— И хотел, чтоб за десятку они дули весь вечер по твоему желанию? — У них клиентов — полный зал. Теперь бедных нету, старичок, все рокфеллеры.
— Но ведь за такие деньги лесоруб целый день пашет в тайге, — возмутился Володя.
— Так то в тайге, старик. Там свежий воздух, целебный запах хвои… А тут вредное производство… Табачный дым, винные пары… Это, друг Володя, сильно влияет на функции нервной системы организма…
— Не платите им больше из принципа, — сказала Таня. — Они зарплату получают за свою работу. Мне, например, никто не платит сверх положенного. И ничего, живу…
— Су-ще-ствуешь, — процедил Горик с какой-то злостью. — Жить и существовать — не одно и то же…
— А вы живете? — задиралась Таня.
— Стремлюсь…
Мимо столика прошмыгнул официант, Володя окликнул его.
— Нести горячее? — справился парень.
— Это само собой… Закажи еще разок «Прощай»… По просьбе Володи из Кусинска специально для девушки Тани. — Он выложил на край стола десятку.
Таня заметно смутилась. У Сидельникова заходили желваки на щеках.
— По просьбе Володи из Кусинска…
Оркестр заиграл «Прощай». Володя сразу же пригласил Таню. Она покорно встала и положила руку на его плечо.
— У вас сегодня какое-то событие? — спросила Таня.
— Вроде этого…
— Не могу вспомнить, где я встречала вашего друга…
— Его тут многие знают. Он этот… живописец. Говорит, кончил академию художеств.
— Интересно, каких художеств… — загадочно обронила Таня. — Он такое мне говорил, пока вы танцевали с Люсей. Вы его давно знаете?
— Второй день… А что?
— Так… Просто он мне не нравится…
— Мне тоже, — признался Володя.
— Зачем же вы с ним пьете?
— Так вышло… Теперь буду пить только с вами… и за вас… И еще за Люсю…
— Может, вообще больше не надо?
— Чего не надо?
— Пить. Вы уже и так прилично…
— Слону дробина!.. Могу выпить ведро, если надо! — Володя увидел развалившегося за столом Горика, сощурился. — Денег не жалко… Не они нас — мы их зарабатываем… Хочешь, Таня, эти трубачи всю ночь будут шпарить по моему указанию? А? Могу закупить их с потрохами, чтоб при мне — никаких этих… Хочешь?
— И что вы этим кому-нибудь докажете?
— А ничего не докажу… Просто — и все… Может человек раз в жизни… Может, а? Может!
Закончился танец. Володя проводил Таню к столику, а сам, исподлобья взглянув на Горика и пытаясь держать равновесие, направился к музыкантам…
С этого момента в течение всего вечера высокий гитарист через раз объявлял:
— По просьбе Володи из Кусинска…
И каждое такое объявление гости ресторана встречали аплодисментами, дружным смехом и одобрительными возгласами. Видимо, им нравился репертуар, который Володя писал на салфетках и переправлял на эстраду через официанта, все чаще путая карманы…
— Володя из Кусинска посылает музыкальный привет…
Его приглашали за соседние столики выпить. Он танцевал с женщинами из других компаний. Он стал центром внимания всего ресторан а…
— Для нашего уважаемого гостя из Кусинска…
Аплодисменты.
Володя отяжелел, едва держался. Таню и Люсю уже приглашали другие. Горик не танцевал совсем. Он только сидел, отвалясь на спинку кресла, и покровительственно смотрел на все окружающее.
— Старик, — сказал он Володе. — Пора рубить концы…
— А где девчата? — Володя обнаружил, что после очередного танца Таня и Люся не вернулись.
Горик прикрыл один глаз, всмотрелся в циферблат:
— Мы сидим почти четыре часа… Мало ли куда понадобилось девочкам. И вообще, запомни, старичок: женщин из ресторана любит не тот, кто угощает, а тот, кто уводит. Это закон цивилизованного мира…
— Песню «Кони привередливые» оркестр исполняет по желанию нашего гостя Володи из Кусинска…
Девчата не возвращались…
— Кони привередливые… — в пьяной задумчивости проговорил Володя. — Значит, говоришь… закон…
Горик подозвал официанта.
— Старик, подведи наш посмертный баланс, — велел он парню.
В зале мигнул свет.
— Это что? — поднял голову Володя.
— Это предисловие к финалу, старичок… Баиньки пора…
— Баиньки?! Пить будем… гулять будем… а смерть придет…
— Не надо, — насмешливо обронил Горик. — Без меня…
— Оркестр исполняет прощальный вальс, — объявил гитарист.
На прощальный вальс Володя пригласил женщину из-за соседнего столика, которая сидела с двумя пожилыми военными. Она поколебалась, глядя то на военных, то на «любимца вечера», но все же пошла. Однако после нескольких Володиных «па" женщина остановилась и мягко посоветовала:
— Отдохните лучше, Володя из Кусинска… Вы очень устали. Она покинула его среди зала и отправилась к военным.
Толпа танцующих оттеснила Володю к его столу, за которым уже никого не было; только среди грязных тарелок лежал счет и рядом стоял официант в выжидательной позе.
— Мы закругляемся, — сказал официант. — Мне надо сдавать в кассу деньги. Прошу рассчитаться.
— А где мой Горик? — спросил Володя, запуская руку в карман (это был «государственный»).
— Не знаю… Он сказал, что вы рассчитаетесь.
— Это точно… Я рассчитаюсь… Я за все рассчитаюсь… За все, понял?..
Музыканты доиграли прощальный вальс и погасили на эстраде светильники.
— Понял, — сказал официант бесстрастно. — С вас девяносто шесть рублей тридцать восемь копеек.
И пододвинул Володе счет. Так мало?! Сядь, парень… Нам сидеть не положено.
Ерунда… Не положено. Все положено… Мы хозяева жизни! Верно я говорю?.. Верно!.. Давай выпьем…
Я не пью.
Как? Вообще?
Ни грамма.
Молодец, мальчик… А я еще выпью… Он взял со стола первый попавшийся фужер с каким-то питьем и, не отрываясь, осушил его.
Давайте рассчитаемся, — терпеливо напомнил официант.
— Это — сколько угодно… — Сидельников достал деньги и сосредоточенно отсчитал десять бумажек, потом приложил еще одну. — Попроси этих… — он кивнул на музыкантов, — чтоб последний раз сыграли мне «Прощай»…
Они уже кончили работу. Складывают инструменты. Разложи!.. Скажи: Володя из Кусинска просит… Официант взял деньги и пошел к эстраде. Зал быстро пустел. Светящиеся стены поблекли; только в двух местах под потолком горели тусклые светильники.
Не могут, — сказал официант, возвращая Володе десятку. Почему не могут?! — Володе вдруг показалось, что его кровно обидели. — Все время могли, а теперь не могут… — Он тяжело поднялся и, покачиваясь, отправился к музыкантам.
Высокий гитарист стоял спиной к залу: укладывал в футляр свою гитару.
Друг, я Володя из Кусинска… «Прощай»…
Прощай, прощай, Володя, — весело отозвался гитарист под общий смешок своих товарищей. — Время кончилось, ресторан закрыт. Приходи завтра… поздороваемся…
К Володе подошла пожилая женщина в черном платье — администраторша.
Гражданин, прошу освободить зал, — строго сказала женщина высоким, хорошо поставленным голосом руководителя учреждения.
Да?! — уставился на нее Володя.
Да! И немедленно…
А если я желаю послушать… — Он перегнулся через эстраду, пальцем подцепил снизу широкую штанину гитариста, который никак не мог закрыть футляр. — Друг… Слышь! Я желаю…
Гитарист отдернул ногу и шов на его штанине разлетелся до колена. И тогда оголенной этой ногой музыкант нервно лягнул Володю. Толчок в плечо был неожидан и силен. Володя попятился назад, услышал за спиной звон разбитой посуды, чей-то визг, увидел возмущенное лицо администраторши и почувствовал, что окончательно теряет равновесие…
* * *
Володя Сидельников очнулся от нестерпимой жажды, пошарил вокруг руками, нащупал холодный пол, открыл глаза и понял, что это не его люкс. Справа было зарешеченное окно, сквозь которое в комнату проникал свет уличного фонаря и высвечивал еще три кровати. Слева чернела дверь с окошком, похожим на папиросную коробку. Раздетый до трусов, Володя лежал на низенькой койке, прикрытый легким фланелевым одеялом. Голова гудела, во рту было гадко. С соседних коек слышалось храпение и бормотание.
Володя встал, босиком прошелся по стылому полу к окну, глянул на руку, чтобы узнать время, но часов не было. Тогда он направился к двери, толкнул ее плечом: бесполезно. Постучал в исцарапанное плексигласовое окошко. В коридоре послышались тяжелые шаги. Грюкнул засов, дверь открылась: на пороге стоял рослый сержант милиции.
— А, Чародей! — весело проговорил сержант. Что скажешь?
— По делу надо, — с трудом прошевелил Сидельников непослушным языком.
— Это можно. Топай за мной. — Сержант выпустил Володю, проводил его в самый конец коридора и указал на нужную дверь.
— Прошу!..
Помимо прочего, там была раковина и кран с холодной водой. Стоя босиком на бетонном полу, Володя приложился к крану и пил с жадностью верблюда, пересекшего пустыню.