— Все, — отвернулся Скорпион.
— Что? — не понял отец.
— Ты неправильно читаешь.
— Ну, знаешь, — возмутился Серега, — всему есть предел. Это тебя мать научила?
— Меня никто не учил, — Скорпион поднялся, — а только ты неправильно читал. Я видел.
Скорпион пошел одеваться. Мать и Серега недоумевающе переглянулись. Серега пожал плечами.
— До свидания, — сказал из коридора Скорпион, и дверь за ним хлопнула.
— Сирота, — пожалела Серегина мать. — При живом отце и матери, а сирота. Башковитый такой пацан, а родителям-дуракам достался. Хоть бы поцеловал его когда.
— Его поцелуешь, — усмехнулся Серега. — И чему она его только учит?
VНинке особенно весело и хорошо было гулять после вынужденного затворничества. За столом они сидели втроем: Володька Басов, Костя и она. Святая троица, как прозвали их еще в школе и как звали до сих пор. Они этим гордились, считая, что их дружба нерушима, ничто не сможет ее поколебать. Когда у Нинки с Серегой вопрос стал ребром: троица или Серега, Нинка выбрала первое. Правда, это было три года назад, и никто не знает, в том числе и сама Нинка, как бы она ответила сейчас, но тем не менее это было так. Костя — ее старая любовь. Хотя вернее было бы сказать, что она — старая Костина любовь. Он и не женился до сих пор потому, что все еще надеялся жениться на ней.
— Слышь, Нинка, — начал Вовка Басов, — твой-то был сегодня.
— Да знаю я уже, — отмахнулась Нинка.
— Руки в брюки и стоит, наблюдает. Копать не стал. Упрямый, как скотина. Так до сих пор и не здоровается.
— Не ругайся, — попросил Костя, — он же наш товарищ.
— Был, — ввернула Нинка.
— Да и не был никогда, — запротестовал Вовка, — это он к нам подмазывался, чтобы Нинку увести. А увел — и все товарищество на этом закончилось. Товарища нашли. Уж ты бы, Костя, помолчал. У тебя невесту увели, и ты же в товарищи подмазываешься. Не понимаю.
Костя покраснел и украдкой глянул на Нинку. Наступило неловкое молчание. Прервал его тот же Вовка:
— А ну его к шутам, — миролюбиво сказал он.
Дверь открылась, вошел Скорпион. Он вошел, прислонился спиной к косяку и стал пристально рассматривать Нинку. И шубка, и шапка, и валенки — все сидело на нем как-то по-взрослому. Но самыми взрослыми были продолговатые глаза: внимательные, строгие, совершенно лишенные детского любопытства. Трое за столом невольно смутились. Костя пошел на кухню что-то разогревать, Вовка закурил, Нинка заерзала на стуле.
— Пошли, — бесстрастно сказал матери Скорпион.
— Куда это? — насторожилась Нинка.
— Домой. Не знаешь?
— С какой это стати?
— Поздно уже. Надо спать.
— Вот и иди, раз тебе пора спать. Дорогу еще не забыл?
— Нет.
— А то я покажу, — многозначительно пообещала Нинка.
— Пошли, — Скорпион нахмурился.
Нинка психанула. Она выскочила из-за стола, схватила сына за руку и волоком потащила на улицу. Только лишь дверь закрылась за ними, она крепко стукнула Скорпиона по заду и грозно зашептала:
— Ты еще долго будешь шпионить за мной, паразит бессовестный? Мал еще мать-то учить да шпионить за ней. Это кто, отец тебя научил? Пусть он своих шмар из Барнаула учит, а я обойдусь. Марш сейчас же домой, и чтобы я больше твоего духа здесь не слышала, указчик нашелся мне тоже…
В сердцах Нинка больно дернула Скорпиона за ухо еще раз поддала ему. Скорпион молчал.
— И хоть бы заплакал когда, — сама чуть не плача, возмутилась Нинка, — не ребенок, а черт знает что. Чурка деревянная. Скорпион. Иди, я кому сказала?!
Скорпион еще посмотрел на нее и спокойно сказал:
— Ладно. Только я не буду спать, пока ты не придешь.
Он повернулся и покатился по улице, с трудом переваливая огромные сугробы. Нинка, уже успокоившаяся, с жалостью смотрела на его крохотную удаляющуюся фигурку.
— Что ты с ним будешь делать, когда ему десять лет стукнет? — насмешливо спросил вошедшую Нинку Вовка Басов.
— Не знаю, — устало ответила Нинка, — может быть, раньше прибью.
— Сама виновата. Воспитала так.
— Где уж там — сама, — покривилась Нинка. — Я после годика его плачущим не видела. Что же это за ребенок, который плакать не умеет? И как его после этого воспитывать? Это же прокурор, а не ребенок. А прокурора ты сможешь воспитать? Ну и молчи. О чужих легко говорить.
VIКостя провожал Нинку. Шел двенадцатый час ночи. Было тихо и пустынно на улице. С высоты огромных сугробов далеко окрест виднелись облитые холодным светом луны снега. Они искрились и переливались в этом свете, манили куда-то, и душа от них переполнилась холодком восторга. Нинка говорила:
— Вот же жизнь проклятущая. Ни девка, ни жена и не вдова. И так-то три года уже. Сколько можно терпеть? Он думает, я к нему на поклон побегу, я ему руки протяну и лю… лю, Сереженька, — Нинка зло передразнила, — пожалуй-ка ко мне в постельку. Накося, выкуси, чтобы я за тобой бегала. Много хочет, да мало получит.
— Шла бы за меня, и дело с концом.
— Ага, за тебя, — машинально согласилась Нинка, но тут же и спохватилась: — а Скорпион мой, забыл? Он меня за эту гулянку со света сживет, а ты — за тебя. Я его боюсь, честное слово, Костя, боюсь, как взрослого человека. Он как взглянет на меня, так я и теряюсь. Судья, а не мальчишка. Везет же людям, у них и мужья, и дети как дети, а тут…
— Ты Серегу любишь, вот что, — грустно сказал Костя.
— Может, и люблю, — не стала возражать Нинка. — Бабы упрямых любят, может быть, и я люблю.
Они еще немного постояли у Нинкиного дома и разошлись.
Скорпион сидел на табуретке за столом и рассматривал картинки в какой-то книге. Когда мать вошла, он оторвался от книги, посмотрел на нее и утвердительно спросил:
— Пришла?
— Не видишь? — Нинка делала вид, что все еще сердится на сына, хотя зла на него давным-давно не было.
Скорпион медленно слез с высокой табуретки, положил книгу в шкаф и молча начал раздеваться. Он разделся и лег в свою кроватку, до подбородка натянув одеяло. Нинка выключила свет и тоже легла. От снега и от луны в комнате было светло. На полу темнели черные пятна теней от веток березы под окном.
— Что отец-то говорил? — примирительно спросила Нинка.
Скорпион молчал. Нинка вздохнула и повернулась на бок. Она припомнила весь прожитый день, и ей стало больно за себя. Так вместе с этой болью она и уснула. Через несколько минут из кроватки, где спал Скорпион, послышались странные звуки, были они похожи на плач маленького ребенка и продолжались долго. Наконец все стихло в Нинкином доме, и лишь тени от ветвей березы бесшумно передвигались по полу, да последняя капелька влаги, выкатившаяся из закрытых глаз Скорпиона, медленно скатилась на подушку.
Нинка ошибалась: ее Скорпион плакать умел…
