– Отчепись, лешак поганый! – закричала она.
Микола с Василем проснулись и дружно заревели: «Ма-а-а-мка!» Комбаты стали одеваться.
Малешкин, Теленков и Беззубцев вышли вместе. Прощаясь, комбат сказал, что завтра одну из батарей придадут танковому полку Дея.
– Чью? – спросил Теленков.
– Пока неизвестно, – ответил комбат.
– Не завидую этим ребятам, – сказал Пашка.
– Почему? – удивился Саня. – Все говорят, что Дей – самый боевой командир в корпусе.
Теленков усмехнулся:
– Еще говорят, что в бою он не щадит ни себя, ни своих солдат.
Комбат вздохнул и ничего не сказал.
Лиловым утром четвертая батарея лейтенанта Беззубцева отбыла в распоряжение 193-го отдельного танкового полка. Он ночевал в трех километрах, на территории сахарного завода. Завод был наполовину разбит, наполовину сожжен и полностью разграблен. Двор завода был усыпан желтым, пахнущим свеклой песком. Щербак посмотрел на это безобразие и сказал:
– Сколько бы из этого добра самогонки вышло! Залейся.
Танкисты выводили машины на дорогу, выстраивались – в колонну.
Четвертую батарею они встретили свистом.
– Славяне, глянь! Самоходы притащились.
– На що?
– Для поддержки.
– Який поддержки? Штанив? Га-га-га!
Прямо на машину Малешкина шла тридцатьчетверка с десантом. Водитель, видимо, и не думал сворачивать.
– Чего он хочет? – испуганно спросил Саня.
– Чтоб мы уступили ему дорогу, – ответил Домешек.
Танк подошел вплотную, остановился. Из люка высунулась голова водителя.
– Ты чего, падла, зевальник разинул?
– Пошел бы ты!… – крикнул Щербак.
– Сворачивай!
– Сворачивай! – заревел десант.
«Пахнет скандалом», – подумал Саня и хотел приказать Щербаку сворачивать. К танку подбежал долговязый лейтенант в кожаной тужурке с меховым воротником. Он поднял руку и поприветствовал самоходчиков.
– Привет танкистам! – радостно ответил Саня.
Лейтенант подошел к люку водителя.
– Ты чего дуришь, Родя? Дороги тебе мало?
– А чего они, товарищ лейтенант…
– Разговорчики, – оборвал его лейтенант.
Родя сдал машину назад, на полном газу чертом проскочил мимо самоходки. На башне сбоку Малешкин успел прочесть: «Машина Героя Советского Союза лейтенанта Доронина». И ему стало стыдно, что не уступил дорогу. Домешек поморщился и махнул рукой, как бы говоря: «Ну и наплевать».
Подошло отделение автоматчиков. Рябой, как вафля, ефрейтор доложил Малешкину, что десант в количестве пятнадцати человек прибыл в его распоряжение. И в ту же минуту со всех сторон закричали: «Самоходчиков батя требует! Самоходы, к бате!»
Саня приказал Домешеку заняться десантом, а сам со всех ног бросился к командиру полка.
Автоматчики, ни слова не говоря, полезли на самоходку. Такое самовольство Домешек расценил как личное оскорбление.
– Назад! – рявкнул он. – Кто здесь командир?
Рябой солдат вытянулся:
– Ефрейтор Рассказов.
– Построиться! – приказал наводчик.
Ефрейтор построил десант, подал команду «смирно», доложил.
– Здравствуйте, товарищи солдаты! – громко приветствовал Домешек автоматчиков.
– Здра… – нехотя ответили солдаты.
– Поздравляю вас с прибытием в славный гвардейский экипаж младшего лейтенанта Малешкина.
Десантники молчали. Домешек нахмурился.
– Что, разучились, как отвечать? Когда вас приветствует командир в строю, вы должны выразить восхищение, бурную радость. А как солдаты выражают бурную радость? – спросил наводчик и сам же ответил: – Троекратным громким «ура». Понятно?
Солдаты, сообразив, что сержант «валяет ваньку», дружно и оглушительно заревели «ура». На крик сбежались танкисты и стали с любопытством наблюдать, как самоходчики ломают комедию…
Домешек обошел строй.
На левом фланге переминался с ноги на ногу солдатик в непомерно широкой и длинной шинели. Если бы не огромная шапка над воротником, из-под которой выглядывала остренькая мордочка с черными глазенками, можно было бы подумать, что шинель сама стоит на снегу.
– А ты кто? – спросил Домешек.
– Солдат Громыхало.
– Как, как? Повтори, не расслышал. – Домешек снял шапку, наклонил голову.
Солдат напыжился и во всю мощь своих легких рванул:
– Громыхало!
Домешек отскочил и схватился за ухо.
– Ух ты, какой голосистый!
– У нас в деревне все голосистые, товарищ сержант, – радостно сообщил Громыхало.
– Откеля ты?
– Из Подмышек.
– Откуда? – удивленно протянул Домешек.
– Из деревни Подмышки Пензенской области, – пояснил солдат.
– Воевал?
– Нет ешо.
– Кто «нет ешо»? – строго спросил Домешек, обращаясь к десантникам.
Автоматчики дружно подняли руки.
– Прекрасно! – воскликнул Домешек. – Это и есть то, чего не хватало нашему славному гвардейскому экипажу. А теперь я вас инструктировать буду. Слушать внимательно и на ус мотать, – объявил Домешек. – Итак, что вы должны и не должны…
Десантники должны были выполнять все приказания экипажа и помогать ему: чистить машину, заправлять ее горючим, загружать снарядами, закапывать самоходку в землю, охранять ее, защищать и нести всю караульную службу. Не должны были десантники только пререкаться, роптать и возмущаться. После инструктажа Домешек стал обучать солдат правилам посадки десанта на машину и гонял их до тех пор, пока у автоматчиков не взмокли шапки. Потом милостиво разрешил им покурить и оправиться.
Ефрейтор Бянкин, наблюдавший за учением, сказал наводчику:
– Хорошо, что тебя из офицерского училища турнули. А то бы ты с солдата по пять шкур драл…
Домешек самодовольно ухмыльнулся и заявил Бянкину, что с него бы он все десять спустил.
Встреча с батей Саню Малешкина обидела. Не такой он её представлял, не такие мечтал слушать слова. Герой Советского Союза полковник Дей вместо приветствия заявил, что он очень добрый и мягкий человек, а поэтому прощает батарее полчаса опоздания. Беззубцев заикнулся было объяснить, что он не виноват. Но Дей, сверкнув белками глаз, резко его осадил:
– Все, комбат. В бою минуты не прощу.
Скрипучим, железным голосом командир полка поставил перед батареей задачу, которая заключалась в поддержке самоходками танковой атаки.
– Запомните, самоходки должны двигаться за моими танками в ста метрах.
– Это не по уставу, товарищ полковник, – возразил Беззубцев.
Огромные белки Дея заметались, но он сдержал себя и как бы между прочим заметил:
– Мне тоже как-то доводилось читать устав, товарищ лейтенант. Сто метров, и ни сантиметра дальше. Понятно?
Беззубцев вытянулся:
– Так точно, товарищ полковник!
– Все. С богом!
Дей резко вскинул руку, резко повернулся и пошел вдоль колонны легко и быстро. За ним побежал адъютант, придерживая болтавшуюся сбоку планшетку.
Саня обиделся не на грубость полковника и не на жестокий приказ, а на то, что он не обратил никакого внимания на командиров машин, как будто их и не было. «А ведь не комбату идти за танками в ста метрах и не ему гореть, а командиру машины, а он даже не посмотрел на нас. Да какое ему дело до младшего лейтенанта Малешкина…» – думал Саня, возвращаясь к своей самоходке. Точно так же размышлял и Пашка Теленков, и Чегничка, и командир машины Вася Зимин.
4-я танковая армия генерал-полковника Гота пятилась нехотя, злобно огрызаясь. На этом направлении отступление прикрывал 2-й корпус СС.
У полковника Дея был категорический приказ командующего выбить немцев из местечка Кодня. На карте Кодня обозначена крохотным кружочком. И в этом кружке находились танки дивизии «Тотен Копф». Эсэсовцы сидели за броней в двести миллиметров и из мощной пушки расстреливали наши танки за километр, как птиц. Птица хоть могла прятаться, а танки полковника Дея не имели права. Они должны были атаковать и обязательно выбить. Вот что мучило с утра полковника Дея. Так простим же этому уже второй месяц не вылезающему из танка, исхудавшему, как скелет, полковнику, что он, углубленный в свои мысли, возмущенный непосильной задачей, не заметил Саню Малешкина, не улыбнулся ему, не кинул ободряющего слова.
Полк обогнул лесок на холме и, развернувшись в боевую линию, приготовился к атаке. Перед танками лежала унылая пустошь, поросшая чахлым кустарником, которую чуть-чуть оживляли молодые елочки и светло-зеленые папахи можжевельника. За пустошью было поле, а за полем – село. Сквозь кустарник оно не проглядывалось. Но Саня знал, что там село, а в селе – немцы.
Впереди Саниной самоходки стоял танк Героя Советского Союза Доронина. Малешкин решил двигаться за ним. Это решение Саню и успокоило, и ободрило. Десантники, сбившись в кучу, жались друг к другу, курили, передавая из рук в руки цигарку. Из люка высунулся Домешек, посмотрел на них и, увидев маленького солдата, подмигнул:
– Ну как, Громыхало из Подмышек, боишься?