Тигры перешли за спину Фесенко: теперь они стояли перед Лёдом.
Прошло уже минут десять, а съемка все не начиналась. Тигры не хотели «работать», а поросенок так и не подавал голоса, хотя Фесенко щекотал его палкой.
— Подразни тигров еще раз! — попросил актера оператор.
Актер снова стал делать страшные рожи и замахиваться на зверей, крича при этом:
— Вот я вас!
Тигры смотрели на него так же, как взрослые — на шаловливого, надоедливого ребенка. Тогда помощник режиссера, стоявший наверху в безопасности, гаркнул в рупор актеру:
— Отдерите одну планку и высуньте поросячью морду! Тигры тогда разыграются!
— Как бы поросенок не вбежал в клетку, — предупредил дрессировщик.
— Он не может вбежать, — ответил помощник режиссера сверху, — зачем вы сгущаете краски?
Когда актер отодрал планку, поросенок стремглав выскочил из своего укрытия. Это случилось в долю секунды — остановить его или удержать в подполе не было никакой возможности.
В тот самый миг, когда в клетке появилось белое смешное четвероногое существо, палубу словно прошили восемь желто-коричневых, стремительных линий. Тигры исчезли с тех мест, где они только что находились. Тигры уже лезли на клетку, рыча и хватая зубами стальные прутья.
— А-а-а! — закричал оператор счастливым голосом. — Играйте, родные, играйте!
Эти слова относились в равной мере и к тиграм, и к актеру, метавшемуся по клетке. Оператор снимал, топая ногой и беспрерывно покрикивая:
— А-а! Хорошо! Умница! Гений! Молодец!
Действительно, все происходившее для кино было огромной удачей: тигры, свирепея с каждой минутой все больше и больше, лезли на клетку, в которой метался человек, стараясь поймать поросенка.
Потом я увидел, как один из тигров — самый большой — метнул в клетку лапу и схватил поросенка. Тот завизжал так страшно, что вдруг стало очень холодно и кожа покрылась пупырышками.
Актер, позабыв про осторожность, бросился в незащищенный угол и стал вырывать поросенка из лап тигра.
Фесенко преобразился. Он стал худым, поджарым и быстрым. Лицо его замерло в холодной, безжизненной улыбке; в цирке так улыбаются воздушные гимнасты и укротители. Фесенко метнулся к клетке и стал щелкать у тигров перед носом своим тонким пронзительным бичом.
— Назад! — кричал он. — Назад!
Тигры грозно рычали. Они то кидались на Фесенко, то снова бросались к клетке. Я понял, что он отвлекает их на себя, потому что иначе они уже успели бы разделаться и с поросенком и с руками актера.
Потом я увидел, как самый большой тигр сел перед Фесенко и, ощерив огромные — в палец — клыки, заревел, захлебываясь и рокоча.
Остальные тигры словно взбесились. Они слышали крик поросенка, они видели поросенка, они могли разорвать его, а человек, стоявший перед ними, мешал им сделать то, что велела сделать кровь.
— Возьми спину! — крикнул Фесенко Лёду.
Лёд, находившийся чуть поодаль, выбросил вперед левую ногу, потом правую, а потом подался корпусом. Он двигался сейчас как заводной. Он должен был пройти мимо большого тигра, который по-прежнему сидел против Фесенко и рвал когтями палубу. Большой тигр заметил Лёда. Он заревел еще злее, ударил хвостом несколько раз подряд и стал осторожно прижиматься к палубе, извиваясь и замирая. Было ясно, что тигр готовится к прыжку.
— Хлопушка! — крикнул Фесенко.
Лёд, продолжая медленно идти мимо тигра, стал царапать негнувшимися пальцами тугую кожу кобуры. Он никак не мог отстегнуть крышку и достать наган. Он морщил лоб и кривил лицо, как от зубной боли, продолжая неотрывно смотреть в глаза зверю, который бил хвостом, готовясь к прыжку.
Лёд вытащил наган в тот самый миг, когда тигр, подобрав под себя лапы, лег на палубу и стал ерзать — точно как кошка перед броском на воробья. Тигр вдруг замер, и огромное его тело напряглось. И в этот самый миг Лёд, вытянув руку, направил на тигра наган и выстрелил. Хлопнул синий дымок, и тигр, зажмурившись, обмяк и отскочил в сторону.
— Молодец! — негромко сказал Фесенко. — Держи мою спину, все время держи мою спину, звери очень нервничают…
Фесенко щелкал бичом, отгоняя тигров от клетки, а Лёд неотступно следовал за ним, сжимая в руке наган. Они теснили зверей к коридору, ведшему к клеткам на корме. Тигры приседали на задние лапы, рычали и скалились. Они все время норовили зайти к Фесенко со спины, но там стоял Лёд с наганом в руке. Тигры постепенно отступали от клетки. Поросенок, оказавшись на руках у актера, трясся и стонал. Актер крепко прижимал его к себе и шептал ему что-то ласковое и успокаивающее. А поросенок все равно трясся мелкой дрожью, такой же точно, как актер, и оператор, и постановщик, и я, и, наверное, все, кто наблюдал происходившее. Всех нас трясло, потому что происходившее было по-настоящему страшным. Рассвирепевшие тигры, в которых при виде поросенка проснулся инстинкт, хотели крови.
Постановщик вытер со лба пот и сказал чужим голосом:
— Разве кто-нибудь поверит, что наш хлеб — такой хлеб! — он кивнул головой на опустевшую палубу. — Все думают, что жизнь в кинематографе — сплошное веселье. Вот оно, наше веселье! Мы должны искать правду и снимать правду, а это всегда трудно, да особенно с тиграми, которые могут убить, и ты будешь бессилен, ты не сможешь помочь ничем и никак. А снимать «бодягу» нельзя. Надо, чтобы люди верили: в картине снимались не статисты в полосатых костюмах, а звери, которым хочется крови…
— Между прочим, — сказал я, — только что было настоящее кино. Этот долговязый ассистент впервые вошел к тиграм и сразу попал в переплет.
— Это не кино, — возразил постановщик, — к сожалению, это не кино. В кино должно все время что-то происходить, а тут ничего не происходило, потому что он оказался храбрым парнем…
Выстрел. Еще один. Еще один.
«Бах! Бах! Бах!»
Стреляют на корме. Там, куда только что отогнали тигров.
— Что случилось?! — страшным, враз осипшим голосом спрашивает постановщик.
Никто ничего не знает. Все молчат. А потом несется протяжный голос:
— Тигр за бортом!
А через минуту еще страшнее:
— Человек за бортом!
Пароход, словно споткнувшись, зарывается носом в море. Мы спрыгиваем вниз, на палубу, и бросаемся на корму, к клеткам. Оказалось, что когда незагнанным остался только один, самый большой тигр, на кормовую палубу, которая расположена метрах в двух над клетками, выбежал поросенок из машинного отделения. Он столкнулся лицом к лицу с тигром. Тигр, спружинив, кинулся на него. Лёд успел в эту последнюю, роковую секунду вскинуть наган и выстрелить три раза подряд. Тигр в прыжке метнулся в сторону и, неловко распластавшись в воздухе, полетел за борт. Фесенко закричал что-то, а Лёд, неторопливо отстегнув кобуру, подошел к борту, вспрыгнул на поручень и, шагнув вперед, полетел в море солдатиком следом за тигром.
Пока останавливали машину, пока спускали моторную лодку, тигр и Лёд скрылись из виду. На море была небольшая, чередующаяся волна. Солнце играло в белых шипучих гребнях, оно слепило глаза. Солнце, одно только отраженное в море солнце было видно сейчас. Только не было видно ни Лёда, ни большого тигра.
Все поднялись на капитанский мостик. Все смотрели в бинокли и наперебой давали капитану советы. Когда первая, самая неожиданная и непосредственная опасность минует, люди всегда начинают давать советы. Неважно кому и неважно зачем. Это что-то инстинктивное и необъяснимое в людях…
Один кричал капитану, что он видит тигра «там», и показывал рукой на запад, другой уверял, что человек плывет не «там», а «тут», и показывал рукой на восток. Один предлагал вызвать по радио вертолет, а другой советовал связаться с пограничниками. Все кричали, размахивали руками, мешали друг другу, а особенно капитану.
Тот долго терпел, а потом не выдержал:
— Товарищи, вы меня извините, пожалуйста, только я очень вас прошу, идите отсюда!..
Прошло уже пятнадцать минут, как спустили моторную лодку, которая ходила все увеличивающимися кругами вокруг парохода, но ни Лёда, ни тигра найти не удалось.
Лёд плыл рядом с тигром. Когда тигр набирал слишком большую скорость, Лёд говорил ему:
— Погоди, дорогой, я не поспеваю.
И тигр оборачивался, умно смотрел на человека, плывшего рядом с ним, и останавливался, еле перебирая лапами. Потом они плыли рядом, и Лёд что-то говорил тигру, и тот смотрел на своего спутника круглыми испуганными глазами напроказившего малыша.
Лёд все время менял направление, потому что пароход часто ломал курс, поворачивая из стороны в сторону.
«Они ищут нас, — подумал Лёд, — и не могут найти из-за волны».
Лёд сжал ноги, вобрал в себя побольше воздуха и подпрыгнул что было сил. Тигр испуганно шарахнулся в сторону. Звери, как и люди, часто боятся того, чего не могут сделать сами.
