Потом он вошел в комнату, а за ним вся делегация в том же составе. Только те двое карапузов в последний момент, уже на пороге, косясь на нас, что-то зашептали своей начальнице в красном платье, и она срочно утащила их в дальний конец коридора.
— Ну как? — спросил Семен у «веснушки». — Сделали уже?
Он был уверен, что сделали. Наверняка сделали. Как могли не сделать, если звонили из партийной газеты! Сенька был уверен, что все в порядке, что зря пришли сегодня эти привередливые ребята, им, наверное, еще что-нибудь надо. «Гигантские шаги» или карусель. Придется звонить еще...
— Нет, — ответил «веснушка». — И не подумали.
Сенька серьезно посмотрел на него и сказал:
— Ну, значит, завтра сделают. — И добавил неуверенно: — Или послезавтра...
— Не, — ответил мальчишка. — Не сделают...
Все смотрели на нас строго и печально, словно они, малыши, получше нас знают, что ничего такого не изменится у них во дворе ни завтра, ни послезавтра.
— Хорошо, — сказал Сенька, — приходите завтра, ребята. Я с ними поговорю. Безобразие! О детях не заботятся!
Сенька встал и заходил, размахивая руками. Он возмущался очень искренне, и ребята поверили нам. Они ушли, и каждый сказал по очереди, выходя:
— До свидания!
— До свидания!
— До свидания!
— До свидания!
А одна девочка сказала даже так:
— До свидания, дяденька!
Это она хотела выразить особое расположение к нам и к редакции и надежду на нашу помощь.
— Между прочим, — сказал я Семену, —тебя раньше называли когда-нибудь дяденькой?
— Отстань, — огрызнулся Сенька. Он думал о чем-то серьезном.
Ребята ушли, и я посмотрел на дверь в комнату шефа. Она была приоткрыта.
Мы посидели молча.
Неожиданно шеф сказал из своей комнаты:
— Сеня, позвоните в горжилуправление завтра. А потом домоуправляющему. Поговорите с ним лично.
— «Цеу» получено! — прошептал Сенька. Но на другой день домоуправляющему позвонил. Не знаю, о чем и как он говорил и что отвечал ему домоуправ, я уходил на завод. Но когда вернулся, Сенька не мог работать.
Он каждую минуту отрывался от дела и говорил:
— Ну и ну! Ну и ну!
При этом он то бледнел, то краснел.
Оказалось, домоуправляющий согласен дать материалы для площадки. Но площадку негде строить. В самом центре двора лежат дрова. И хозяйка этих дров не соглашается их убрать. Так что он ничего не может...
В этом месте Сенька крикнул по телефону:
— Эх вы! А еще управляющий домами!
И швырнул трубку.
Вечером снова пришли ребята. Их было уже меньше.
Когда они расселись, оказалось, что есть даже пустые стулья.
— Ну что? — спросил их Сенька грустно.
«Веснушка» покачал головой.
— Дрова мешают? — спросил Сенька, и мальчишка кивнул головой.
— Нет, вы скажите, дрова мешают! И некому их убрать!
Сенька опять разошелся и не заметил, как вошел шеф. Конечно же, он был куда старше нас, и ребята, когда он вошел, все вдруг встали и поздоровались нестройным хором.
— Значит, не выходит? — спросил шеф таким тоном, будто был в курсе всех дел и не к нам, а к нему приходили ребята вот уже два раза.
— Не выходит, Сергей Васильевич, — сказал Сенька. И добавил расстроенно: — На дворе трава, на траве дрова...
— Ну и как вы, Сеня, думаете? — спросил шеф. — Что дальше?
— Просто не знаю, — сказал Сенька. — Безобразие какое-то!
— Ага, — сказал шеф спокойно и улыбнулся. — Форменное безобразие. — Он подмигнул ребятам, и те сразу повеселели. — А ну-ка пойдемте на ваш знаменитый двор! Пойдемте-ка уберем ваши дрова!
Сенька вопросительно посмотрел на меня. И мы разом поднялись из-за своих столов.
Двор был не близко. Но и не так уж далеко.
«Веснушка» повел нас по длинному коридору и показал комнату, где жил домком. Шеф постучался. Дверь открылась, и вылез здоровенный мужик с седой щетиной на месте бороды и в зеленом замасленном кителе.
— Ну? — спросил он. — Вам чево?
— Мы из газеты, — начал было Семен.
— Нащет площадки? — поинтересовался домком,
— Ага, — ответил шеф ему в тон. — Нащет ее самой.
— Не могем! —сказал замасленный френч. — Дровишки тама одной старушенции. Не хотит убирать.
— А вы с ней говорили? — спросил я.
— Хе-хе, она и говорить не хотит.
— Ну-у? — удивился шеф. — Вот так старушенция! Свирепая? — поинтересовался он у домкома.
— Точно! — обрадовался тот. — Свирепая!
Шеф повернулся к нам и сказал:
— А ну, ребятки! Сложим свои головы на дворе дома номер восемьдесят шесть!
Мы весело застучали ботинками за шефом, и из комнат коммунального коридора стали выглядывать удивленные лица. «Веснушка» бодро показывал нам путь.
«Свирепую» старушку звали Анна Ивановна.
— Что ж вы, бабушка, — сказал шеф. — Нехорошо! Ребятишкам играть негде, а вы дрова убрать не хотите!
— Ми-и-лай! — ответила бабка молодым голосом. — Да откуда ж мне! Вот пильщиков подрядила, так у них очередь. Как за квартирами. Говорят, через месяц придем. А если раньше надо, — плати проценты. А какие у меня проценты? Одна пенсия.
Старушка оказалась довольно прогрессивной и быстро поняла, что навстречу ей идет не кто-нибудь, а сама общественность. Предложение распилить дрова бесплатно, силами двора, она встретила, с одной стороны, одобрительно, а с другой — недоверчиво.
— Ой, милай, — сказала она весело шефу. — Да кто ж пилить-та будет?
— Идемте, бабушка! — сказал шеф и пошел вперед.
— Шагайте, бабуля! — сказал ей Семен. — Общественность вас не забудет.
— Пожалуйста, бабушка, — сказал я, и мы все гуськом вышли на вечерний двор.
Мы деловито обошли гору толстенных сосновых бревен. Они лежали прямо посреди двора и были накрепко обмотаны железной проволокой — чтоб не разворовали.
Потом шеф подошел к зеленому френчу и сказал решительно:
— Дайте нам пилу!
Домком внимательно разглядывал нас: видно, мы не внушали ему доверия. Он крепко сомневался, что мы из редакции. Он никак не мог поверить, что начальство, а, по его мнению, в газете работало одно начальство, может прийти во двор и вот так собственноручно пилить вдруг дрова. Он явно принимал нас за самозванцев. Но высказать это вслух не решился и не торопясь побрел за пилой.
Мы с Сенькой не теряли зря времени. Я принялся разматывать оградительную проволоку с дров, а он сделал круг по двору в поисках козел. Сенька долго кружил вдоль серых сараев с многочисленными дверцами и гирляндами тяжелых железных замков на них. Козлы были в каждом сарайчике. Но их отделяли от Сеньки железные замки, которые даже Сенькино упорство не могло открыть. Он мчался вдоль дверей и замков и скрежетал зубами.
Во дворе появились любопытные. Они стояли вдали от нас и недоверчиво разглядывали подозрительную троицу, которая копошилась у них во дворе. Особенно им не нравился Сенька, который шастал возле их замков.
Наконец Семен нашел дряхлые, полуразвалившиеся козлы. Ножки у них пронзительно скрипели и шатались. Сенька приволок их к дровам.
Домком принес пилу и даже топор. Потом мы трое поднатужились, с пыхтением подняли толстое бревно и положили его на козлы.
«Кр-р-р-ак!» — и одна ножка у козел с протяжным воплем отлетела. Бревно наклонилось в сторону и с гулким оханьем упало на землю.
— Семеновна! — позвал кто-то спокойно. — Твои козлы ухайдакали!
Из толпы любопытных вырвалась тетка в платке, подвязанном на самый лоб, и метнулась к нам.
— Ох, идолы окаянные! — закричала она. — Козлы мои доломали. Кто платить будет?
Толпа заволновалась.
Я опешил. Я не знал, что сказать. Ведь в следующую минуту нас запросто могли изгнать с этого двора. Тем более что зеленый френч, он же домком, уже вертелся в толпе, крутил головой и пальцем показывал на нас.
В эту минуту к тетке подошел Семен и вдруг сказал:
— Вы Семеновна?
Она кивнула.
— А я Семен!
Это произвело на тетку неожиданное впечатление. Нижняя челюсть у нее отвалилась, и рот открылся. Она не сводила глаз с Сеньки и молчала. Толпа утихла. А он продолжал:
— Стыдно иметь такие козлы!
А потом крикнул, обращаясь к тетке, так, чтобы и остальные все слышали:
— Зажались все! — крикнул он. — В каждой сарайке, поди-ка, хорошие козлы есть!
Толпа безмолвствовала.
Тогда Сенька добавил уже спокойнее:
— Ладно, Семеновна, не волнуйся! Сварганим мы тебе сейчас козлы — век благодарить будешь!
Я глядел на Сеньку, завороженный. А он взял топор, ловко поддел из бревен пару ржавых и гнутых гвоздей, распрямил их и подошел к козлам.
Я с замиранием сердца смотрел на Сеньку. Да если б только я! Весь двор смотрел на него. И Семеновна, и старушенция Анна Ивановна, и домком в зеленом френче, и мужики, которые перепилили на своем веку не один кубометр собственных дровишек и смастерили себе не одни козлы. И «веснушка» смотрел на Сеньку и вся малышня — с надеждой и верой.
