— Что, не сладко? — снисходительно усмехнулся Василий. — Ну, ну…
Он вынул из планшета листок бумаги и размашисто написал: «Как себя чувствуете?» Врач протянул ответную записку: «Благодарю вас. Прекрасно». Василий послал вторую записку: «С кем случилось несчастье?» — «С одним чабаном на отгонных пастбищах».
Самолет шел над правым притоком Иртыша — Ульбой. С обеих сторон поднимались горы. Чем теснее становилась долина, тем ощутимее был встречный ветер, дующий как из трубы. Сартаков то набирал высоту, то опускался так низко, что сквозь прозрачную воду виднелось речное дно. В одном месте компания рыболовов что-то варила на костре, и дымок от него мирно поднимался к небу.
Сартаков крепче сжал штурвал, испытывая нечто вроде наслаждения оттого, что вынужден лететь сломя голову, а не разделять удовольствие вместе с этими праздными людьми на реке.
Доктор постучал по его спине, сунул записку: «Рудник скоро?» — «Через семнадцать минут». — «Как вы думаете, ждут меня на аэродроме?» — «Не знаю».
«Беспокоится, — проговорил про себя Сартаков. — Работенка у него тоже не сладкая».
Он представил себе попавшего под горный обвал чабана, сейчас этот человек лежит в юрте, обливаясь кровью, и все с нетерпением ожидают доктора. А доктора везет он, пилот Сартаков, и, следовательно, от него в первую очередь зависит жизнь человека.
Но хотя Василий и выжимал из машины предельную скорость, ему казалось, что самолет идет слишком медленно. Он мысленно проклинал тихо-ходность «кукурузника» и опасался, что хирург не успеет.
Самолет дрожал, проваливался в «воздушные ямы» и снова рвался вперед. Вот и рудник. Промелькнули шахтные строения, зарябили крыши домов. Открылось поле аэродрома с торчащим, как бородавка, ангаром. Около него стоял игрушечный автомобиль, ожидающий, видимо, доктора. Тот нетерпеливо поглядывал вниз, опустив воротник пальто.
Василий сделал круг, сбавил высоту и вдруг снова повел машину над Ульбой прочь от поселка.
«Доставлю к месту назначения, — решил он. — Раз дело сверхсрочное, какие могут быть рассуждения?»
Хирург что-то закричал, недоуменно пожимая плечами. Потом сунул записку: «Куда вы летите?» Сартаков на обороте написал: «Лечу прямо на отгоны. Не возражаете?» В следующую минуту самолет с ревом нырнул в глубокое извилистое ущелье. «Хорошей посадочной площадки там нет. Так что смотри сам», — вспомнились слова начальника аэропорта.
«Найдем! Найдем, если нужно. Мой «кукурузник» везде сядет, человече!» Лихое веселье овладело пилотом. «Лететь так лететь!»
Но доктор, видимо, оказался трусливым человеком. К величайшему удивлению Сартакова, он подал ему записку: «Запрещаю лететь на отгоны, посадите самолет на руднике». — «Почему?» — написал Сартаков. «Не рассуждайте… Выполняйте мое приказание», — ответил доктор.
«Черт знает что! За кого он меня принимает?»
Скрепя сердце Василий вырвал машину из ущелья и положил ее на обратный курс, к шахтерскому поселку. Доктор сразу успокоился и утвердительно закивал головой.
Сделав посадку и заглушив мотор, Сартаков не вытерпел и с упреком сказал:
— Что же вы, доктор?
— Я не имею права рисковать, голубчик.
— Бросьте! — с грубоватой прямотой продолжал Василий. — Скажите, что побоялись.
— Ну-у, знаете! — изумленно проговорил доктор и скользнул по Василию холодным взглядом. — Прошу вас выбирать выражения… Повторяю еще раз: рисковать я не имею права. Вам же известно, что там нет хорошей посадочной площадки.
— Ерунда! Когда речь идет о жизни и смерти человека, я могу посадить машину даже («на вашу лысину», — хотел сказать Сартаков, но не решился)… даже на пятачок.
— На пятачок? — ухмыльнулся доктор. — В таком случае копейка — цена вашему геройству. Да-с.
— Но там же человек гибнет! — возмутился Василий. — Сейчас бы уже операцию делали, а так — еще сто двадцать километров на машине…
— Ну, хватит, — отмахнулся доктор… — Еще неизвестно, кто бы кому сейчас делал операцию.
И он направился к ожидавшей его машине, от которой навстречу уже спешили люди.
— Ну, если боитесь, то езжайте, экипаж вам подан, — вдогонку ему съязвил Сартаков.
Доктор круто обернулся:
— Кто вам позволил со мной так разговаривать? Я буду жаловаться!
— Ну и жалуйтесь! — зло крикнул Василий.
К счастью, на этом инцидент закончился. Доктор сел в машину и уехал, а пилоту передали радиограмму из аэропорта — дожидаться возвращения хирурга с отгонов.
Весь остаток дня и весь вечер он был хмур и зол. Лучше же хотел сделать чудаку, а тот обиделся, как красная девица. Еще, чего доброго, пожалуется начальству. Ну, исто-ория!
…Вернулся хирург только на следующий день. По его хмурому, озабоченному лицу Василий понял: операция не удалась. Старик тяжело вылез из машины, сухо поздоровался с пилотом, велел ему немедленно подготовить самолет к вылету в город и прошел в служебное помещение, опираясь на палку. Через открытое окно было слышно, как доктор долго и безуспешно дозванивался до города, а потом, когда его соединили, сердитым голосом заговорил о каких-то медикаментах, крови для переливания и медицинской сестре Алевтине Николаевне.
«Ну ясно, — определил Сартаков. — Сам опоздал, так теперь на стрелочника сваливает»
Он был уверен, что доктор опоздал. И потому неторопливо, с видом непричастного к беде человека пошел к самолету, неторопливо уселся в кабину, проверил наличие бензина и рули управления.
— Нельзя ли побыстрее! — раздраженно буркнул доктор.
«Да уж теперь спешить некуда», — хотел было огрызнуться Сартаков, но промолчал, сохраняя достоинство.
Весь обратный путь он думал о том, что вот как нелепо все получилось. Медвежий остров «накрылся», горючее угробили, человека не спасли и теперь возвращаются с позором. И все из-за трусости и упрямства этого бритоголового! И Василию вдруг стало обидно за свою беспокойную и неблагодарную профессию. А этот доктор еще командует им, хотя не имеет на то никакого права.
Изнуренный и взвинченный, Сартаков не заметил, как хирург уснул в своей кабине, уронив голову на поставленную торчком палку.
Подруливая к ангару, Василий увидел сначала размахивающего руками Дукена, потом молочный «ЗИЛ» с красными крестиками на стеклах и около него — начальника аэропорта и незнакомую женщину в. белом халате. Как только пропеллер остановился и стало очень тихо, начальник и женщина вскочили на нижнее крыло и принялись тормошить доктора за плечо, ласково и тревожно называя его по имени и отчеству:
— Виктор Семенович, проснитесь. Виктор Семенович…
Сартакову стало даже смешно. Он стянул с головы шлем и снисходительно посмотрел на Дукена, который что-то кричал ему с земли.
Доктор проснулся и сразу спросил женщину:
— Алевтина Николаевна, кровь привезли?
— Привезла, привезла, Виктор Семенович! — с готовностью ответила она.
— И все, что я просил?
— Все, все, Виктор Семенович!
— Ну, с богом… Пойдемте, голубушка, я вам объясню, что нужно делать.
И он, кряхтя, вылез из кабины, отошел с Алевтиной Николаевной к санитарной машине и стал что-то объяснять, энергично жестикулируя. Сартаков почувствовал, как краска стыда залила лицо. Черт возьми! Вон, оказывается, что… Он смотрел на доктора, на медицинскую сестру и не заметил, как подошел начальник аэропорта.
— Молодцом, Сартаков! — он опустил руку на плечо Василия.
— Чего? — рассеянно обернулся тот.
— Молодец, говорю. Отлично выполнил задание.
Этого еще не хватало! Лучше бы отчитал или взыскание наложил за вчерашний скандал с доктором, но тот, видимо, не успел пожаловаться или не хотел этого делать. И Василий покраснел еще больше; он топтался перед начальником, не зная, куда девать руки.
— В общем так, — продолжал начальник, — придется тебе снова туда слетать. Медицинскую сестру со всеми премудростями к больному подбросишь. После операции за ним уход полагается, чин по чину. Давай заправляйся, бери полетный лист — и ходу. Чтоб через двадцать минут и духу твоего здесь не было.
— Слушаюсь! — выпалил Сартаков, почувствовав необычайное облегчение.
— Да постой, не беги, — остановил его начальник. — Попрощайся с доктором. Замечательный старик! Провел операцию в труднейших условиях. — И он легонько подтолкнул Василия в спину.
Хирург встретил пилота рассеянным взглядом усталых глаз.
— Виктор Семенович, вы уж извините меня за вчерашнее…
— О чем вы? Ах, да… Ну, полноте, голубчик, стоит ли об этом вспоминать?
— Все же… нехорошо получилось.
— Ладно, ладно… — замахал рукой доктор. — Летите, голубчик. Только не вздумайте опять садиться на отгонах. Там и костей ваших не соберут.
— Ну что вы, конечно, не полечу! — заверил Сартаков и ринулся было к самолету, обрадованный тем, что доктор оказался незлопамятным.
