— Не могу я…
— Стыдно, стыдно, Хажи-Ражаб!.. Мы столько одолели, теперь осталось совсем мало. Зажми свою волю в кулак. Ты слышишь меня, сын мой?.. Скоро канал закончим.
…Старики помнят день, когда строители прошли последние метры и обнялись с теми, что шли навстречу со стороны города.
В шесть утра двадцать восьмого июля двадцать третьего года вода Сулака потекла в водохранилище, предназначенное для снабжения города и железной дороги. Петровск, переименованный в Махачкалу и ставший столицей автономной республики, превращался в промышленный и культурный центр.
Да, выросли мы, другие времена, иные масштабы. Но те, кому посчастливилось участвовать в первой народной стройке, покручивая усы, говорят: «Не будь того почина, нашего почина…» И с ними нельзя не согласиться, начало всему положили наши деды и отцы, от них п пошел род коммунистов…
Тем же летом Омар и Хажи-Ражаб вернулись домой, в свой аул Зангар. Омара ждала его старушка-ворчунья. А Хажи-Ражаба — молодая краснощекая жена и сын Зубаир. Заждались они, соскучились.
— Сынок, родной, как ты вырос без меня!.. — Отец не выпускал сына из рук.
— Папа, а я уже в школу хожу, — говорил Зубаир, обнимая отца.
— В какую еще школу?
— Настоящую.
Да, за время их отсутствия и в ауле произошли заметные изменения, была открыта школа, правда, пока что в здании старой мечети. Не было ни парт, ни доски, ни другого школьного инвентаря, и учитель всего один, но зато было жадное стремление к грамоте. И теперь, обращаясь к своим внукам, старики вздыхают: «У вас карандаши черные, а тетрадь белая. А мы писали буквы мелом на черных страничках. Одна тетрадь — на целый год, а если ученик был такой прилежный, как Зубаир, то тетради хватало и на два года».
Шли годы. Жизнь заметно преображалась, пробуждая в людях невиданные силы, Зубаир уже был в четвертом классе, когда ясный солнечный день в горах омрачила черная весть. Отца привезли в аул под черной буркой на тоскливо скрипучей арбе. Его убили враги у родника в долине Таркама. Весь аул Зангар хоронил своего председателя сельского Совета.
Зубаир был потрясен. Не раз заставала его мать на могиле отца и не всегда даже могла найти для сына слова утешения.
В другое время неизвестно, как сложилась бы судьба сироты. Может быть, возмужав в схватках с кровниками, стал бы абреком в Большом ореховом лесу или ушел бы с пустой сумой в дальние скитания, пел бы печально-протяжные песни, перебирая пальцами четыре струны своего чугура. Но не зря отцы утверждали Советскую власть.
Зубаир окончил школу и по путевке комсомола был направлен на учебу в Москву, в энергетический институт. Простому горцу из далекого аула — такая честь, учиться в Москве! А сколько горцев связывают свою биографию с этим городом, со столицей Страны Советов, скольким он стал близким и родным!..
В тридцать восьмом году Омаров Зубаир с дипломом инженера-энергетика вернулся в Дагестан. Первый человек из Страны гор, получивший раньше неведомую здесь профессию, как тогда говорили — самую перспективную. И было где развернуться молодому специалисту, ведь край его, как никакой другой, богат гидроресурсами.
Инженер Зубаир Омаров со своими друзьями из Москвы проектировал первые, пусть еще маломощные межколхозные гидроэлектростанции в горах, строил первую, самую высокую в то время, уникальную в Европе плотину Гергебильской станции. Много было дерзких проектов, надежд… Но им не суждено было осуществиться. Грянула война. И инженеру Омарову пришлось отложить свои изыскания и смелые проекты до лучших времен. Родина была в опасности, и он, хотя имел бронь, ушел на фронт.
4
Однажды — это было спустя много дней после того, как в Зангаре побывал Ай-Гази Омаров, — появилась здесь Сибхат Карчига и постучалась к почтенному Салихбеку, которого она знала. У нее было письмо к Омарову Ай-Гази, письмо от отца с фронта… Очень сожалел почтенный Салихбек, что адресата не оказалось в ауле.
— Он, добрая женщина, сейчас может быть в Дубках. Есть такой красивый, молодой город на берегу Чиркейского моря.
— Там, где строится большая станция?
— Да. Если доверите мне, я с удовольствием поеду туда и передам ему письмо. Ведь удивительно — сын получает письмо с фронта от родного отца спустя много лет…
— Я никогда не была там, — задумчиво проговорила Сибхат Карчига.
— Такое надо видеть собственными глазамию Hе поверите, дорогая Сибхат, что все это сделано человеком.
— Право, не знаю, как быть. Столько я слышала в читала об этой станции…
— Так поезжайте, увидите чудо. Непременно поезжайте. Тем более — с доброй вестью.
— Добрая ли, почтенный Салихбек? Вот взялась за такое дело, и сомнения гложут: не причиняю ли я снова боль людям?
— Что вы, что вы, добрая женщина! Люди долго еще будут ждать весточки с войны и не терять надежды. Поезжайте обязательно, и когда будете там, попросите Ай-Гази, чтобы он покатал вас на катере. В бирюзовой глубине нового моря увидите аул Чиркей. Да, да, аул на дне моря! Кто бы мог подумать! Сколько раз я ходил по улочкам этого аула, а теперь там рыбы плавают… Сказка. А побываете в Новом Чиркее еще больше удивитесь. Мои кунаки-чиркейцы, не знавшие и не признававшие, кроме баранины, ничего, живут теперь на берегу моря и удят рыбу на досуге… Не верится. Вы знаете, как они рыбу называют?
— Рыба есть рыба, как же иначе ее назвать можно?
— Оказывается, можно. Они называют ее гидробараном. Я был у них, и они угощали меня шашлыком из гидробарана — очень вкусно… Скажи о таком в годы моей молодости — не поверил бы. Да так оно и было.
Лет тридцать тому назад инженер Зубаир говорил, что в горах будет море, и ему никто не поверил. Над ним все смеялись…
— Спасибо вам, почтенный Салихбек. Вы так заинтересовали меня, что я решила своими глазами noглядеть на это чудо.
— И не пожалеете. Доброго вам пути.
— Долгой вам жизни.
…Ночью в дом к Ай-Гази постучалась неизвестная женщина. Она принесла ему письмо отца — солдатский треугольник, тридцать с лишним лет пролежавший в земле. Отец писал:
«Здравствуй, сын мой Ай-Гази!
Как вы там одни, мои родные? Да не покинет вас доброе здоровье. Надеюсь, мама здорова. Пусть не тревожится о прерванной учебе, после войны каждый вернется к своему любимому делу. И мама наша обязательно будет врачом.
Война, сын мой, трудное дело, очень трудное. Только я не хочу омрачать ваш сон, описывая все ужасы. Враг жесток и беспощаден: он убивает детей и женщин, грабит и сжигает все, что нажито и построено советскими людьми за годы свободного труда. Горят деревни и города. Жаль все, очень жаль…
Я был тяжело ранен. Так тяжело, что считал себя уже мертвым. От того боя, кроме ран и шрамов, остался мне в награду орден Красной Звезды. А с врагом я еще повоюю, сын мой, не щадя своей крови.
Благодарен и мужествен наш человек. Какие рядом со мной ребята! С такими-то людьми — и не одолеть врага?.. Кончится война, и мы начнем все заново. Еще краше будем строить города и поселки, гиганты электростанции, еще сильнее будем любить жизнь.
А пока ты должен прилежно учиться, слушаться маму, помогать ей — ведь ты теперь хозяин дома. Вот что, сын мой: все свои записи я спрятал в стене нашей старой сакли в ауле Зангар. Теперь, когда враг бежит от нас, я могу об этом сказать. Там важные документы, ты их найди, с помощью мамы отвези в город и передай в наш Совнарком — может быть, они понадобятся еще до моего возвращения. А я вернусь, обязательно вернусь, сын мой, вы ждите!
Любящий тебя твой отец Зубаир».
Пока Ай-Гази читал и перечитывал письмо отца, радуясь, что его записи намного ускорят изыскательские работы для Иртанайской ГЭС, добрая вестница Сибхат Карчига выскользнула за дверь, не став надоедать просьбами о том, чтобы ее покатали на катере по синему морю, разлившемуся в горах.
Переночевала она в уютной гостинице в Дубках, утром пошла смотреть стройку. Дивилась, когда ей об этой стройке рассказывали, но увиденное превзошло все ее ожидания. Это не сравнимо ни с чем.
А какое море! Шумит, волнуется, волны набегают на не успевшие исчезнуть, зарасти травой дороги и тропинки, по которым год тому назад еще ходили и ездили люди.
Стоит город-красавец и глядит в море светлыми окнами. Молодой город — город строителей. Люди здесь приветливые, добрые, всегда готовые услужить. Они гордятся своим городом, своим морем, своей плотиной, любят суровую и величественную красоту своего края.
И Сибхат Карчига радовалась всему этому, будто ей вдруг подарили полцарства.
Алибеков Хаджи-Мурат. Погиб в районе Броды у реки Стырь, уничтожив в рукопашной схватке четырех гитлеровских солдат.
1
Теперь это самое излюбленное место cирагинцев, достопримечательность, так сказать, этих гор. Расположено это достопримечательное место на высоте в тысячу пятьсот метров над уровнем моря — правда, не над уровнем нашего Каспия, потому что он, как известно, сам находится на двадцать шесть метров ниже уровня Мирового океана.
