— Какое?
— Разве не писал, что научишься танцевать.
— Все никак не соберусь…
— А в субботу, говорят, у медиков студенческий вечер. Будет что-то грандиозное. Два оркестра. Духовой и джаз. Блеск! А главное — танцы до утра! И назвали этот вечер «Осенний бал»… Да ты не слушаешь меня?
— Нет, почему же, слушаю.
— Так вот. Билеты будет распределять городской комитет комсомола. Университету дадут, конечно, как следует. Но факультету достанется, наверное, мизер. Будто геологи не любят танцевать! Но мы должны попасть обязательно. Смотри не проморгай. И потом, достань, пожалуйста, Алке с Жориком по билетику.
Саша нахмурился:
— Неужели без них и здесь не обойдется?
— Ты знаешь, сколько раз они меня выручали. И за что ты их так не любишь? Ну, Жорик, конечно, пижон… А Алка? Простая веселая девчонка. Никому плохого не делает…
Саша поморщился:
— Она же дура.
— Ну, знаешь! — вспыхнула Наташа. — Не всем быть умным! И разве она в этом виновата? У нее и мать такая. Прошлый раз я пришла к ним, а она… Ты опять не слушаешь меня!
Саша невольно вздохнул. Нет, он слушал ее. Но как можно говорить обо всем этом сейчас, здесь, под этим бездонным небом? И потом, что это за жаргон: «блеск», «мизер»… Никогда она так не говорила прежде.
Он взял ее за руку:
— Наташа, а помнишь, как на Вае…
Она отняла руку:
— Опять Вая! Ему дело говорят, а он…
— Да разве это дело! — возразил Саша с горечью. — Стоит на «его столько времени тратить. Достану я билеты, если уж так хочешь.
— А ты не хочешь?
— Если говорить правду, нет. Ну что мы там будем делать, на этом балу?
— Как что делать? — Наташа даже остановилась. — Танцевать, веселиться, отдыхать, наконец!
— Какой там отдых! Отдыхать так за городом, как сегодня. Или в спортзале… Да и не могу я танцевать.
— Пора бы научиться. И так мы никуда не ходим. Девчонки уж смеются надо мной.
— Хорошо, сходим. Только ни о каких билетах Жорику не может быть и речи. И вообще — хватит об этом! Наташа, я прошу тебя. — Он взял ее под руку. — Не часто выпадает такой денек. Пойдем к реке.
— Нет, Саша, пора домой. Скоро вечер. И дома я ничего не сказала.
— Ну, что же… — Он поднял сумку и с маху перебросил через плечо. — Домой так домой.
Несколько минут они шли молча. И уже не держались за руки. И им уже не светило солнце. Его закрыла большая сизая туча, поднявшаяся над дальним лесом.
Саша прибавил шагу.
— Постой! Куда заторопился? — Наташа догнала его и взяла под руку. Но он по-прежнему шел молча, глядя прямо перед собой.
— Саша, — она старалась заглянуть ему в лицо, — а о чем вы так долго говорили сегодня с новенькой?
— Да просто так. Попросила конспекты переписать. И разговорились. О Юрии Дмитриевиче, о Бенецианове…
— И зачем тебе надо было ввязываться в эту историю с Камбалой? Попилил бы он нас с Алкой, и дело с концом. А теперь вот… Все-таки, он профессор.
— Так, по-твоему, профессору все, что угодно, можно говорить?
— А, может, он и прав?
— Ты не веришь, что На Белтауше есть сиениты? Да я сам их…
— Верю, верю! — перебила Наташа. — Но нельзя же так. Пойми ты наконец! Здесь не тайга…
— Ну и что же! Выходит, лишь в тайге можно быть честным?
— Ты уж вообще!
— Что вообще?
— Ладно, вон автобус подходит. Бежим скорее! — Она пустилась вперед и прыгнула на подножку.
Саша остался на месте.
— Чего ж ты?
— Я же вообще…
— Саша! — Но дверь уже захлопнулась, и автобус тронулся.
Саша зашагал прямиком к реке. В лицо ему дохнул холодный ветер. Тяжелые тучи закрыли почти все небо, река отливала свинцом. А он шагал и шагал по полю, стараясь заглушить нарастающую в душе тревогу.
Нет, что ни говори, а не такой стала Наташа. Он заметил это сразу, как только приехал сюда. Только и разговоров теперь у нее: кино да танцы, прически да моды. Даже косы собирается обрезать. И друзей подобрала себе… Разве такой она была на реке Злых Духов!
Саша замедлил шаги. На реке Злых Духов… А может быть, он тогда просто не знал ее? Но ведь она писала такие письма в Урбек и после на Урал…
***
В общежитие он пришел поздно, уставший, голодный, расстроенный. В комнате был только Иван — сидел за столом и усердно решал задачи.
— Саша?.. Наконец-то! А я тут сижу-сижу, и — ни с места. Никак не могу разобраться в последней лекции. Давай вместе.
— Постой, Ваня, дай что-нибудь перекусить:
— А ты что, в столовке не был?
— Нет.
— Где же тебя столько носило?
Саша промолчал.
— Понятно. — Иван усмехнулся и с шумом захлопнул книгу. — В тумбочке хлеб и колбаса. — Он сдвинул в сторону тетрадь и, взяв папиросу, пошел в коридор. Но Саша задержал его:
— Кури здесь. Чего там…
Иван пересел на кровать.
— Что же будем делать с математикой? — медленно проговорил он, затягиваясь папиросой.
— Не знаю, Ваня. Может, сходить нам с тобой в деканат?
— А кто нас станет слушать?..
— Но почему же? Ты староста, в армии служил. Я тоже все-таки член бюро.
— Это не имеет значения, Саша.
— Так пусть сами придут, послушают. Увидят, что это за лекции! А не увидят, так мы…
— Мало тебе, что сегодня с Бенециановым схватился…
— Ты еще Камбалу будешь защищать?
— Защищать его я не собираюсь. Но и тебе выскакивать было незачем. Он свое дело знает. Зажирел, правда, на профессорских хлебах. Вот и шпарит по лекциям десятилетней давности.
— Так и те по учебнику составлены!
— А, может, учебник составлен по его лекциям? Ты учебник-то читал, а того не заметил, что в предисловии автор ссылается и на Бенецианова.
— Где? — удивился Саша.
— Ты ешь, ешь. Потом посмотришь. Есть такая ссылка, сам видел. И потом… Сейчас он, конечно, старик. Но раньше, говорят, был сила! Сколько у него книг написано! К тому же он декан. Об этом забыл? Ну, пойдем в деканат. А Бенецианов спросит: «Кто это лекциями не доволен? Степанов? Знаем такого!»… Нет, Саша, тут надо умнее действовать. Я думаю так. Соберем комсомольское собрание группы. Ты поговори с Беленьким. Примем решение, и с этим решением — в деканат. А, может быть, и в ректорат. Как ты на это смотришь?
— Конечно, это вернее…
В это время дверь широко распахнулась и в ней показался третий жилец комнаты — Борис Силкин. Борис учился на втором курсе, и потому ко всем первокурсникам, не исключая Ивана, который был гораздо старше его, относился с подчеркнутым снисхождением.
— Здорово, салажата! — бросил он с порога. — Опять за книгами? В академики, что ли, метите?
Он шумно разделся, прошел по комнате, пошарил у себя в тумбочке и, наконец, небрежно подсел к столу.
— Ба! За математикой сидят! Вот чудаки! Меня хоть, что ли, спросили бы, что зубрить. На первом курсе учат английский да историю партии. Остальное — только в сессию. И то не математику! Знаете, как Цой принимает экзамены? Нет? Послушайте. Приходишь к нему: так и так, мол, здравствуйте, товарищ Цой, вот я две недели сидел над вашим предметом. Он смотрит на тебя и говорит: «Кажецца, вы у меня посесали». Ты, само собой, говоришь: «Посещал, товарищ Цой. пи одного занятия не пропустил!» И все! Получай четверку — и вылетай. Так что о математике не беспокойтесь! Цой мужик безвредный. С кристаллографией тоже просто. Тут надо заранее подобрать у лаборанта модель. Ну и, само собой, разобрать ее перед экзаменом. А потом незаметно подменить. Разве Семен Алексеевич запомнит, что кому дает? Да и попробуй докажи, что модель не та. Верно? — Он со смехом откинулся на спинку стула.
— Ну и как, помогла тебе эта методика? — спросил Иван.
— Порядочек! В последнюю сессию — одни четверочки. И стипа со мной.
— А знания как же? — сказал Саша.
— Знания? Эх вы, салажата! Соображать надо. Не все, что нам дают, потребуется геологу, кое-что и просто для «университетского образования».
— Но ведь кристаллография как раз и необходима геологу, — возразил Иван.
— Это само собой.
— Так помоги нам разобраться, что это за стереографическая проекция кристалла?
— Стереографическая проекция? Как бы это вам проще объяснить… Ну, это, скажем, такая проекция, которая… из которой… В общем, это сложная штука, ребята. Вы еще не поймете…
— Ну, ладно, — согласился Иван, — потом как-нибудь объяснишь. А сейчас вот что скажи. Неужели вся ваша группа пользовалась этими «методами»?
Силкин вздохнул:
— Ну нет! Это же уметь надо. И, главное, не теряться в любой обстановке. Те, у кого нервы не в порядке, готовы лучше день и ночь зубрить. Но это уж, по-моему, не геологи.
— А какие же они, по-твоему, геологи? — спросил Иван.
— Какие? Это я вам скажу. На днях только с корреспондентом беседовал… Был тут один, из областной газеты, — небрежно пояснил Борис. — Так мы ему прямо сказали, что для геолога главное — вот. — Он показал согнутую в локте руку. — Ну, и это самое… Одним словом, чтобы отчаянная голова была. И болотные сапоги выше колен, бородища, куртка на медвежьем меху да кожанка на голове…
