И вдруг Таю пришла в голову мысль, которая поначалу его испугала: сердце его болит потому, что он завидует жизни, которой живут колхозники «Ленинского пути»…
Разве не так? Минули времена, когда человек гордился прошлым. Теперь он гордится настоящим и будущим. Так живут в «Ленинском пути». Здесь люди смотрят вперед и идут вперед… Чем можно защитить старый Нунивак от неумолимо надвигающегося нового? Ничем. Мертвого на ноги не поставишь — он всё равно будет падать, как его ни подпирай… И сколько Таю ни перебирал в уме разные проекты переселения Нунивака на другое место, самым реальным и желанным было бы слияние с колхозом «Ленинский путь»… Люди говорили об этом негромко и, видно, ждали от них твердого слова. От них — таких, как Утоюк, Таю, — от коммунистов. Что же, Таю скажет. Если сердце болит об этом — значит так надо. Сердце не обманет.
Таю разыскал среди новых домов место, где будет происходить песенное состязание. Он увидел полувросшие в землю шесть больших камней. Сколько помнит себя Таю, они всегда были здесь, служа не одному поколению. С Таю будет состязаться Рыпэль. Он хороший певец. Даже считающий себя сильным человек перед чукотским певцом беспомощен. Можно исхлестать человека собачьим кнутом, избить до полусмерти — пройдет время, и он поднимется, заживут рубцы, затянутся раны. Но после песен Рыпэля мало кому удавалось подняться. Как он в прошлом году отпел заготовителя Чурикова! Уволился заготовитель, перебрался в другой район… Пусть Рыпэль поёт свои песни, но Таю споет ту, которая родилась на вольных просторах моря. Он споет о щедрости моря, дарующего пищу, одежду и свет эскимосу.
Напев, рожденный в глубине сердца, где, по народному поверью, возникают мысль и чувства человека, уже рвался из груди Таю. Повернувшись к морю, Таю запел. Звуки легко лились из груди, уносясь в море, и эскимосу казалось, что ему подпевает весь морской простор. Песня и вправду была хороша. Она утолила сердечную боль Таю, и он поспешил вниз, легко, с радостным чувством, словно помолодевший на несколько лет.
Вокруг камней уже собирались самые нетерпеливые зрители песенных состязаний. Из клуба несли стулья и низкие скамьи для старших зрителей. Певцам полагалось сидеть на больших камнях.
С моря дул свежий утренний ветер, гоня волну. Шум прибоя доносился до площади, ударял по туго натянутым бубнам, заставляя их тихо звенеть.
Таю осматривался кругом. Вон идет Рыпэль. Смех так и играет в его прищуренных глазах: должно быть, приготовил такое, что будет весело всем! Братья-близнецы Емрон и Емрыкай вертелись возле стайки девушек. Таю увидел свою дочь рядом с Линеуном и подошел к ним.
Линеун был в белоснежной камлейке и расшитых цветным бисером перчатках. Рита тоже была нарядна — она была в яркой камлейке и ровдушных торбазах.
— Вы тоже собираетесь танцевать? — удивленно спросил Таю.
— Обязательно, — ответила Рита. — Мы приготовили новый танец.
— Что ты говоришь, дочка? — удивился Таю. — Кто же дал вам напев? Или Линеун обрел дар слушать природу и ловить у ветра песни?
— Рыпэль согласился дать напев. Он, может быть, окажется лучшим, — лукаво, с улыбкой сказала Рита.
— Так вы собираетесь танцевать на чужой напев? — догадался, наконец, Таю. — Под чукотский напев? Вы же оба эскимосы!
— Вы увидите, как хорошо получилось, — успокаивая Таю, сказал Линеун.
— Не знаю, не понимаю, — забормотал Таю и отошел в сторону.
По традиции первый танец должны были исполнять и петь гости. Таю уселся на средний, несколько возвышающийся над остальными камень и взял в руки бубен. Рядом сели Утоюк, братья Емрон и Емрыкай, Альпрахтын, Симиквак. Спели несколько старых обычных песен. Под их звуки танцоры разогревались, выходя в круг.
Когда смолкли бубны, Таю отложил бубен и вышел на середину круга. Он был в тонких, тщательно выделанных кожаных штанах, плотно облегающих ноги. На тело была надета камлейка. Чтобы не было жарко во время танца, под ней ничего больше не было. Наряд танцора и певца дополняли неизменные, расшитые бисером перчатки из тонкой оленьей замши.
Первый удар бубнов, напоминающий рокот морского прибоя, пронесся над толпой. Тело Таю вздрогнуло, как поверхность моря под первым ударом урагана, и насторожилось. Тихо рокотали бубны. Это было тревожное ожидание. Женские голоса вели мелодию без слов. Таю покачивался на ногах, и взгляд его был устремлен поверх голов певцов — туда, где шумел прибой. Второй удар, громкий и резкий, и танец начался.
«С каждым утренним лучом, пробуждаясь, эскимос встает с мыслью о море. И море ждет его, чтобы одарить богатой добычей за его смелость и отвагу. Кто может сравниться с эскимосом — охотником, добытчиком китов, моржей и нерп? Никто. Даже морские птицы в ненастье прячутся в скалы, а эскимос идет в море. Он верит морю, ибо гласит легенда, что эскимосы рождены от прародителя-кита — морского владыки. Море, ты даришь эскимосу богатства своих глубин, и человек, отведавший твоих щедрот, не может покинуть твое побережье…»
Таю вёл танец в лучших традициях старинного эскимосского искусства. Его движения были строги, тщательно продуманы. Вот летит чайка против ветра. Трепещут концы её крыльев, а тело — как натянутый лук. И кажется, слышишь звон тугих перьев, жалобный крик птицы, уносимой в океан… А вот охотник ждет, когда вынырнет кит. Рука его откинута назад, в ней зажат невидимый гарпун…
На подобных состязаниях не принято аплодировать и как-то внешне выражать отношение к только что исполненной песне и танцу. Признание победителя приходит позже. Таю закончил танец в классической манере. Он застыл наподобие ледяного тороса, показывая отдыхающее зимнее море.
Отирая пот со лба, Таю отошел в сторону, выйдя из круга.
Место на камнях заняли певцы «Ленинского пути». Кэлы вел мелодию, ему подпевали товарищи с бубнами и стоящие за ними женщины. После небольшой разминки в круг вышел Рыпэль. Он был обнажен до пояса, а на руках натянуты потрепанные кожаные перчатки без всяких украшений. Под веселый напев он исполнил танец о колхозном завхозе, потерявшем дорогу и забредшем в чужой дом. Танцор только дважды переступил ногами, а все уже отчетливо видели пьяного завхоза, отыскивающего дорогу. Громкий смех был наградой исполнителю. Но где же обещанное состязание с Таю? Выходит, зря говорила Рита, что Рыпэль готовился к состязанию с ним.
Таю стоял среди зрителей и ждал. Чукотский певец натянул на себя клетчатую рубашку с широким воротом и уселся на камни, взяв в руки бубен. Таю разочарованно оглянулся и увидел, как дочь и Линеун вошли в круг, держась за руки.
С моря рванул порыв ветра, принеся соленую влагу и запах морской воды. Он запутался в волосах Риты и растрепал аккуратную прическу Линеуна. Любуясь своей дочерью и Линеуном, Таю забыл о том, что они будут танцевать под чужой напев. Молодые люди были так прекрасны в ожидании танца! Взоры всех зрителей были прикованы к ним, и у многих возникла мысль, что трудно найти другую пару, которая так вот радовала бы посторонний глаз.
Рыпэль запел. Он пел один. Остальные певцы замерли в ожидании момента, когда им надо будет выступать. Линеун и Рита вели медленную часть танца, слегка поднимая руки. Рыпэль пел без слов. Напев ширился и рос, и в нем было что-то волнующее, рождающее в сердце человека радость.
«О человек! — вплел в напев слова Рыпэль. — Разве ты не рожден для того, чтобы покорить и подчинить себе всё? Осмотрись кругом, посчитай, что тебе ещё не подвластно, и, засучив рукава и разогрев мускулы, крепко возьмись за работу. О человек! Много есть чудес на земле! Но самое большое и чудесное — это ты, человек!.. Посмотри вокруг себя — разве не ты всё это сделал своими руками, человек? Ты строишь дома, ломая старье. Ты делаешь ноги свои быстрее оленьих ног. Ты обгоняешь стремительный звезд полет…»
Песня, которую пел Рыпэль, была необычно многословна для чукотской песни. Но эти слова отражались светом на лицах слушателей. Каждый удар бубна вливал новые силы танцующим — Линеуну и Рите. Их движения придавали новый смысл словам песни.
Рыпэль пел. Бубны рокотали. Линеун и Рита изгибали свои юные тела в стремительном танце, заражая своим настроением зрителей. И Таю вдруг увидел и услышал то, чего никогда не было раньше на песенно-танцевальных состязаниях: толпа зрителей стала подбадривать возгласами танцоров и вплетать в напев слова одобрения.
«О человек! — пел Рыпэль. — Ты тем и силен, что умеешь в жизни находить верную дорогу. Иди вперед, человек! Великое и чудесное чудо природы!»
С последним ударом бубна замерли фигуры танцующих. Рита и Линеун застыли в стремительном движении вперед, и у девушки в руках оказался невесть откуда появившийся маленький красный флажок.
Крик одобрения заглушил шум морского прибоя. Кричали все — и гости и хозяева. Рита и Линеун стояли в смущении, опустив головы. Много раз выходил победителем из, песенно-танцевальных состязаний Таю, но такого успеха не выпадало не только на его долю, но и на долю других певцов.
