снова опешил Аслан и, оглянувшись на Шазину, бдительно следившую за ними, взглянул на свою белоснежную черкеску, словно спрашивая у нее совета.
– Да, – сказал дядя Сандро неумолимо, – во-первых, она прекрасная девушка. Во-вторых, мы ее опозорим, если, умыкнув, не женимся на ней. А в-третьих, твои родственники ждут тебя с невестой, а получится, что ты ввел их в расходы ради того, чтобы женить своего друга. Насмешка получится.
– Ой, – сказал Аслан и схватился за голову, – я про них совсем забыл… Если я не женюсь, пойдет сплетня, что я не смог умыкнуть девушку…
– В том-то и дело, – снова согласился дядя Сандро.
– Это запятнает мою честь, – сказал Аслан и снова оглядел свою белоснежную черкеску.
– В том-то и дело, – снова согласился дядя Сандро.
– Но мне ужасно неловко, – вдруг задумался Аслан, – на глазах у собственной невесты жениться на ее подруге.
– Ничего, – сказал дядя Сандро, – твоя невеста тоже на твоих глазах выйдет замуж за твоего друга.
– Как так?! – пыхнул Аслан.
– По твоему собственному желанию, – напомнил ему дядя Сандро.
– Да, – успокоился Аслан, – по моему собственному. Слушай, – спохватился Аслан, – а вдруг Шазина тоже с эндурской примесью? Тогда я лучше женюсь на своей.
Тут дядя Сандро испугался.
– Ну уж такого невезенья не может быть! – воскликнул он. – Я сейчас все узнаю!
Чувствуя, что тело его от волнения покрылось холодным потом, дядя Сандро подошел к Шазине. Заставить свою возлюбленную признать себя эндуркой, когда она абхазка, и тут же уговорить чужую девушку, если она с эндурской примесью, чтобы она выдавала себя за чистокровную абхазку, было и для дяди Сандро слишком.
– Послушай, – тихо сказал дядя Сандро, подойдя к девушке, – говори только правду. В твоем роду есть эндурцы?
– Эндурцы?! – взвизгнула девушка, и глаза ее метнули в глаза дяде Сандро две молнии. – Вы посмотрите, через какую бесовскую хитрость они от меня хотят избавиться! Да мои братья только за то, что вы так подумали, перестреляют вас, как перепелок!
– Все, – сказал дядя Сандро, – ты выходишь замуж!
– За кого? – полыхнула самозванка достаточно уместным любопытством.
– За Аслана, – сказал дядя Сандро, – и больше ни слова!
– За Аслана? – слегка опешила девушка. – А разве у них с Катей не было…
– Не было! – перебил ее дядя Сандро, чувствуя приступ ревности. – Не было и не могло быть!
Дядя Сандро подошел к своей возлюбленной и сказал ей, что она больше не невеста Аслана, а его невеста. Главное – держать себя в руках. Никакой радости. Легкий, благопристойный, однако и ненавязчивый траур. Возлюбленная дяди Сандро, почти ничего не соображая, кивнула ему и опустила голову.
– Эх, Катя, Катя! – сказал Аслан, со стороны наблюдавший за ними и почувствовавший, что дядя Сандро ее уговорил. – Зачем ты мне сразу не сказала правду?
– Ты у меня не спрашивал, – ответила Катя и вовсе потупилась.
– Поздно каяться, все решено! – зычно воскликнул дядя Сандро. – На лошадей!
– Поклянись аллахом, что в тебе нет эндурской примеси! – в последний раз взмолился Аслан, болезненно вглядываясь в свою новую невесту и одновременно как бы извиняясь перед старой, показывая ей причину, по которой он не мог не отступиться от нее.
– Эндурской примеси?! – возмутилась Шазина. – Не смеши людей! Да мои братья…
– Про твоих братьев мы уже слышали, – сказал дядя Сандро, – быстрее в путь!
– Чудо! – воскликнул веселый головорез Теймыр. – Кто бы подумал, что эта вертихвостка такого парня отхватит.
– Но у нас только четыре лошади, – вспомнил Аслан, первым подходя к ольшанику, где были привязаны лошади.
– Эта вертихвостка так хотела замуж, – сказал веселый головорез, – что я думаю, она рядом с лошадью побежит!
– Так и побежала! – опять воскликнула Шазина. – Да мои братья…
– Не надо так ее называть, – сказал Аслан примирительно, – ты же знаешь, чья она теперь невеста…
– Кажется, разобрались, – сказал Теймыр и тронул поцарапанную щеку.
– Мы с Асланом сядем на мою лошадь, – сказал дядя Сандро, – она вынесет обоих!
Девушек посадили на лошадей, причем Аслан, помогая Кате сесть на лошадь с женским седлом, проявил благородный такт, то есть, изменив содержание первоначального замысла, мы имеем в виду смену невест, он оставил в целости техническую сторону – Катя должна была сесть на эту лошадь, и она на нее села. Впрочем, мужское седло Шазине, по ее характеру, было как раз впору.
Дядя Сандро гостеприимно предоставил свое седло Аслану, а сам уселся сзади на спину своего рябого скакуна.
– Если б я знал, что вы оба женитесь, – сказал веселый головорез, – я бы и третью для себя приволок!
– Поздно, – отозвался дядя Сандро из-за белой черкески своего друга, – к тому же для жениха тебе Шазина подпортила портрет!
Они ехали гуськом глухой лесной тропкой, и Теймыр, он был впереди, иногда оттягивал кнутовищем камчи нависавшие над тропой буковые, ольховые, каштановые ветви, оплетенные лианами обвойника, и давал проехать остальным.
Сквозь могучий, заколюченный лес, потом сквозь узорчатые папоротниковые пампы, стреноживающие лошадиные ноги, и снова в зеленый, влажный сумрак леса, переплетенного всеми ветками и корнями, опутанного всеми лианами, задыхающегося от собственного яростного обилия и неожиданно, как вздох, расступающегося возле шумной речушки с несколькими светлыми, покорно склоненными ивами на берегу, как бы намекающими на возможности христианского начала в буйном царстве языческого леса.
Намек этот, как нам кажется, кавалькадой остался непонятым. Молодые люди, крича и щелкая камчами, загнали лошадей в поток, и лошади, то и дело упираясь, шли через него, косясь друг на друга, всплескивая гривами, фыркая, цокая копытами, оскальзываясь на камнях дна, спотыкаясь и гневно вздергиваясь, и тогда девушки ахали, а молодые люди смеялись и с гиканьем, огрев лошадей камчой, вымахивали на крутой берег, поросший кустами облепихи и тамариска.
Дядя Сандро чувствовал нестерпимое веселье, клокотавшее внутри него, но сдерживал себя изо всех сил, чтобы Аслан ничего не понял. Аслан то и дело поглядывал на свою бывшую невесту, потом переводил взгляд на новоиспеченную, иногда как бы не понимая, откуда она взялась, а потом приглядывался к ней, привыкая к своему новому положению.
Впрочем, когда тропу обступали особенно колючие кустарники или лошади входили в воду, он забывал об обеих невестах, целиком озабоченный боязнью оцарапать или закапать брызгами воды свою белоснежную черкеску.
Шазина то и дело оборачивалась в сторону жениха и почему-то прыскала от смеха, и дядя Сандро удивлялся ее дерзости, думая, что она смеется, вспоминая подробности всей этой истории. Удивление его, однако, вскоре сменилось гневным изумлением, когда выяснилось, что на самом деле она оборачивается на них и смеется необычайной (видите ли!) рябизне его чубарого скакуна, его прославленной гордости!
Не успел дядя Сандро прийти в себя от
