— Спасибо!
Павел, обедая, перелистывал поданный ему почтальоном журнал «Огонек». Внезапно он бросил ложку на стол.
— Что с тобой? — удивилась сидевшая рядом Настя Додонова и, скосив глаза на раскрытую страницу, всплеснула руками: — Девоньки! Это же Зоя! Наша Зоя! Глядите, девчата!
Девушки вскочили с мест и сгрудились за спиною Павла, впившись глазами в журнал.
— Матрена Григорьевна, глядите! — громко крикнула Настя, высоко подняв журнал над головой. — Это же наша Зоя! — От волнения Настя забыла, что «наша Зоя» — родная дочь Матрены Григорьевны.
Матрена чуть не уронила поднос. Хорошо, что стоявшая рядом помощница успела подхватить его.
В моменты сильного возбуждения Матрена Григорьевна всегда переходила на родной украинский язык.
— Ой! Голуби мои! Да пустите ж меня поглядеть на мою дочку!
Толпа расступилась. Зоина мать взяла журнал, хотела прочитать надпись под портретом, но буквы запрыгали у нее перед глазами.
— Настенька, прочитай-ка, что тут написано.
Настя, взяв у нее журнал, торжественно прочитала:
— «Лауреат Всеукраинского конкурса Зоя Гурко…»
Когда Матрена Григорьевна, взволнованная и счастливая, осталась одна, к ней подошел Тихон и высказал свое мнение:
— Эге! Теперь понятно, отчего твоя Зоя перестала писать Павлу. Возгордилась, значит. Знай, мол, наших: мы лауреаты!
Матрена Григорьевна ничего не ответила, она не слышала, что сказал почтальон.
На выпускном вечере подготовительного отделения консерватории Зоя добилась заслуженного признания. Особый успех выпал на ее долю после исполнения «коронного» номера — «Ой не світи маяченьку».
В воздушном белом платье Зоя была очень привлекательна. После концерта к ней подошел профессор Гуреев.
— Поздравляю. Отлично. С этого часа вы несомненная студентка консерватории. Будете получать стипендию имени Николая Витальевича Лысенко, дарование которого вы сегодня блистательно прославляли. Вам остается только одно — работать и работать как можно больше. Или, как говорят моряки, — так держать!
— Непременно, Виталий Николаевич.
— Здесь находятся деятели филармонии. Помните, Зоя…
— Понимаю.
Художественный руководитель филармонии после весьма восторженных похвал перешел к делу.
— Предлагаем вам гастроли по столичным городам. С филармониями сотрудничают, как вы знаете, известные оперные певицы…
— Вот когда стану известной, тогда, вероятно, не откажусь. А сейчас… уезжаю в Дубовку.
— На родину?
— Да.
— Ну что ж… Счастливого пути.
Зоя поняла, что корзина великолепных роз, преподнесенных ей, — от Бориса Соболевского.
Вскоре он пришел сам.
— Никогда не забуду, Борис Владимирович, что именно вам я обязана тем, что буду в консерватории. Я никогда и не помышляла об этом. — Зоя протянула Соболевскому руку и еще раз поблагодарила его.
Соболевский настойчиво приглашал Зою в гости, чтобы в семейном кругу отметить успешное окончание подготовительного отделения, но она решительно отказалась.
После экзаменов и всех треволнений, сопутствующих им, к Зое пришло относительное успокоение.
Она ехала домой почтовым поездом, делающим остановки на самых маленьких станциях.
В купе находилась только одна пассажирка, пожилая молчаливая женщина, и Зоя имела возможность думать, вспоминать, мечтать.
А не думать нельзя было. О чем она грезила в Дубовке? В сущности, ни о чем. Даже не стремилась в высшее учебное заведение, хотя Гирш не раз говорил о дальнейшей учебе. Школу закончила не блестяще. Внимание уделяла лишь истории и литературе.
Нежданно появился Соболевский. Да, именно он внушил ей — надо учиться пению, музыке. На этом настаивал и Павел. Прошло всего два года. Все изменилось. Сейчас она ни за что не перестала бы учиться. А ведь как много работала эти два года. Жертвовала всем: отдыхом, развлечениями, театром, жестоко гасила свои сердечные порывы. И всегда ощущала над собой власть Дубовки. Словно видела воочию лица Касатенко, Гирша, Павла, своих подруг и как бы слышала их голоса:
«Смотри, Зоя. Тебя послала учиться Дубовка. Мы тут пашем, сеем, убираем… Так что учись как следует».
Ей написали: когда Дубовка слушала ее голос из Киева, люди говорили: «Это наша Зоя поет».
Чем ближе поезд подходил к станции, тем учащенней билось Зоино сердце… Совсем иной она уезжала отсюда всего два года назад. Да, совсем иной. А сейчас… Ее голос уже слышала вся Украина.
Мелькнула старая водокачка, белое здание станции, клумбы на перроне… Вот мама, тетя Елена… Шофер Касатенко — Леня Голубев… А Гирша нет.
Зоя выскочила из вагона без чемодана. А поезд стоит всего три минуты.
Хорошо, что Леня догадался и побежал в вагон за чемоданом. Вместо «газика» у подъезда стоял бежевый «Москвич».
— Богатеем, — сказала Матрена Григорьевна, — на легковых теперь ездим.
Зоя приехала в Дубовку незадолго до знаменательного дня — Дня урожая. К нему готовились все: клуб, оркестр, пионеры, комсомольцы, пожилые люди, механизаторы.
Гирш это время находился на сахарном заводе и вернулся домой вечером вместе с директором завода Максимом Платоновичем.
В доме Матрены Григорьевны зажгли праздничную люстру. Гирш зашел поглядеть на Зою.
— Приехала наша студентка. Похудела. Выглядишь как настоящая артистка. Вот подарок. Надевай.
Гирш протянул Зое футлярчик с модными золотыми часиками.
— В магазине сахарного завода купил. Премирую за правильное поведение, — пояснил он. И ушел, не дождавшись, пока Зоя раскроет футлярчик.
Гирш в свое время предсказал, что только часть слушателей школы механизаторов останется в Дубовке. Так оно и случилось. Многие ушли на сахарный завод, оснащенный современным оборудованием. Зато в колхозе остались самые надежные парни и девушки, крепко связанные с Дубовкой личным хозяйством, семьей. Среди них было человек пять демобилизованных.
Павел теперь заведовал не только мастерскими, но и гаражом. Это было выражением особого доверия к нему.
Павел Роденко знал: в армии за малейшее упущение при уходе за оружием строго взыскивалось, например, за грязную винтовку или пулемет. Но то была винтовка. А сейчас каждая боевая машина стоит многие тысячи народных денег. Это не раз подчеркивали командиры, наказывая провинившегося.
«А трактор? Комбайн? Электромотор? Дождевальная установка? Почему в колхозе считается нормальным, если тракторист, комбайнер бросает машину, где ему вздумается, оставляет ее грязной, варварски обращается с ней, ломает, портит ее по недосмотру, халатности и не несет никакой ответственности за это?.. За сохранность машины несет ответственность шофер такси, водитель троллейбуса, пилот самолета. А колхозный механизатор?» — размышлял Павел.
«Ведь стоит вовремя заметить разболтавшуюся гайку, шайбу, своевременно закрепить ее — и машина осталась бы в строю», — думал новый заведующий мастерскими и автогаражом.
Павел не терпел нерях: сам весь в мазуте, и машина его выглядит не лучше.
Став заведующим, Павел продолжал работать механиком. Если ферме или полеводам срочно требовался механик, электротехник, Павел нередко шел туда сам.
Всегда в чистом комбинезоне, свежей рубашке, выбритый и подтянутый, он всем своим видом словно говорил: вот каким должен быть современный колхозный механизатор.
Молодые парни стали подражать ему. Но это была только внешняя сторона дела. Требовалось главное — научить людей бережному отношению к машине.
Как-то маленький, шустрый, быстроглазый тракторист Николай Марченко вернулся с поля. По стуку мотора Павел понял — трактор не в порядке. Осмотрев машину, Павел с укором взглянул на тракториста:
— Загубил ты свой трактор. Он, как загнанный конь, смотрит одним глазом на тот свет.
— Сам знаешь, трактор старый, изношенный, — начал оправдываться Марченко.
— Тебе вручили исправную машину, а ты вывел ее из строя, вот мы и отремонтируем трактор за твой счет, — заявил Павел.
— Как за мой счет? Ишь придумал!.. Попробуй только, — возмущался Марченко.
Тракторист поднял шум. Его поддержали некоторые механизаторы. Конфликт разбирался на правлении. Назначили экспертную комиссию, и та представила половинчатое решение, которое больше устраивало Николая Марченко, чем Павла Роденко.
Павел потребовал создать новую комиссию, в которую вошли бы представители «Сельхозтехники». Новое заключение четко гласило — виноват тракторист Марченко.
Вскоре редакция районной газеты получила письмо, в котором заведующего мастерскими П. Роденко обвиняли во всех смертных грехах.
В Дубовку приехал корреспондент газеты.
Председатель правления собрал механизаторов, шоферов и работников мастерских и предложил им обсудить письмо, посланное в редакцию.
