И объяснил, к какому он пришел убеждению.
Славка — свое, Микола — свое! На том и разошлись.
Славкина компания работала в Металломонтаже. Микола стал зачем-то ходить на их участок. И приручил хлопцев.
— Наш комсорг знаешь какой блатной парень, он в тюрьме три раза сидел! — почтительно говорили эти дураки.
Он, конечно, не того хотел, не того добивался. Но, в общем, получилось не так уж плохо. Ребята к нему прилепились и, чтобы не подвести хорошего человека, вели себя вполне прилично. Время от времени выкидывали какую-нибудь штуку. Он бросал дела и бежал расследовать и карать. Но все как-то обходилось.
Микола потом ездил к начальнику Металломонтажа, стучал кулаком по столу. Народ детдомовский, все имущество — штаны да ботинки, надо людям заработать. Надо их немедленно перевести в сильную денежную бригаду. Перевели. (Не немедленно, правда, но перевели: он заставил.) И до сих пор эти ребята держатся Миколы, хотя он не комсорг, не директор, никто — просто компрессорщик, а они все монтажники, центральные фигуры.
На компрессоре работа довольно спокойная, прямо как курорт для печеночных больных (не знаю, почему именно для печеночных).
Один был подходящий случай. Прошлой зимой на бетонном заводе два компрессора полетели. То есть сломались. А там воздух — все, там воздухом цемент подается в бункера, воздухом опрокидывается бетономешалка. Зарез! Пригнали на выручку Миколин компрессор. Поработал две смены, и застучали у него шатунные подшипники (Микола сказал: «У меня застучали»).
Домой идти не пришлось. Всю ночь копался в машине, сделал перетяжку — красиво сделал, чисто, — и к утру был полный порядок. Да, но, в общем, таких случаев, к сожалению, мало. Микола подумывает уже о перемене профессии и места. Если хоть немножко уладится со здоровьем. Хотя, кажется, надежда на это плохая...
— Вы всегда ко мне ходите. Так прямо и спрашивайте: Лелю мужского мастера...
Я обещал. Мне было приятно, что эта милая Леля так явно мне симпатизирует. Я, наверно, даже как-то напыжился, приосанился, потому что она похлопала меня по щеке: «Сидите смирно!» Молодая, пухленькая, в белом халате, она стояла надо мной, полязгивая ножницами. И на высокой ее груди колыхался крохотный голубой пластмассовый космонавтик с розовой мордочкой.
— Я всегда могу без очереди подстричь, скажу: «Это из нашей гостиницы» — и все. Мы гостей без очереди обслуживаем.
Она лукаво приподняла подбритые бровки.
— Но я лучше люблю москвичей. А то ведь не всегда культурные клиенты попадаются. Много еще разных. Приезжих откуда-нибудь и других...
Она вздохнула. Очень смешно сочетались в ее милом лице простодушие и хитрость. Пожалуй, простодушия все-таки было больше.
— Я вот что хотела спросить... Не знаете, как сейчас с автомобилями?
— В каком смысле?
— Ну, насчет продажи. Правда, что совсем запретили, чтобы из рук в руки?
— Только через комиссионный магазин. Оценят, сделают скидку на износ и продадут — очень просто.
— Да я уж слышала, — сказала она убито. — Муж в тот выходной ездил, узнавал. Там, в этой комиссионке, заведующий полковник. То есть отставной. Конечно, он ничего такого не допустит, все по-честному. Да ему и не надо: пенсия, наверное, три тыщи по-старому. Или четыре! Не знаете, сколько пенсия у полковников?
Я не знал.
«Вас обслуживает бригада, борющаяся за звание...» — это написано золотом на красной табличке, обрамленной знаменами. Табличка была справа от зеркала, а ниже висел бледно отпечатанный прейскурант.
— А не знаете, может, в Грузии можно? — спросила Леля. — Мне один клиент говорил, некоторые гонят машины в Тбилиси. Там, говорят, сколько скажешь — столько дадут за машину. Там у них денег навалом, которые виноград продают, урюк...
— Так ведь теперь всюду через комиссионные.
— Ой, неужели ж всюду? Люди же как-то устраиваются.
Она горестно задумалась. Ножницы нависли над моей шевелюрой, словно бы в раздумье — сколько отхватить...
Лелина соседка крикнула: «Очередь!» И сквозь унылый строй ожидающих промчался знакомый мне артист, мастер художественного чтения.
— Я из гостиницы, — сказал он бестрепетно.
И хотя очередь покорно молчала, парикмахерша на всякий случай поддакнула:
— Не волнуйтесь, товарищ из нашей гостиницы. Леля наконец отстригла какой-то не так вьющийся локон и решилась:
— Вы произведение Веры Пановой «Четыре времени года» читали?
Я читал, хотя, помнится, оно называлось немного иначе.
— Там, значит, так, — продолжала Леля шепотом. — Там один торгаш (спекулянт он или кто) боится деньги свои показать, миллионы. И он у мальчонки одного счастливый билет покупает. Лотерейный. За пятьдесят тысяч. Будто, значит, «Москвича» он выиграл, а не мальчонка.
Она помолчала и горячо задышала мне в ухо:
— Как думаете, с жизни это взято или из головы? Все-таки писатели теперь должны больше с жизни списывать. Правда? Может, отдельные торгаши как-то могут купить?
Я сказал, что это вполне вероятно, хотя и карается по закону.
— Ах, — вздохнула она. — Еще надо, чтоб такой открылся. Может, он клиент, в кресле вот в этом сидит — а не угадаешь! Я вам не первому рассказываю — и пока ничего.
Я с отвращением осмотрел себя: почему это я вызвал такие мысли? Ничего этакого у меня как будто нет — вороватого блеска глаз, или там отталкивающей улыбочки, или каких-нибудь каратов на волосатых пальцах. Черт знает что! Надо будет повнимательней присмотреться, что она во мне такого нашла.
— Да, — продолжала Леля. — Вот так зажали... Муж позапрошлое воскресенье на Бакунинскую ездил. Так даже очередь на машины распалась. Половина, кто записан — не берут. Может, мода прошла. Может, паразиты эти, тунеядцы опасаться стали. Нигде машину как следует не продашь. А раньше, люди рассказывают, за «Москвича» паршивого сорок тыщ давали, за «Волгу», худо-бедно, шестьдесят тыщ.
— А у вас какая машина?
Она удивленно посмотрела на меня:
— А, какая там машина! Сроду у нас никакой машины не было. Мы лотерейные билеты покупаем. Столько денег извели. Все надеемся. Верите, муж третий год обедать не ходит, а я — пирожок схвачу или там что. И все нету и нету. Так, ерунду выигрываем: коврик машинной работы, набор парфюмерный за три с полтиной.
— Так что же тебе, дурочке, до этой самой продажи машин?
— Надо же мечту иметь, — грустно сказала Леля. — Должна же быть мечта.
Я почему-то вынул полтинник. И дал ей. Она, по-детски вздохнув, приняла.
А что я еще мог? Дать рубль?..
Судя по очеркам, которые печатаются в газетах, большинство населения Советского Союза работает на Братской ГЭС.
На самом деле большинство населения работает на менее знаменитых предприятиях, а некоторые — даже в артелях и разных мастерских.
Дима, например, работал в мастерской, весь штат которой состоял из него самого. Зато называлась она длинно:
«Ремонт электробритв «Харьков», «Нева», «Киев», треста «Бытремонт».
Самый большой завод в городе, всемирно прославленный турбинный, назывался в семь раз короче. Просто «Энергомаш». Но это к делу не относится. Дима не собирался тягаться с «Энергомашем».
То есть нельзя сказать, что совсем не собирался. Немножко собирался...
Окончив курс в учкомбинате, Дима сразу получил назначение сюда. И хотя он в свое время придумал для себя более блистательное рабочее место — атомное или электронное, — ему вдруг понравилось. Все-таки в этой длинной, перегороженной надвое комнате, выходившей на грохочущую улицу, пахло делом.
На столе в прекрасном беспорядке лежали инструменты (или, как говорят бывалые люди, «лежал инструмент»). Разные кусачки, кисточки, плоскогубцы, ручные паяльники, пинцеты, ножички, отверточки. Новенькие инструменты волновали Диму своим сабельным блеском, старые — своими боевыми рубцами, ожогам и потертостями.
Посредине, словно бы стол был хирургическим, беспомощно лежала разъятая на половинки электробритва. И Дима глянул орлиным взором и, заметив в ее нутре подпалину, сказал: «Катушка испеклась». Можно было сказать просто «сгорела». Но «испеклась» было шикарнее и профессиональнее.
У нового (оно же было и первым) рабочего места Димы были даже свои преимущества. Здесь он будет беспрерывно общаться с интереснейшими людьми. Ведь бритвы нужны всем — и академикам, и героям, и мореплавателям, и плотникам. И вот он будет сидеть за деревянным барьером, скользить по бритве чуткими пальцами и слушать содержательные разговоры посетителей, время от времени роняя свои замечания, полные тонкости и понимания. И однажды сюда войдет стройная девушка с умным взглядом из-под пушистых ресниц...
Хотя, собственно, для чего стройной девушке входить в мастерскую, где чинят электробритвы. Может быть, зря он пошел сюда, а не в цех бытовых приборов? Но нет, девушка войдет сюда, чтобы сдать в починку электробритву брата.
