Огорченный Аврам Риванец начал рыться в сводках о работе бригад и звеньев, но по отрывочным сведениям, которые он выцарапал из этих сводок, так и не уяснил толком, была ли проведена культивация в междурядьях подсолнуха на участке Рувима, или на самом деле запущены пропашные культуры, как об этом писала газета?
И вот, когда Аврам совсем отчаялся, не в силах узнать что-либо о результатах неприятной заметки, в контору вдруг заявился — кто бы вы думали? — Рувим Шкляр, тот самый Шкляр, из-за которого, можно сказать, весь сыр-бор загорелся. Это был высокий плотный мужчина с широким загорелым лицом, чуть приплюснутым мясистым носом и узкими темными глазами.
Звеньевой стал, широко расставив ноги, посреди комнаты и огляделся, будто искал кого-то. Ох, как хотелось Риванцу узнать, что думает Рувим об этой заметке в газете.
«А вдруг он еще ничего не знает?» — мелькнуло в голове Аврама. Ведь все последние дни Рувим был на полях. Но счетовод тут же вспомнил, что в эту страдную пору пионеры доставляли газеты прямо в бригады и звенья.
«Значит, знает», — решил Аврам, но на всякий случай порылся в стопке газет и положил наверху ту, на которой красным карандашом была обведена интересующая его заметка. Но Рувим, казалось, не обратил на нее никакого внимания.
— Председателя тут не было? — спросил он как ни в чем не бывало.
— Уехал в город, я и сам его жду не дождусь.
Аврам помолчал немного, посмотрел на Шкляра, но в конце концов не выдержал и, показав глазами на газету, спросил:
— Что ты скажешь на это?
— На что?
— Да на то, что здесь напечатано.
Аврам в упор смотрел на Рувима и ждал, что тот ему скажет. Но Рувим, видимо, и впрямь ничего не знал о заметке.
— Будь на месте председатель — что бы тут творилось, не дай бог!.. Шутка ли, какой позор! — пошел напролом Риванец и так схватил газету, будто собрался прочесть заметку вслух недоумевающему Рувиму.
— А ну-ка, ну-ка, что там такое? — ничего не подозревая, спросил звеньевой.
— А это тебе — шуточки? — в свою очередь спросил Аврам, подавая Рувиму газету.
Шкляр начал читать отмеченную заметку и остолбенел. Кривая, похожая на гримасу улыбка поползла вниз от углов рта и застыла на его суровом, обветренном лице. Он хотел, видимо, прикрыть ею горечь обиды, вызванной заметкой, хотел — и не смог.
— Ничего, Рувим, еще разберутся, поймут, что это ошибка, — старался Аврам утешить звеньевого, но будто солью посыпал свежую рану Рувима словами, продиктованными жалостью. Вконец расстроенный звеньевой, нахмурившись, отошел к окну и стал беспокойно вглядываться, не покажется ли неподалеку от конторы председатель колхоза.
Дома Рувима уже давно поджидали.
— Где это ты пропадал? Я уж не знала, что и подумать, — обрадованно вскинулась жена Рувима Ципа, худенькая остроносая женщина с узкими, будто всегда прищуренными глазами.
— А я сразу же с поля зашел в контору — хотел повидать председателя.
— Да он, говорят, куда-то уехал, — отозвалась хлопотавшая по хозяйству Ципа. Она подала мужу таз с водой, полотенце и мыло. Рувим тщательно умылся, а жена тем временем положила на стол буханку хорошо выпеченного, чуть подгоревшего ржаного хлеба и налила тарелку густого фасолевого супа с клецками. Рувим присел к столу и быстро, с аппетитом опорожнил тарелку и, пока жена не подала второе блюдо, стал расспрашивать ее о домашних делах. Словоохотливая Ципа, ворочая горшками и гремя тарелками, обстоятельно обо всем рассказала ему.
— А где же наш Лева? — спохватился Рувим.
— Кто его знает, где он носится, — ответила мать. — Он же пионер — развозит по бригадам и звеньям газеты… Разве ты его не видел в поле?
— Нет, ни сегодня, ни вчера он туда не заявился.
— И газету вам не привезли? Ну, теперь понятно… Ему, бедняжке, обидно — стыд-то какой, — глубоко вздыхая, сказала Ципа. — Мальчик даже почернел от горя — в глаза людям смотреть не может. Станет он тебе развозить газету с такой заметкой о его отце! Да разве может он быть равнодушным, когда тебя ругают? Разве он не знает, как его отец трудится — из сил выбивается, чтобы его звено работало как можно лучше? И вот на тебе — хороша благодарность за все твое старание, за всю проделанную работу, за всё!
Рувим хорошо помнит, как его Левка, еще совсем малыш, спрашивал, бывало:
— Папа, почему ты не герой?
— А почему тебе так хочется, чтобы я обязательно был героем? — в свою очередь спрашивал сына Рувим, с отцовской нежностью гладя его по голове.
— А чтобы я гордился тобой; чтобы все завидовали мне: вот какой у Левки папа — герой; чтобы все указывали на тебя пальцами — вот идет герой, и на меня указывали тоже: его папа — герой!
«Да, дождался Левка, — с горечью подумал Рувим. — Теперь в самом деле все будут тыкать в меня пальцами: вот он, никчемный человек, дошел до того, что о плохой работе его звена в газете написали — сам опозорился и опозорил весь колхоз. Ох и стыдно будет Левке смотреть людям в глаза! Ну, а как смоешь это пятно? Ума не приложу!»
«Крепись, Рувим, — говорил ему другой голос, — крепись: ты еще себя покажешь, поймут люди, что незаслуженно тебя опорочили».
Горя нетерпением осмотреть необработанное поле и прикинуть, как побыстрей и получше привести его в порядок, Рувим после обеда впряг в двуколку резвого коня и рысью погнал его к участку пропашных культур, до которого у его звена всё не доходили руки. С одной стороны к участку прилегало высокой стеной поле только что начавшей колоситься пшеницы, с другой — массивы подсолнуха соседнего колхоза «Красное знамя».
Поднявшись на высокий косогор, Рувим еще издали увидел свой участок, на котором буйно разрослись еще молодые стебли подсолнуха. «Что это?» — подумал он, не веря своим глазам: участок, которым его звено до самых последних дней так и не успело заняться, старательно прополот! Он это ясно видел по тому, что выдернутые с корнем сорняки холмиками лежали на земле в междурядьях. Что все это значит? Уж не заблудился ли он, не попал ли на чужое поле? Да нет, он как свои пять пальцев знает свой участок! Тогда кто же все-таки его обработал? Уж не соседи ли по ошибке пропололи его вместо своего? Ай да соседи! Хорошие люди эти соседи! Спасибо вам, дай бог вам здоровья! Жаль только, что вы не сделали этого на несколько дней раньше, — тогда мы не попали бы в газету…
Рувим стал между двумя рядами подсолнуха и на секунду вообразил, что на этих высоких стеблях уже висят тяжелые шапки и на них семечко к семечку плотно сидят зерна.
«Стыдно сказать кому-нибудь, какое богатство могло пострадать на забитом сорняками поле!» — подумал Рувим.
Он решил было вернуться в поселок и сразу, пока соседи не узнали, что обработали чужой участок, послать людей на обработку соседнего поля, где подсолнух тоже не был прополот, но, оглядевшись, увидел, что опоздал: с мотыгами в руках, слегка наклонившись, по полю шли люди. Когда он подъехал к ним ближе, до его слуха донеслись сказанные с добродушной иронией слова:
— А соседи-то наши зашевелились: всыпали им по пятое число в газете, вот они и поспешили прополоть подсолнух. Да вот их старшой, кажись, шагает нам навстречу.
— Газета поторопилась пробрать нас, — стал оправдываться Рувим. — Вот и на вашем поле не весь подсолнух прополот. Видно, и вам, как и нашему звену, дожди помешали.
Рассказывать соседям, что он и сам не знает, кто очистил от сорняков его участок пропашных, Рувиму было неприятно. А вместе с тем узнать, кто тут работал, очень хотелось. И вдруг его осенила мысль: а что, если председатель колхоза, прочитав заметку, предложил правлению перебросить на необработанный участок людей из других звеньев или бригад? Но тогда почему же ему, Рувиму, об этом не сообщили? Не хотели, может, его обидеть и решили все сделать втихомолку? Надо все выяснить.
Не задерживаясь больше около соседей, Рувим решительно направился к оставленной им невдалеке двуколке и покатил в поселок. Всю дорогу он удивлялся: кто же, в конце концов, проделал эту работу?
В поселке, возле правления, попался ему навстречу председатель колхоза. По праздничному костюму и по проступающему сквозь дорожную пыль блеску тщательно начищенных сапог видно было, что Денис Прохорович побывал в городе. Он был чем-то взбудоражен, его длинные, начавшие седеть усы топорщились, в лукавых карих глазах пряталась улыбка.
— А, Рувим? Откуда, брат, едешь? — спросил он придержавшего свою лошадку звеньевого.
— Да я прямо с того участка пропашных, который… — начал было докладывать Рувим, но председатель перебил его:
— Я тоже там побывал. Хотел тебе в помощь послать людей, да гляжу — ты уже сам справился. Эх, сделал бы ты это дней на пять раньше — и все было бы в порядке, комар носу не подточил бы. Ну, ничего, дело сделано. Молодец!
