Он долго искал торпеду.
– Не вижу, – доложил он. – Может, она мористее затонула?
– Ищи! – приказал мичман. – Говорят, тут где-то.
«Ищи!» Хорошо говорить там, наверху! Поискал бы сам ее тут!»
Костя поднял голову и вздрогнул.
Из коричневой стены торчало тупое железное рыло. Он вышел прямо ей в лоб! Торпеда казалась неправдоподобно огромной. Предметы в воде кажутся больше своей истинной величины, но торпеда, вот так вот – один на один! – казалась особенно, большой. Мрачно, с затаенной злобой, недвижно торчала она перед ним. У Кости пересохло во рту.
– Есть, – тихо сказал он.
– Есть? – торопливо переспросил мичман.
– Есть.
– Осторожно! Заходи в хвостовое оперение и стой там. Будем спускать трос.
– Добро.
Костя шагнул к торпеде, – она еще больше всунулась внутрь видимого шара, будто сама двинулась навстречу. У Кости испуганно сдвоило сердце. Он остановился, но, пересилив себя, сделал еще шаг вперед, он затем и спустился на дно, чтобы встретиться с ней, ненаглядной.
Мичман сказал, что торпеда неконтактная, срабатывает в магнитном поле. Костя, конечно, не корабль, чтобы вокруг него было сильное магнитное поле и чтобы торпеда рванула, но все равно – черт ее знает! А вдруг сработает! Шарахнет – от него и пыли не останется. В ней же взрывчатки с полтонны! Идиоты, как они там ее упустили! За такие дела в штрафбат! Они теперь там, вдалеке, посматривают, покуривают, а он тут должен с ней целоваться. Она чмокнет – гул пойдет.
Костя остановился, перевел дыхание. Старшина Лубенцов говорит, что он в таких случаях с минами и торпедами обращается, как с девкой, которую первый раз уламывает – нежно, ласково, обходительно. А у Кости и такого опыта нет. «Я ее, говорит, Марусенькой называю. Ласковая ты моя, дорогуша ты моя ненаглядная, будь ты проклята! Ты уж не рвани, пожалей меня и баб моих!» Самого трясет, а зубы скалит. Лубенцов говорит, что лучше в штрафбате быть, чем один на один с миной или торпедой. А уж он-то знает, бывал. «Я ей мурлыкаю, уговариваю, а руки не дремлют. Тут главное – не спугнуть. Тут, как с милашкой, уговаривать-то уговаривай, но и руками действуй. Спугнешь – все! Помянем раба божия!»
Костя осторожно двигался вдоль мощного веретенообразного туловища торпеды. Торпеда лежала хорошо, брюхом на ровном месте. И то слава богу! Не подкапываться хоть, чтобы застропить.
Путь вдоль торпеды показался ему долог. Никогда не думал, что она такая длинная. Дошел наконец до хвоста, остановился. Лопасти винта тоже не врезались в грунт. Все же подфартило ему хоть в этом.
Выброска1 в руке подрагивала, значит, там, наверху, к ней прикрепляют трос.
– Готов? – спросил мичман.
– Готов, – выдохнул Костя, понимая, что самое главное только начинается.
– Тяни! – приказал мичман.
Костя потянул выброску, она легко подалась. Тянул долго, пока над головой в коричнево-зеленоватых слоях воды не показалась какая-то тень. Потом эта тень превратилась в трос.
– Стоп! – скомандовал Костя. Травить прекратили.
Теперь надо было захлестнуть петлю троса на хвост торпеды. Костя осторожно придвинулся к молчаливому чудовищу, дотронулся рукой до стылого металла, почувствовал злобную затаенность торпеды и на миг опять оробел. «Ну как шарахнет! Не вздумай, милая!»
Чтобы охлестнуть петлей хвост торпеды, ему пришлось подвсплыть. Набрав воздуху в скафандр, Костя оторвался от грунта. На миг он проворонил предел воздуха и почувствовал, как его потянуло вверх больше, чем нужно. Испуганно екнуло сердце, Костя изо всех сил нажал головой на золотник в шлеме и крепко ухватился за трос. Стравив воздух, он упал на торпеду, охнул.
– Ты чего? – тревожно спросил мичман.
– Ничего. – Костя не узнал своего голоса.
– Ты там гляди в три глаза!
«Хорошо ему советовать!» Костя сидел верхом на торпеде и боялся пошевелиться.
Но не век же так сидеть, тут не отсидишься. Переборов робость и поднабрав воздуху в скафандр, тщательно следя за его количеством и огребаясь руками, Костя снова подвсплыл и, стравив излишки, упал рядом с торпедой.
И только теперь перевел дух.
Долго стоял, чувствуя, как взмок.
– Захлестнул, – наконец сказал он. – Обожмите. Только тихо!
«Ну, молись, мама, за меня!» Костя затаил дыхание, не спуская глаз с петли. Трос натянулся, петля стала обжимать хвост торпеды. Заскользило железо о железо, оставляя светлую царапину на корпусе. Облачком пошла рыжая пиль.
– Стоп!
Трос затих. Костя осмотрел петлю.
– Еще чуть-чуть! – приказал он.
– Добро, – ответил мичман. – Ты там смотри!
– Смотрю.
Петля снова заскрипела по корпусу торпеды, и скрип этот ударил по нервам. Трос натянулся, торпеда качнулась. Косте показалось, что она валится на него.
– Стоп! Стоп! – закричал он, обливаясь холодным потом.
– Что такое? – испуганно спросил мичман.
– Да так... – перевел дух Костя.
– Ты отойди от нее подальше! – наставлял мичман.
«Подальше, – усмехнулся Костя. – Куда подальше? Она везде достанет». Костя отдышался, успокоился. Снова осмотрел петлю. Хорошо обжало – не сорвется. Можно и поднимать.
– Хорош! – доложил Костя.
– Отойди! – приказал мичман, и Костя почувствовал, как натянулся шланг-сигнал – Димка Дергушин выбирал слабину.
Не спуская глаз с торпеды, Костя попятился. Огромное хишное чудовище начало удаляться, исчезать в размытой мгле, будто само отступало, и хотя торпеда исчезла в толще воды, Костя все равно знал, что опасность не миновала. Еще неизвестно, как поведет себя торпеда, когда ее будут отрывать от грунта. Ударится о какой-нибудь камень...
Костя вернулся к спусковому канату, ухватился за него, спросил:
– Как она там?
– Вышла на панер, – ответил мичман.
Значит, трос с морского охотника натянулся вертикально и сейчас начнут отрывать торпеду от грунта.
«Не шарахнула бы!» – опять подумал Костя. В скафандре от него одна смятка останется. Бомба упадет за милю, а у водолаза лопаются барабанные перепонки от гидравлического удара, а тут рядом... Бывали такие случаи. Месяц назад водолазы Петька с Аскольдом снимали глубинные бомбы с торпедированного эсминца. Рвануло. От Аскольда ничего не осталось, только обрезанный шланг вытащили, а вместо Петьки в исполосованном осколками скафандре было кровавое месиво...
Костя стоял и ждал. Он пока не имел права выходить наверх. Мало ли что случится! Сорвется с троса – опять ее стропить. Мучительно медленно тянулись минуты. Что они там, уснули?
– Порядок, – сказал мичман. – Потащили в морс. «Ну, наконец-то!» Костя почувствовал, что бесконечно устал и мелкой дрожью трясется каждая жилка тела. И теперь только обнаружил, что мокрый он насквозь – нижнее белье пропотело, свитер тоже. Ноги стыли. Не спасали ни меховые шубники, ни ватные штаны.
– Выходи на выдержку! – приказал мичман повеселевшим голосом.
Набрав в скафандр воздуху, держась за спусковой канат, Костя быстро поднимался вверх. Вода светлела, вновь приобретала голубовато-зеленый цвет.
– Стоп! – приказал мичман. – Первая выдержка. Сиди!
«Беседки» – доски, прикрепленной к двум канатам, – не было, как это обычно делается при глубоководных спусках. И Костя, держась одной рукой за спусковой канат и регулируя воздухом плавучесть скафандра, висел в толще воды между поверхностью и грунтом.
Для него это было нетрудно – Костя умел владеть воздухом и мог болтаться, как поплавок, на любой глубине. Главная наука для водолаза – владеть воздухом в скафандре. Но прежде чем Костя постиг эту науку, прежде чем почувствовал себя как рыба в воде, с него сошло семь потов, потом еще семь раз по семь, и еще – семь. И «сушить лапти» выбрасывало; и, придавленный грузовой корабельной стрелой, задыхался; и в тросах при обследовании судна на дне запутывался; и в недрах потопленного корабля, заблудившись, искал выхода... Чего только не было с ним под водой за эти два военных года!..
Теперь он был уже опытным водолазом, знал такие тонкости и хитрости своего дела, которые можно познать только под водой. Он, например, знал, что идти под воду с насморком – заведомо рисковать своими барабанными перепонками. Он никогда не спустится на грунт со слабо завязанными плетенками на галошах, потому как можно потерять галошу, и тогда задерет одну ногу, как у балерины, или – не дай бог! – перевернет и выбросит наверх. Не спустится он под воду и в малой, не по росту, водолазной рубахе – на дне, когда скафандр наполнится воздухом, не согнуть коленей, будешь стоять, как статуя. Не пойдет он и в большой рубахе, потому как под водой в раздутом скафандре руки не будут доставать до рукавиц – окажешься в смирительной рубашке с длинными рукавами. Не сделает он и шагу к трапу, пока, не убедится, что нижний брас2 между ног не зажимает – в воде, когда воздухом разопрет скафандр и нижний брас натянется, можно потерять сознание от дикой боли в паху. «Эта вещь в хозяйстве нужная, – зубоскалит обычно старшина Лубенцов перед спуском в воду. – На запасную господь бог поскупился. И по блату нигде не закажешь». Многое знал и умел Костя, но всего предусмотреть нельзя, всего не предугадаешь заранее...
