меня. — Но, надеюсь, ты не собираешься всю жизнь работать курьером?
— Я сочиняю стихи, Семен Петрович, — серьезно сказал я.
— А-а… — озадаченно протянул Семен Петрович. — Это хорошо. И что же, печатаешься?
— Пока нет, — с достоинством ответил я.
— Понятно. Ну, а стихи-то получаются?
— Могу прочитать… Вот, к примеру, из последних. — Я встал и, приняв подобающую позу, с чувством продекламировал из Пушкина:
Цветок засохший, безуханный,
Забытый в книге вижу я;
И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя…
Семен Петрович слушал, рассеянно кивая головой. Когда я закончил, он сказал:
— Что ж, по-моему, недурно. Что-то напоминает, правда… Или стиль такой старомодный. А в общем, очень недурно.
Я скромно потупил голову и хотел еще что-нибудь прочитать, но вовремя опомнился и промолчал. Семен Петрович выглядел вполне удовлетворенным.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал я. — А то поздно…
Семен Петрович улыбнулся.
— Конечно. — Он проводил меня до дверей кабинета. — Заходи. Может быть, и родителей как-нибудь пригласишь к нам…
— Непременно, — ответил я.
Мы пожали друг другу руки, и я вышел в коридор, где меня поджидала Катя. Когда я увидел ее, мне стало стыдно. Я понял, что совершил чудовищное предательство, и хотел было рассказать ей все, но у меня язык не повернулся. Чувствуя, как лицо скривила нелепая, придуманная усмешка, я пробормотал:
— Все нормально… Поговорили… о том, о сем…
Катя истолковала мою интонацию по-своему, и ее взгляд сделался озабоченным и твердым.
— Ты не расстраивайся, — сказала она. — Я тебе позвоню вечером.
Она мне действительно позвонила. Вечером, очень поздно. Я в это время сидел перед телевизором, тупо уставившись в голубой экран.
Катя говорила негромко, но очень отчетливо.
— Как же ты мог, Иван? — спросила она. — Зачем?..
И положила трубку. Если бы она сказала еще хоть одно слово, мне, наверное, было бы легче. Может быть, это только так казалось…
— Кто это? — спросила мама.
— Так… номером ошиблись.
На следующий день, отпросившись с работы, я с утра отправился к МГУ. Я поехал в надежде увидеть Катю, хотя понятия не имел, что скажу ей при встрече.
Погода в тот день переменилась к лучшему. Так бывает, когда осень в самый разгар ненастья вдруг подарит несколько солнечных и теплых дней. В университетском парке по этому поводу было многолюдно. Шурша опавшими листьями, студенты и студентки прогуливались по аллеям; вытянув ноги, сидели на облупленных лавочках, млея под солнцем, глазели по сторонам. Их безмятежное настроение быстро передалось и мне. Я уверовал, что непременно встречу здесь Катю, и это уже нисколько не пугало меня. Однако, когда в третьем часу дня я действительно увидел ее, моя самоуверенность улетучилась в мгновение ока.
Катя шла по центральной аллее в компании двух молодых людей. Я обогнал их по параллельной дорожке и потом с беспечным видом, сунув руки в карманы, направился навстречу. Но за оживленной беседой Катя не обратила на меня ни малейшего внимания. Мне пришлось повторить трюк, но на сей раз, переменив тактику, я изображал человека, погруженного в глубокое раздумье, и, устремив взгляд под ноги, как бы не видя ничего вокруг, ринулся прямо на них, рассчитывая столкнуться с Катей нос к носу. Пройдя таким образом метров сто и ни с кем не столкнувшись, я украдкой осмотрелся и не обнаружил перед собой ни Кати, ни ее кавалеров. Обернувшись, я увидел их уже сидящими на лавочке. Я пошел обратно и, минуя лавочку, где они расположились, громко запел: «Чита-грита, чита-маргарита, а-а…» На этот раз на меня обратили внимание. Один из парней сказал:
— Где-то я уже видел эту рожу… А, Валера?
— Он уже третий раз мимо нас шныряет, — сказал Валера.
Я, словно нехотя, взглянул в их сторону и встретился глазами с Катей.
— О Катя! — воскликнул я с радостным изумлением. — Привет.
— Привет, — холодно ответила Катя.
— А я вот решил прогуляться немного, — сказал я, доброжелательно улыбнувшись. — Погода хорошая.
Катя молчала. Молодые люди, никак не прояснив своего отношения к погоде, молчали также. Их угрюмые лица не предвещали ничего хорошего.
— Солнце жарит, прямо как летом, — продолжил я свою мысль.
Катя презрительно хмыкнула и, обратившись к парню, который обозвал меня «рожей», спросила:
— Что же было дальше, Илья?
— Что?
— Ну, ты рассказывал что-то интересное…
— А-а… Дальше… Мы с Митькой, значит, приходим, а они там все пьяные, валяются, кто где… — начал было Илья и тут же замолк. — Нет, — сказал он, — не понимаю, чего этот тип стоит над душой?!
— Может быть, дать ему по рогам? — предложил Валера.
— Не надо, — сказала Катя. — Это мой двоюродный брат. Он только вчера из Витебска приехал. Я ему университет обещала показать.
— Брат? — Валера был озадачен. — Какой-то он у тебя странный.
— Да, — сказала Катя, — он тронутый немного. Его в детстве с третьего этажа уронили.
Илья и Валера с любопытством посмотрели на меня, а я, изображая нервное расстройство, задрыгал правой ногой. Катя поспешно подошла ко мне.
— Ладно, мальчики. Вы идите, а я покажу ему МГУ. — И Катя потащила меня по аллее. — Хватит тебе дергаться, — тихо проговорила она. — Просто шут гороховый. Вечно меня позоришь.
— Так они же смотрят, — сказал я.
Мы свернули в боковую аллею и здесь остановились.
— Зачем ты пришел? — спросила Катя.
Ее вопрос застал меня врасплох. Хотя я ожидал его с самого утра, но в какой-то момент мне показалось, будто все уладилось само собой, и теперь растерялся, не зная, что ответить. Катя смотрела на меня серьезным, внимательным взглядом.
— Я хочу извиниться перед тобой за вчерашнее, — пробормотал я.
— Хорошо, — сказала Катя. — Считай, что я простила тебя. Это все?
Я понял, что она сейчас уйдет, и торопливо сказал:
— Нет, не все. Мне надо поговорить с тобой.
Катя пожала плечами.
— Давай присядем, — предложил я.
Мы сели на лавочку. Я был весь в напряжении и, пытаясь расслабиться, закурил. Катя, словно не испытывая ни малейшего неудобства, положила ногу на ногу, скрестила руки на груди и со скукой на лице смотрела куда-то вдаль.
— О чем ты
