— Да погоди ты со своими анекдотами! — Нине не терпелось услышать продолжение. — Чем кончилось-то? Договорились встречаться?
— Договорились. Завтра после дежурства идем в кино.
— Значит, влюбилась, — удовлетворенно констатировала Нина.
Но Лена пропустила это замечание мимо ушей.
— Проводил меня, — закончила она свой рассказ, — еще цветы купил, телефон записал…
— Значит, влюбился, — сказала Нина.
— Ну и что? — Лена раскраснелась. — «Влюбился, влюбилась»! У тебя, как у того художника, только две краски: черная и белая…
— Бывают и оттенки чувств, — вставила Валя.
— Вот именно! — Лена осуждающе посмотрела на Нину. — Оттенки. Может, и влюблюсь, может, замуж за него выйду, и у нас будет сто детей, и все лейтенанты. Пока здорово с ним, пока ни с кем так здорово не было А завтра сходим в кино, и выяснится, что он мне надоел… Или я ему, — закончила она грустно.
Обсуждение сенсации заняло весь вечер. Были рассмотрены все возможные варианты будущих встреч, разговоров, признаний, даже предложений выйти замуж. Остановились на разборе вопроса, где молодожены должны жить — у Лены или у Валентина, как его уже все называли, будто старого знакомого.
Степан Степанович Степанов ничем особенным не выделялся. Ну что это за имя, отчество и фамилия — кругом Степан! Степан в кубе.
И внешность у него была неприметная: худой, среднего роста, лысоватый; стрелка на весах, после еженедельного субботнего похода в Сандуны, еле до шестидесяти пяти доползает…
А уж о профессии и говорить нечего — кассир. Вернее, бывший кассир. Впрочем, нынче общественное положение Степана Степановича было еще более неприметным — пенсионер.
Не то чтоб какой-нибудь Феликс или Святослав по имени, Генеральный Конструктор, или стратегический разведчик, или хотя бы заслуженный артист по профессии И чтоб рост метр эдак девяносто, кудри там, бицепсы. Увы, ничего этого не было.
Но на жизнь Степан Степанович отнюдь не жаловался. Была жена-старуха, с которой, слава богу, четыре десятка лет душа в душу прожил. Дети были, внук… Были четверть века честной службы без единой недостачи, была за плечами война — долгий путь от Москвы до Вены, одиннадцать наград и ни одного ранения. Мало кто мог поверить, что тихий и не богатырского сложения Степан Степанович всю войну был фронтовым разведчиком, десятки раз ходил во вражеский тыл, захватил небось за четыре года целый батальон «языков». И, что того удивительней, не получив ни единой царапины.
Степан Степанович вел весьма размеренный образ жизни, что свойственно, говорят, многим счетным работникам.
По-прежнему, уже выйдя на пенсию, вставал рано, всегда в одно и то же время, шел с внуком гулять, с удовольствием обедал, после обеда посиживал с такими же, как сам, пенсионерами на Тверском бульваре, вспоминая былые дни, былые сражения — военные, футбольные, шахматные.
По вечерам надолго засиживался у телевизора. Привычки были прочные, устоявшиеся и многочисленные. В том числе и дарить внуку с пенсии подарок. Каждое пятнадцатое число Степан Степанович, получив в сберкассе № 7982 свои восемьдесят целковых, заходил в магазин детских игрушек, что в двух шагах от сберкассы, и что-нибудь покупал — барабан, мишку, пластмассовую пожарную машину или шашку в ножнах из папье-маше.
Возвращаясь домой, заранее радовался, предвкушая зрелище задранного носа-пуговицы, румяных щек и громаднющих синющих глаз, устремленных на деда в радостном ожидании.
Вот и сейчас Степан Степанович торопился — до закрытия магазина едва оставалось десять минут, — вспоминая на ходу сенсационное событие.
Событие заключалось в том, что встретил он сегодня друга-однополчанина, тоже Степанова, тезку, привел его с собой на бульвар, перезнакомил с другими стариками и долго с наслаждением слушал, как Степанов-2 рассказывал всем о ратных подвигах Степанова-1. Не врал, не преувеличивал, рассказывал честно.
Приятно все же. Самому ведь нельзя свои дела комментировать, ну там похвалить кое-где хоть и не грех. Неудобно как-то. А так другой рассказывает, что хочет, то и говорит.
Особенно красочно Степанов-2 излагал любимый эпизод военной биографии Степана Степановича, связанный с захватом немецкого капитана.
— Да, — не спеша повествовал он, поглядывая на столпившихся у скамейки пенсионеров, — наш Степа время даром терять не любил. Вот был у него случай с капитаном-фрицем.
Степан Степанович заранее начал улыбаться, а летописец продолжал свой рассказ.
Дело было летом, в период относительного затишья на фронте, когда обе стороны всеми способами старались выяснить намерения друг друга. То и дело разведчики переходили линию фронта, а дня через два-три возвращались обратно, приводя «языка», принося записи наблюдений. Или не возвращались…
В ту ночь сержант Степан Степанов с двумя бойцами сумел пробраться к немцам в тыл — преодолевая колючки, проползли по минному полю, тихо миновали сторожевые посты так близко, что слышали немецкую речь. На рассвете очутились в лесочке, в километре за линией фронта. Тут осуществили задуманную хитрость. Степанов закопал каску, автомат, нацепил на голову окровавленный бинт и, заложив руки за спину, босой, понурый, двинулся по дороге. За ним, одетые в немецкую форму, с автоматами под мышкой шли его бойцы.
Один из них, до войны учитель немецкого языка, грозно покрикивал на «пленного», как только кто-нибудь попадался навстречу. Так разведчики собирались «пройтись» по расположению противника, а в случае удачи на обратном пути прихватить «языка».
Но пройтись пришлось метров пятьсот. Неожиданно за поворотом, скрытым густым кустарником, раздался рокот мотора, какая-то возня, стук, голоса. Снова взревел мотор, шум затих, машина, видимо, уехала, оставив кого-то на дороге.
Степанов и его товарищи смело продолжали путь.
Завернув за кустарник, они остановились, пораженные: навстречу им шел немецкий солдат в разорванном кителе, без головного убора, а за ним два красноармейца в пилотках, с автоматами в руках. Они двигались в сторону передовой.
Некоторое время обе группы стояли молча, настороженно разглядывая друг друга. Первым среагировал «пленный» немец. Замахав руками, он завопил, обращаясь к конвоирам Степанова:
— Не стреляйте! Свои! Я капитан Мюзюлек! Не стреляйте!
Разведчики ничем не выдали себя. Бывший учитель, щелкнув каблуками, доложил капитану, что так, мол, и так, ведут пленного советского сержанта в штаб. Капитан усмехнулся, улыбнулся, захохотал Заулыбались сопровождавшие его «красноармейцы», потом «немецкие конвоиры». Один Степанов мрачно смотрел себе под ноги.
— А? Ничего придумали? — веселился капитан. — Сейчас переберемся к Иванам и будем вот бродить, штаб искать… Курт, — он кивнул в сторону одного из «красноармейцев», — знает русский, как Лев Толстой. Поищем штаб до вечера и обратно. А? Ничего! А?
— Замечательно придумано, господин капитан! — Учитель немецкого языка восхищенно качал головой.
Капитан выпятил грудь, но тут же внезапно сник, зашаркал сапогами, вобрал голову в плечи, жалобно заныл: «Рус, рус, не стреляй!», изображая перепуганного пленного.
Потом опять захохотал. Наконец величественным жестом отпустил встреченных солдат и, указав на Степанова, сказал:
— Передам там от этого привет.
Продолжая шутить, немцы собрались двинуться дальше.
И тут случилось неожиданное. Из-за поворота выскочил мотоцикл — шум его никто не услышал за смехом и разговорами. На мотоцикле сидели полевые жандармы. Тяжелые шлемы были опущены на самые глаза, металлические нагрудники подскакивали в такт движению. Никто не успел опомниться, как сидевший в коляске жандарм очередью из автомата скосил сопровождавших капитана «красноармейцев».
Несколько секунд все молчали. Наконец старший жандарм подмигнул и воскликнул:
— Ну как, выручили? Растяпы! Я сразу понял, что они вас на прицеле держат. Ничего, не ушли…
Капитан взорвался. Брызгая слюной, он орал на своих незваных избавителей, обвиняя их в срыве ответственной операции, в убийстве немецких солдат.
— Где я теперь найду второго Толстого! — бушевал капитан.
К сожалению, он забыл представиться, он забыл, что по-прежнему выглядит солдатом в разорванном кителе. Один из жандармов напомнил ему об этом, ударив наотмашь по лицу.
— Как говоришь с фельдфебелем, свинья! — рявкнул он.
Капитан мгновенно преобразился. Он заговорил вдруг ледяным высокомерным тоном, сообщил, кто он, потребовал у жандармов документы, зловеще улыбаясь, пообещал им полевой суд.
Жандармы переглянулись. И вот тогда мгновенно прореагировал Степанов. Он первым разгадал намерение жандармов, и, когда фельдфебель поднял автомат, целясь в капитана, Степанов уже был рядом и, выхватив висевший у немца на поясе нож, ударил. Очередь ушла в небо.
