хочет тесть.
Зинаида Алексеевна пришла тотчас. Увидав Захара Михалыча, она удивленно вскинула брови.
— Здравствуйте...
— Здрасте, Зинаида Алексеевна. — Старый Антипов встал. — Извините великодушно, это я попросил Анатолия Модестовича побеспокоить вас. Дело, понимаете, такое... Вы бы присели, а то неловко как-то разговаривать.
Она села.
— Слушаю вас, Захар Михайлович.
— Николай Григорьевич рассказывал мне, что вы затеяли важную для завода работу...
— Это правда, — сказала Артамонова. — Только затеяли не мы, а ваш зять. Я тут сбоку припека, в качестве рабсилы. — Она усмехнулась.
— Вместе, — возразил старый Антипов.
— Вы недовольны этим? — напрягаясь, спросила Зинаида Алексеевна. Похоже, ей не нравился этот разговор. Она не любила, когда ее поучают, а за поучения часто принимала и обычный дружеский совет.
— Наоборот, — сказал Захар Михалыч. — Очень даже доволен. Ну, мое довольство или недовольство, как я понимаю, не имеет значения. Вот зять говорит, что вы бросаете работу...
— Как бросаем?! — Она с недоумением посмотрела на Анатолия Модестовича.
— Я хотел сказать вам об этом, но не успел.
— Уже сказали. Это ваше дело и ваше право. — Она отвернулась.
— Нет, это дело общее, — проговорил старый Антипов. — И ваше, и мое, и Николая Григорьевича. Что бы и было, если бы каждый делал только то, что ему хочется.
— Слыхали? — сказала Артамонова, обращаясь к Анатолию Модестовичу.
— Но вы же сами знаете, что мы почти не продвигаемся, а время идет!
— Умейте поставить себя! — поморщившись, возразила она. — Разумеется, если вы по-прежнему будете отрываться от дела, чтобы решить проблему, куда свалить стружку, или бегать по уборным в поисках ремонтников, тогда мы никогда не продвинемся...
— И я про то! — вставил Захар Михалыч, довольный, что удалось ловко направить разговор. — Вы тут сидите по вечерам, маетесь, а работать вам мешают.
— Виноват Анатолий Модестович. Я ему сто раз говорила, чтобы запретил...
— Виноватого найти легче легкого, а дело понятное: когда начальник на месте, всем он нужен.
— Не знаю. — Зинаида Алексеевна пожала плечами. — Я бы на его месте запретила.
— Вы — одно, он — другое. От характера не спрячешься.
— Значит, выхода у нас нет.
— Есть, — сказал старый Антипов. — Надо спрятаться от вопросов. Дом у нас просторный, целая комната стоит пустая. Приходите и работайте спокойно, никто не помешает.
Этого она не ожидала, и ей нужно было время, чтобы прийти в себя, осмыслить предложение Захара Михалыча. Вынув из какого-то потайного кармашка зеркальце, Зинаида Алексеевна стала поправлять прическу, которая вовсе не нуждалась в этом. Она догадалась, конечно, что не ради дела, вернее — не только ради него старый Антипов пришел сюда и предлагает ей приходить в их дом. Не так он прост, как может показаться. Скорее мудр, чем прост. К тому же, будучи отцом и дедом, видит и понимает больше других. Нет, не обдумав тщательно всего, он не пришел бы сюда, не предложил бы работать им в собственном доме. Значит, он считает, что так лучше и спокойнее для всех?
Возможно, он прав. Они будут на глазах у него, у жены Анатолия Модестовича, у детей...
Она спрятала зеркальце и повернулась к Анатолию Модестовичу.
— А вы что же молчите?
— Если работать, то это, наверно, выход...
— От вашего дома до вокзала далеко?
— Семь минут ходьбы, — сказал Захар Михалыч.
— Это хорошо, а то я отсюда еле-еле успеваю на последнюю электричку. На прошлой неделе опоздала, ночевала на вокзале. Спасибо, милиционер пустил в свою каморку.
Анатолий Модестович покраснел. Он помнил тот вечер. Они задержались дольше обычного по его вине, а после он пошел домой, не догадавшись проводить Зинаиду Алексеевну на станцию. Или побоялся, что их могут увидеть вместе?.. Правда, она все равно не успела бы на электричку, но можно было бы что-то придумать. Поймать такси, например. Попутную машину. Мало ли! Ведь безвыходных положений не бывает. И хотел еще проводить, уже настроился, однако у моста попрощался и заспешил домой.
— В том-то и дело, — проговорил Захар Михалыч. Он достал папиросы, но закуривать не стал. Поднялся, натянул на голову кепку и пошел из кабинета. Открыв дверь, обернулся и сказал Зинаиде Алексеевне: — Мы ждем, приходите. И без всяких там.
— Спасибо, Захар Михайлович. Я подумаю.
* * *
Какое-то время — может быть, две минуты, а может, полчаса — после ухода старого Антипова они молчали. Зинаида Алексеевна сидела, закинув ногу на ногу, смущая Анатолия Модестовича. Она знала, что смущает, делала это нарочно, чтобы больнее наказать его и за ту ночь, когда вынуждена была ночевать на станции, и за сегодняшний разговор. А он сидел на своем обычном месте, пытаясь не смотреть на нее. «Позвонить кому-нибудь?» — думал он. Телефон спасительно зазвонил сам. Анатолий Модестович поспешно схватил трубку.
— Слушаю! — громче, чем надо, сказал он.
Оказалось, что кто-то ошибся номером.
— Что с вами? — спросила, усмехаясь, Артамонова. — Вы точно в воду опущенный.
— Неважно себя чувствую, — солгал он.
— Понятно. Объяснить не хотите, почему надумали бросить работу?
— Трудно.
— Работать или объяснить?
— И то и другое. Устал, видимо.
— Это, разумеется, аргумент. Особенно в ваши годы. — Она поднялась, одернула неуловимым движением платье и подошла к окну. — Признайтесь: предложение тестя для вас тоже было неожиданным?
— Не совсем.
— Значит, вы знали?
— Был дома разговор.
— И ваша жена категорически против моего появления в доме? Не обещала выцарапать глаза?
Зинаида Алексеевна протянула руку и взяла со стола папиросу. Анатолий Модестович редко видел, чтобы она курила, не любил вообще, когда курят женщины, но ему нравилось, как это делает Артамонова...
— Да нет, — сказал он, вздохнув.
— Глаза выцарапать не обещала, уже хорошо. Ну, а если испортит прическу, это не так страшно. — Она потушила папиросу. — В сущности, глупо все. Я должна была сразу отказаться от этого творческого содружества.
