Сейчас он перелезет через знакомый лаз в изгороди, войдёт в школу с чёрного хода, незаметно проберётся в класс и сядет за свою парту. Весь день он будет сидеть тихо, ни к кому не подойдёт, ни с кем не заговорит, а после уроков так же незаметно, через овраг, ускользнёт домой.
Но что это? Едва только Гошка подобрался к чёрному ходу, как у поленницы дров натолкнулся на Митьку Кузяева, Ельку, Никитку, Таню и Борьку Покатиловых. Кажется, здесь собралось всё третье звено.
— А-а, сам Шарап пожаловал, — ухмыльнулся Митька, постукивая о полено суковатой палкой с загогулиной. — Вот и кстати. Тебе не икалось?
— Ты почему окольным путём в школу пробираешься? — спросил Борька Покатилов.
— Где хочу, там и хожу, — насупился Гошка. — Дорожка не заказана.
Он дёрнулся и хотел было проскользнуть в школу, но Борька его задержал.
— Это правда? — растерянно спросил он. — Наших поросят продали? Твоя мамка?
Гошка молчал. Засунув руки в карманы и глядя в сторону, он только прислонился к поленнице дров.
— У него от переживаний, видать, память отшибло. Тогда я могу напомнить, — вызвался Митяй и с прищуром оглядел Гошку — теперь уж он сведёт с ним старые счёты, за всё расквитается!
Привстав с берёзового чурбака, Митяй принялся рассказывать о том, что он слышал сегодня утром во дворе у Шараповых. Сейчас в колхозе, наверное, уже все знают, что натворила Гошкина мать. Ей, конечно, даром это не пройдёт. Но с тёткой Александрой пусть разбираются взрослые, а они, пионеры, должны поговорить о Гошке Шарапове. Как же он смел так обмануть своих товарищей?
Знал, что мать собирается продать пионерских поросят, и никому об этом даже не заикнулся. И не только не заикнулся, а сам тайно поехал с матерью на базар и помогал ей сбывать поросят. Это ли не скандал? И всё это происходит в третьем звене, которое готовило колхозу такой замечательный первомайский подарок.
Гошка почувствовал, как у него похолодели руки.
Что угодно, но этого он не ожидал!
И такое говорит Митька Кузяев, первый пройдоха в деревне.
— Ско… скотина ты! — процедил Гошка, подаваясь вперёд. — Да я… я тебя!
Митька на всякий случай отступил назад и выставил вперёд суковатую палку.
— Ну-ну, не расходись — напорешься! — предупредил он и пожаловался ребятам — Видали! Как бешеный бросается. Ясно, что совесть нечиста.
— Погодите, ребята, погодите, — замахала руками Таня. — Тут что-то не так. Ничего Гошка не продавал, ничего он не знает. Он и в город-то ездил только в лечебницу. Поросёнка доктору показать.
— Это всё для отвода глаз придумано, — сказал Митька. — Он же хитрюга, Шарап… под стать мамаше своей.
— С ним и Никитка в городе был… — напомнила Елька. — Пусть он скажет.
— Да не так всё это, не так! — закричал подоспевший Никитка. — Вы слушайте, чего я скажу, я всё знаю.
— Давай-давай, — фыркнул Митька. — Говорят, ты тоже видел, как Гошка с матерью поросят продавал.
— И ты на базаре был? — удивился Борька. — А почему молчал до сих пор?
— Ну, был. Только я не о том хочу… — начал было сбитый с толку Никитка, но тут в коридоре прогремел звонок, и ребята побежали в школу.
Только Митяй задержал Никитку и затолкал его в дальний угол раздевалки.
— Чего ты, Кузяй, чего? На урок же опоздаем, — чуя недоброе, взмолился Никитка.
— Успеется, — ухмыльнулся Митяй. — Ты мне вот что скажи: тебе батька десять рублей дал?
— Дал. Так вот они, целёхоньки. — Покраснев, Никитка принялся шарить в карманах и, достав десятирублёвку, протянул Митяю. — Нужны они мне… Бери их обратно.
— Нет уж, трать на здоровье, — остановил его Митяй. — Ты батьке за эти деньги что обещал?
— Ничего я не обещал, — возмутился Никитка. — Он мне силком деньги сунул. А я не хочу.
— Нет, обещал! — упрямо твердил Митяй. — Если запамятовал, так я напомню.
Он схватил Никитку за шею и прижал лицом к чьей-то пушистой овчинной шубе. Кисловатый мех забил мальчишке рот и нос, дышать стало трудно.
— Ну вот, теперь, поди, всё вспомнил, — ухмыльнулся Митяй, отпуская Никитку. — А могу сделать, что и на улицу не покажешься и в школу ходить не будешь! Теперь пошли на урок.
В перемену Елька бросилась было к Никитке, чтобы расспросить его, но Митяй, обхватив Никитку за плечи, увёл его с собой в коридор.
— Не о чем ему с девчонками секретничать. У нас свои дела есть.
Прошло несколько дней. Никакой милиционер к Шараповым не приходил. Александру никуда не вызывали, и она продолжала работать на ферме.
Но Гошка всё ждал и мучился, что мать вот-вот позовут на колхозное собрание и устроят ей строгий допрос. А там уж решат, как с ней поступить.
Он даже представил себе, как мать будет стоять перед колхозниками и рассказывать… А потом, наверное, будут расспрашивать и его, Гошку. И он должен всё припомнить: и как они с Никиткой застали мать на базаре, и как та пыталась обмануть их в чайной, и как соблазняла всякими подарками.
«Ничего я не буду говорить. Убегу лучше, а не пойду на это судилище», — со страхом думал Гошка.
Все эти дни он не находил себе места.
В класс явился к самому началу уроков, после занятий сразу же исчезал из школы и домой возвращался один, через дубовую рощу, чтобы только не встречаться с ребятами.
Но как ни было тяжело у него на душе, Гошка не мог не радоваться наступающей весне.
В роще, прогретой солнцем, уже гомонили воробьи и синицы, горласто кричали прилетевшие грачи. Снегу становилось всё меньше, вокруг деревьев чернела вытаявшая земля.
Крутой склон оврага на солнцепёке тоже вытаял, обнажив рыжую глину. И только на противоположной стороне оврага лежал ещё рыхлый, ноздреватый снег, исполосованный синими. тенями.
Извилистый ручеёк на дне Шарагина оврага набух, потемнел, потом вода, прорвав ледяной панцирь, забурлила, заклокотала, и овраг наполнился весёлым весенним шумом, словно где-то вблизи заработала водяная мельница.
Сначала Гошка перебирался через ручей по узким снежным мостикам, но с каждым днём их становилось всё меньше и меньше.
И вот сегодня, спустившись к ручью, он не нашёл ни одного перехода: ручей, мутный и пенистый, мчался как взмыленный конь, закручивался воронками, подмывал нависшие снежные карнизы, и те с тяжёлым уханьем обрушивались в воду.
«Вот это расходился ручей гремучий, затопил овраг», — невольно залюбовался Гошка, вспомнив, что летом через него свободно может перепрыгнуть любой мальчишка.
Но как сейчас перебраться через ручей? Неужели возвращаться обратно, а потом идти домой по шоссейке, через мост?
Гошка отыскал несколько жердей и перебросил их через ручей. Но они были коротки и не доставали до противоположного берега.
Зато шагах в десяти у самого ручья стояла накренившаяся к воде сухая, мёртвая берёза. Корни её оттаяли, и берёза, казалось, вот-вот упадёт поперёк разлившегося ручья.
Гошка нажал плечом на комель дерева — берёза не подалась. Он забрался на ствол повыше, попрыгал: берёза зашелестела ветками, заскрипела, но ниже не наклонилась.
«Сюда бы ребят наших», — подумал Гошка и с сожалением вздохнул.
Вчера он заглянул к Краюхиным — надо было взять у Никитки книжку для чтения. В избе никого не было, и Гошка через сени направился во двор, откуда доносились стук топора и пофыркивание пилы.
Приоткрыв дверцу во двор, Гошка увидел тётю Ульяну, Никитку и Борьку Покатилова: они мастерили хлев для поросёнка и о чём-то разговаривали.
В разговоре то и дело упоминалось имя Гошкиной матери, Кузяева и Николая Ивановича.
Гошка прикрыл дверцу и невольно прислушался.
Ульяна рассказывала ребятам, что новый председатель правления всерьёз занялся проверкой хозяйства колхоза. Целые дни проводит на фермах, подолгу беседует с колхозниками, затребовал в конторе бухгалтерские документы и по вечерам со счётами в руках просматривает все бумажки. Не иначе, ищет кончик ниточки, чтобы распутать весь клубок беспорядков и хищений в колхозе.
А на свиноферме этот кончик, как видно, начинается с Кузяева и Александры Шараповой.
— Я знаю, вы дружите с Гошкой, — наставляла ребят Ульяна. — Так вот, особо-то с ним не якшайтесь. Держитесь подальше. А то, как говорят, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Дружка надо выбирать с толком да разумением.
Дальше Гошка слушать не стал, незаметно выскользнул на улицу и побрёл к дому. А утром в школе Борька прошёл мимо Гошки с таким видом, как будто не узнал его.
Да и не только Борька. Даже Никитка начал обходить его стороной.
В классе он почему-то сидит теперь рядом с Митькой Кузяевым, вместе с ним ходит в школу и, сталкиваясь с Гошкой, старается не встречаться с ним взглядом.
«Тоже мне дружки-приятели до первой встряски, — с обидой подумал Гошка о Никитке и Борьке. — А как беда случилась, они и врассыпную».
