Гремя посудой, бегают по платформе и ищут бак с водой. Бака нет. Бегут на станцию. На станции воды тоже нет. В толпе начинается смятение:
— Ох!
— Что теперь делать?!
— Похоже, воды-то нет!
Подозрительный молодой человек, выходя из-за угла:
Беспонятный ты народец!
За вокзалом есть колодец!
Только выйдешь из дверей…
— Ох! Колодец?! Да что ты говоришь?!
— Колодец, ребята, колодец!
— Вали!
— Вот он — колодец.
— Где, где?
— Да вот!
— Эх, черт, да это яма выгребная!
Толпа кидается обратно на станцию.
По платформе гуляет ДС и обмахивается платочком.
Толпа напирает.
— Почему на станции воды нет?
— Воды? На станции? Чудаки вы, ей-Богу! Наши служащие ходят за водой в соседнюю деревню — за версту отсюда. Пойдите к ним по квартирам, там напьетесь.
Толпа бежит из вокзала в соседнюю улицу.
КАРТИНА 3-Я
Дом общежития служащих. Перед входом стоят хозяйки с коромыслом через плечо. В ведрах искрится хрустальная, холодная вода. Хор хозяек:
Шла де-ви-и-ца за во-дой,
За хо-ло-дной ключевой.
В самый полдень, в жаркий зной,
В жаркий полдень, ой-ой-ой.
Ой!
Ох, во-ди-и-ца ты, вода.
Наша лю-та-я бе-да.
Грыжу долго ли нажить —
За версту с водой ходить, —
— Ой! Что такое?
От станции бежит простоволосая женщина. Машет руками. — Хозяйки! В дом! Запирайте двери! Пассажиры по воду. Осатанели! Звери.
Все прячутся в дом. Щелкает дверной замок.
КАРТИНА 4-Я
Толпа с пустыми чайниками и котелками подходит к дому. Лица истомлены, глаза горят лихорадочным блеском. Стучат в дверь:
— Хозяюшки! Помогите! Пожалейте, сестрицы!
— Погибаем! Дайте глоточек водицы!
Из всех окон одновременно высовываются жирные кукиши, и невидимый хор хозяек поет:
— Понапрасну, Ванька, ходишь,
Понапрасну ножки бьешь.
Ни черта ты не получишь,
Болваном домой пойдешь!
Толпа со слезами смотрит на торчащие из окон кукиши.
Мимо проходит Пече с рыболовным сачком в руках. Пече нисколько не удивлен этой сценой. Пече даже сочувствует бедным людям:
— Идите, — говорит, — бедные люди, за угол направо. Там станционный бассейн есть. С водичкой. Там и напьетесь.
КАРТИНА 5-Я
Станционный бассейн. Зловоние. Вода густо сдобрена мазутом. В вонючей смеси плавают 5 дохлых кошек, 6 ворон и крыса. Кругом летают гигантские малярийные комары.
Рев приближающейся толпы на мотив «Уморилась».
Где он, где он, где он, — сей
Наш спасительный бассейн?
Уморилась, утомилась,
Исстра-да-ли-ся!
Подходят ближе… Еще ближе… Еще… Еще…
— Ох, нет! Давайте занавес! Следующую картину!
КАРТИНА 6-Я
Станционные задворки.
Стоит бак с надписью: «Кипяченая вода».
Пече, Мече и Вече сачками вылавливают из бака головастиков: кто больше зачерпнет?
Потом пускают головастиков обратно в бак, и игра начинается сначала.
Они так увлечены, что толпа жаждущих застает их за этой интересной игрой.
— Ага, вот они чем занимаются?!
— Изверги, кровопийцы, где вода?
— Почему бак не на месте? Почему с головастиками, — сказывай!
Пече спокойно ждет, пока стихнет буря негодования. Правдивыми, честными глазами смотрит он в глаза измученным людям.
— Товарищи! Эти головастики… они не простые. Для научных целей разводятся.
— Для научных целей? Ах вы ироды! А кошки дохлые в бассейне тоже для научных целей?!
— Товарищи! Не волнуйтесь! Ей-богу, мы не виноваты насчет кошек! Понимаете, эти кошки… они… самоубийцы. Ей-богу, на моих глазах десятая кошка с собой кончает. И дался ведь им этот бассейн несчастный!
— Да что ты врешь-то, глазенки твои бесстыжие!
— Что голову людям морочишь!
— Русским языком тебя спрашиваем: почему воду в бассейне не сменили? Почему кошек дохлых не выловили?
— Пробовали, товарищи! Ей-богу, пробовали. Только вытащить их никак невозможно. Вцепились они когтями в воду… то есть в мазут, и ничего с ними поделать нельзя. Тащили-тащили и бросили…
— Бросили? То-то вы бросили?
— Вас бы самих туда заместо этих кошек!
— Ну, сказывайте, ироды, где воду взять!
— Товарищи, не волнуйтесь! Честное слово, вода в двух шагах от вас. На водокачке. Через пути, налево.
Озлобленная толпа направляется к водокачке. Пече, Мече и Вече захлебываются икотой и недоумевают: «Кто это, дескать, нас так крепко вспоминает?»
КАРТИНА 7-Я
На переднем плане — водокачка. Она выглядит хмурой, озабоченной… К ней робко подходят изможденные люди, протягивая вперед чайники и котелки.
— Водокачечка! Матушка! Кормилица!
— Пожалей ты нас, горемычных!
— Дай водицы!
— Капельку!
— Глоточек! Толпа в ужасе замолкает.
Водокачка внезапно содрогнулась, и явственно слышен ее каменный, замогильный голос.
— Человек надоедлив и глуп…
Лезет с просьбами всякий и каждый…
Я сама изнываю от жажды —
Кукиш с маслом! Холеру Вам в… пуп!
Раздается громоподобный, подозрительный звук, и водокачка извергает из себя сгустки вонючей плесени и разный мусор.
Толпа разражается бурей угроз по адресу Пече, Мече и Вече. В это мгновение со станции слышится 3-й звонок.
КАРТИНА 8-Я
Рабочий поезд «Максим» отходит со станции «Безводная».
Из вагонов доносятся хрип, предсмертные стоны и проклятия.
Пече, Мече и Вече слушают проклятия и укоризненно качают головой. Всем своим видом они говорят:
— Боже мой! За что?! И так вот каждый день!
И затем уже вслух:
— Нетерпеливый народ пошел! Буян-народ! А мы — мученики!
Из последнего вагона поезда вырывается душераздирающий вопль:
— Воды! Во-ды-ы-ы!!
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Если читатель, прочтя предыдущее, скажет: «выдумки» — мы, к сожалению, должны будем разуверить его. Все написанное, по существу, голая, не преувеличенная правда — наши рабкоры собрали ее по кусочкам на следующих станциях: 1. Красный Берег — Зап. ж. д. (рабкор № 291); 2. Каменская-Ю.-В. ж. д. (Поляков); 3. Аляты — Закавказской ж. д. (рабкор № 255); 4. Пачелма — Сызр. — Вяземской ж. д. («Чумазый»); 5. Батраки — М. Каз. ж. д. (рабкор № 694); 6. Гомель — Зап. ж. д. («Жало»); 7. 209 верста — Мос. — Каз. ж. д. — Казарма (рабкор № 694).
Конечно, не на всех указанных станциях воют именно пассажиры: чаще даже они уступают эту честь мастерским, депо, казармам и стрелочным постам.
Конечно, не везде кошки кончают жизнь самоубийством (бассейны не на каждой станции есть).
Не спорим: все эти станции во многом отличаются друг от друга. Но суть их одна: каждая из них — кусочек безводной пустыни Сахары и каждая под угрозой эпидемии.
Имеющие уши слышать — пусть услышат…
М. Мишев
«Гудок», 8 июня 1924 г.
Жизнь наша хоть и не столичная, а все же интересная, узловая жизнь, и происшествий у нас происходит невероятное количество, и одно другого изумительнее
Брюки и выборы
Был, например, такого рода факт: купил себе наш секретарь месткома Фитилев новые брюки шевиот в полоску. Удивительного тут ничего нет для такого города мирового, как, например, Москва, — там у каждого брюки в полоску, а в наших палестинах это обновка!
Понятное дело, всякому лестно посмотреть на Фитилевы штаны. Но только Фитилев аккуратный человек — не объявляет штанов до поры до времени. И вот расклеивается совершенно неожиданно повестка знаменитого общего собрания всех до единого членов нашей станции. И в повестке стоят такие вопросы, как доклад предучкпрофсожа, доклад УДР и в заключительном аккорде отчет месткома с перевыборами, в чем самый главный гвоздь и есть.
Кроме того, все говорят, что на торжественном собрании выступит и знаменитый наш Фитилев, секретарь, в новой покупке. Так что зал заполнился до невыносимых пределов духоты, и действительно, появился Фитилев со складками, и штаны как чугунные на памятнике поэта Пушкина, в Москве, до того сшиты отлично.
Нуте-с, отлично. Ровно в шесть часов встал председатель и объявил собрание открытым, и вышел наш величественный предучкпрофсож, кашлянул и врезал собранию речь. Начал докладывать про дорожный съезд, и докладывал с б часов до 9 часов, а по новому стилю до 21-го часа, выпив всего полграфина воды из первого класса. Что было в зале, выразить я не могу, за исключением того, что неожиданно заснул весь первый ряд, а за ним второй, как на поле сражения. И даром председатель звонил и призывал к сознательности. Какая же сознательность у человека, ежели он спит?
