Когда ужин подходил к концу, в столовую торжественно вошел кладовщик Иван Васильевич, или попросту дядя Ваня, пожилой человек с длинными усами. Он с важностью и достоинством нес тяжелую корзину. Дядя Ваня опустил свою ношу на пол и не торопясь, торжественно, а может быть, и с некоторым сожалением вытащил оттуда шестнадцать поллитровок и расставил их на столе.
— А это вам, дорогие товарищи, вы нас здорово выручили, — сказал водителям Новожилов, — пейте на здоровье.
Шоферы переглянулись, а старшина встал, поблагодарил директора и вручил каждому его бутылку, свою же он сунул в карман брюк.
Директор, как учтивый хозяин, вышел проводить гостей во двор. Водители завели моторы, и грузовики один за другим выехали из широких ворот.
Главный инженер озабоченно сказал Новожилову:
— Василий Алексеевич, может, пустим цех, начнем работу?
— Оно бы хорошо, только как бы опять не очутиться у разбитого корыта. Я схожу в котельную, проверю, тогда решим.
В котельной было тепло и дымно, подвозчики угля разгружали вагонетку у топок, а кочегар Шарапов, увидев директора, еще издали показал ему большой палец — полный, мол, порядок.
— Как думаешь, Шарапов, запускать нам цехи? — спросил директор, подходя к кочегару.
— Конечно, запускать, зачем зря уголь жечь, обязательно работать надо.
— Тогда вот что, ты отложи в сторонку тонн пять — семь, НЗ, понял?
— Что, разве больше угля не будет? — Кочегар смотрел растерянно.
— Думаю, будет, но кто его знает, в наше время все может случиться.
Поднявшись в фабрикоуправление, Новожилов столкнулся со старым кладовщиком.
— Ты что здесь делаешь, дядя Ваня? — спросил он.
— Вот накладные принес на подпись. — Кладовщик протянул бумаги.
— Не мог утра дождаться?
— Никак нет, — по-военному ответил дядя Ваня. — Вдруг внезапная ревизия? Подумают, что водку Иван Васильевич выпил или на хлеб променял.
— Ну уж на тебя никто не подумает.
— Это как сказать. В нашем деле аккуратность прежде всего. Кстати, Василий Алексеевич, вы расписки взяли у солдат?
— Да ты с ума сошел, какие еще расписки?
— Тогда составьте акт, если не хотите, чтобы голова заболела.
— Эх, дядя Ваня, от чего только у меня не болит голова, пусть поболит еще раз… — Новожилов подписал накладные, вернул их кладовщику и зашел в кабинет главного инженера.
— Дайте команду запускать цехи, угля хватит на две смены, — сказал он еще от дверей.
— Мастера запустили уже, не дожидаясь команды.
— Как же так?
— Очень просто, увидели у котельной большую кучу угля и обрадовались, а когда в цехах стало тепло, запустили моторы. На их месте вы сделали бы то же самое.
— Все же непорядок это, хотя они и правы. — Новожилов присел к столу Находкина, закурил папиросу и почти сразу же встал. — Повезло нам сегодня, Николай Николаевич, здорово повезло… И люди какие, все помогли… Ну ладно, пошел смотреть, как начали работать цехи после останова.
В главном корпусе, еще на лестнице, Новожилова привычно оглушил грохот ткацких станков, и сегодня это было особенно прекрасно. Он вошел в первый зал и встал у стены. Станки работали равномерно — сто двадцать ударов в минуту, работницы прохаживались между рядами, мгновенно связывали оборвавшуюся нить, и опять все шло по заведенному порядку. «Вот это жизнь», — подумал Новожилов и пошел в красильно-отделочный цех, откуда несся едкий запах уксусной кислоты, химикатов и красителей. От резкого колебания температуры обильно конденсировался пар и с потолка падали крупные капли воды, как во время дождя. В глубине огромного зала стояли в ряд промывные машины, в них, в мыльной пене, кружилось суровье, чуть подальше — красильные баки, окутанные густым паром, рядом центрифуги для отжима выкрашенного товара и сушильно-ширительные машины. Новожилов подошел к старшему красильному мастеру Федюкину.
— Много брака получилось во время останова? — спросил Новожилов.
— Совсем немного, к счастью, мы в это время красили в черный цвет, для Военно-Морского Флота. В каждом куске получилось метров восемь — десять темнее, вот и все. Если будет очень выделяться, браковщики вырежут их и замаркируют вторым сортом.
К ним подошла немолодая работница, устало спросила:
— А когда дадут нам резиновые сапоги, товарищ директор?
— Прямо скажу, Евдокия Митрофановна, не скоро. Не дают нам резиновые сапоги, видать, они больше нужны в другом месте, — ответил Новожилов.
— И то правда, они больше нужны в другом месте. — Женщина вздохнула. — А вы дали бы нам хоть деревяшки, сыро очень, на ногах кожа слазит.
— А что, это выход, ботинки на высоких деревянных подошвах. Умница, Митрофановна, толково придумала. Вот только тяжело небось будет?
— Тяжеловато, конечно, но лучше, чем так. Ничего, привыкнем. — Работница отошла.
На Новожилова навалилась вдруг страшная усталость, все тело ныло. Не заходя в кабинет, он вышел на улицу, решил уйти домой, благо жил неподалеку. Навстречу ему шел патруль во главе с офицером. Новожилов привычно полез в карман за ночным пропуском.
— Не требуется, — офицер козырнул, — что, не узнали?
— Как же, как же, вы ведь помогли нам уговорить старшину.
— Точно. Ну, как, не заморозились?
— На сей раз пронесла нечистая сила, даже работать начали. Поглядите, дымит. — Новожилов показал на высокую трубу, откуда валил белый дым. Он попрощался с офицером и ускорил шаг.
Свернув на свою улицу, Новожилов вдруг стал как вкопанный. Небо напротив окрасилось в бледно-розовый цвет. Рассветало.
Новожилов постоял немного, покачал головой и повернул обратно.
— Что же вернулись, товарищ директор? — спросил его тот же офицер.
— Скоро явится утренняя смена, нужно встречать рабочих, — ответил Новожилов и ускорил шаг.
1969
Раки — тутовая водка.
Вилайет — губерния.
Талат и Энвер — вожди младотурецкой партии.
Каймакам — уездный начальник.
Бинбаши — глава тысячи, капитан.
Яйла — пастбище.
Аслан — лев.
Феска — красный головной убор у турок.
Бакшиш — подарок.
Аскеры — солдаты.
Баш-чавуш — фельдфебель, старшина.
Лира — около десяти рублей золотом.
Вели — губернатор.
Саз — трехструнный музыкальный инструмент.
Гирио — господин (греч.).
«Живи, живи, Венезелос!»
Большинство армян — христиане-грегориане.
Перу — европейская часть Стамбула.
Раис — руководитель.
Хариб — обездоленный, несчастный.
Крунк — журавль.
