пальцем глаза, пока они не покраснели; доверчивый человек мог бы и впрямь подумать, что он расплакался от избытка чувств.
Удивительно, что Друкис, узнав, по какому делу явился Коцинь, явно чему-то обрадовался.
— Ладно, господин Коцинь, если уж жизнь у вас так сложилась, то мы попытаемся снять эту ношу с ваших плеч. Пусть мальчуган побудет у вас еще недельку — пособие вам выплачено за весь месяц, — но я думаю, что до конца года вам его держать не придется. У меня есть кое-какие планы. Как только все будет устроено, я дам вам знать и вы привезете мальчугана ко мне.
Не прошло и недели, как Коцинь получил от Друкиса письмо, он просил привезти Айвара в волостное правление. Перед отъездом мальчугана хорошенько вымыли в бане, и сам хозяин ножницами для стрижки овец остриг его. Благодаря этой заботе Айвара снова можно было показать людям.
…За полгода до этих событий в дальней Пурвайской волости, что была расположена у Змеиного болота, бездетная супружеская чета — Рейнис Тауринь и его жена Эрна — после долгого раздумья пришла к выводу, что их богатой усадьбе Урги нужен наследник. Тауриню в ту пору исполнилось тридцать пять лет, а жене тридцать восемь. Уже восьмой год жили они, как говорится, в законном браке, а детей у них все еще не было. Доходы усадьбы умножались с каждым днем, близкие и дальние родичи взвешивали свои шансы на получение богатого наследства, и многие из них желали скорейшей смерти Рейнису Тауриню. Эрна, убедившись, что у нее нет надежды подарить мужу сына, с тревогой, не лишенной оснований, начала замечать недовольство мужа. Все чаще задумывалась она над тем, что Тауринь может возбудить дело о разводе; причина была достаточно веской, суд признает просьбу Тауриня обоснованной и расторгнет брак.
Не дожидаясь, пока дело примет такой оборот, умная женщина принялась действовать. Выбрав удобный момент, когда Тауринь не был занят хозяйственными заботами, Эрна вызвала его на откровенный разговор.
— Годы проходят, скоро мы станем пожилыми, а детей у нас нет… — начала она. Хмурый взгляд Тауриня показал, что она попала в самое чувствительное место. — Если человек не знаб6бет, кто после его смерти будет продолжать начатую им работу, пропадает цель жизни и нет никакой радости что-нибудь строить, предпринимать. Мы оба скоро можем очутиться в таком положении, но я думаю, с этим нельзя мириться.
— Что же ты советуешь сделать? — спросил Тауринь.
— Надо взять на воспитание какого-нибудь мальчика, — предложила Эрна. — Взять малышом и воспитать по-своему. Может быть, среди твоей родни есть подходящий ребенок? Подумай, ты их лучше знаешь.
— Не знаю, — ответил Тауринь. — Разве у меня было время интересоваться ими? Но твоя мысль неплоха.
— Правда ведь? — обрадовалась жена. — Слишком маленького брать невыгодно. Неизвестно, какое у него здоровье и каков он будет собой, когда подрастет. Лучше всего взять лет пяти-восьми, из такого еще можно вылепить все, что хочешь, и не надо возиться с пеленками. Главное, чтобы был здоров, неглуп и приятной наружности.
— Идиота или калеку я воспитывать не собираюсь, — согласился Тауринь. — Если уж брать в дом чужого ребенка, то он должен быть первосортным. Иначе не стоит. Мы можем предъявить самые высокие требования.
— Верно, — согласилась Эрна. — Тогда начнем действовать.
Они перебрали семьи всех родственников, где были дети, но ничего подходящего не нашли. У некоторых родичей дети уже ходили в школу, у других еще кричали в люльке. Иной подходящий по возрасту оказывался таким заморышем, что не хотелось даже смотреть на него, а тех двух или трех, которые понравились Тауриню, родители не соглашались отдавать.
— С родственниками возиться не стоит, — сказал наконец Тауринь. — Этим мы только ограничиваем выбор. Кроме того, если возьмем родича, то полностью, как своего, его воспитать не удастся. Родители постоянно будут лезть, интересоваться и постараются сесть нам на шею — всегда придется им кое-что подбрасывать. Другое дело, если нет ни отца, ни матери. Такого мы можем воспитывать, как нам нравится, и никто не будет беспокоить нас.
— Я подумала об этом с самого начала, — призналась Эрна. — Если мы возьмем чужого, у нас будет возможность усыновить его не сразу. Мы сможем лучше приглядеться, познакомиться с его характером и способностями и, если все будет как надо, тогда только дадим ему свое имя и примем в свою семью.
— Это ты хорошо придумала, — сказал Тауринь, — и риска будет меньше.
Теперь у них был действительно большой выбор, но с каждым днем они становились все разборчивее. Полгода супружеская чета Тауриней объезжала детские приюты: они осмотрели сотни детей, но никак не могли найти ребенка, который бы им понравился. Некоторые не подходили по росту, у иного наружность не отвечала представлениям Эрны о мужской красоте. Случалось и так, что мальчик нравился Эрне, а мужу нет. Тогда Эрна уступала и соглашалась на дальнейшие поиски.
— У него должен быть хороший экстерьер, — сказал Тауринь, а он-то кое-что понимал в породах. Даже лошадь или охотничью собаку он отказывался покупать, если замечал малейший недостаток, а сейчас дело шло о человеке, возможно о приемном сыне, которому придется унаследовать уважаемое имя Тауриней и богатую усадьбу Урги, поэтому надо было проявить усиленную осторожность, чтобы не всучили брака.
В рижских газетах супруги читали объявления: матери, очутившиеся в безвыходном положении, предлагали своих детей.
«ОТДАЮ НА УСЫНОВЛЕНИЕ В МАТЕРИАЛЬНО ОБЕСПЕЧЕННУЮ СЕМЬЮ ЗДОРОВОГО БЕЛОКУРОГО ТРЕХЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА…»
«ГОДОВАЛУЮ ДЕВОЧКУ С ГОЛУБЫМИ ГЛАЗАМИ СОГЛАСНА ОТДАТЬ БЕЗДЕТНОЙ ПАРЕ, ЖЕЛАТЕЛЬНО В ЗАЖИТОЧНУЮ СЕМЬЮ».
«ШЕСТИЛЕТНИЙ МАЛЬЧИК, ШАТЕН, ИЩЕТ СЕБЕ ПРИЕМНЫХ РОДИТЕЛЕЙ».
Таурини откликались на некоторые объявления, и кто-нибудь из них, а то и оба ездили осматривать ребенка, но все их поиски пока оставались тщетными. Цепь неудач уже начала волновать Эрну. Она видела плохо скрытое недовольство мужа, и в ней вновь пробудились прежние опасения.
