– Что же это – штраф, что ли? – испуганно спросил я, с презрением взглянув на редкую лошадь.
– Не штраф, а так… Дураки на нее ставят… На Бабочку ставить… Тоже…
– Слышал, слышал… А на какую же?
– Ставь на четвертый номер… Верные деньги.
– Я знаю, что верные… Хорошо, если только не с меня…
Я пошел и безропотно поставил на указанный номер.
– Ты знаешь, это интересно, – сказал я, возвратившись, – я непременно буду смотреть за этой вот, о которой ты говорил… Интересно посмотреть потом на физиономии этих дураков, которые на нее поставят… Ругаются, наверное…
– На то они и дураки, чтобы ругаться, – весело подтвердил мой спутник, – а вот как мы с тобой схватим сейчас…
Лошадь, на которую ставили дураки, действительно вела себя непозволительно. С первого же момента заезда она стала отставать от других, догонять, вмешиваться в общую кучу, выбиваясь из сил и мотая головой.
Я искренне смеялся, чувствуя в душе благодарность к человеку, выручившему меня советом от такого неосторожного шага, как ставка на нее лишних десяти рублей…
Перестал я смеяться только тогда, когда эта смешная лошадь пришла первой. Через несколько минут я увидел небольшую группу дураков, игравших на нее, которые отходили от кассы с горстями бумажек. Выдавали им около шестисот рублей.
– А они берут – эти вот… дураки, – надтреснуто шепнул я спутнику, – по шестисот…
– Берут, – уныло ответил он, – верная лошадь…
– А когда я хотел на нее ставить, – желчно спросил я, – что ты тогда изволил…
– Да разве на такую лошадь…
– А если вот за нее теперь такую сумму…
– Верная лошадь…
– Да… Вот что… Верная?! Знаешь что, голубчик, ты ко мне хотел завтра, кажется, зайти? Да? Хотел? Да?
– Ну хотел, предположим…
– Ну, так извини… Только уж меня дома не будет…
– Видишь ли, я, собственно…
– Может быть, ты через день хотел? Может, на будущей неделе? Может, через месяц? Все равно меня не будет… Прощай…
Я никогда больше не поеду на бега… Позволить брать с себя какие-то деньги, зависеть от лошади… Я даже не понимаю, как культурный человек может опуститься до того, чтобы сидеть и лихорадочно ждать, когда ему выдадут за десять рублей сто рублей лишних.
Хорошая книга любимого автора, серьезная пьеса или разговор с людьми, которых ценишь и уважаешь, вот что должно заполнять жизнь, отданную кропотливой умственной работе.
Только в четверг съезжу. Говорят, что выдачи будут большие и лошади есть верные. Надо же отыграть проигрыш.
1915
Судьба сталкивала меня с глупыми будничными женщинами, повисающими тупыми тяжелыми жерновами на покорной мужской шее: твердость характера и уменье заглядывать вперед спасали меня в этих случаях, не оставляя в душе ничего, кроме тихой робости перед новыми знакомствами.
Та же судьба столкнула меня всего один раз с незаурядной, полной своеобразной оригинальности и непосредственности женщиной. Если бы я описал мою встречу с ней как рыцарский поединок двух натур, я должен был бы сказать о себе в третьем лице небольшую и красивую фразу из старых романов: он вышел на бой с открытым забралом, а через неделю его ноги все еще торчали из придорожной ямы, пугая прохожих…
Может быть, вы поймете меня, если услышите обо мне, что я часто, не считаясь с приличиями, даже в малознакомом доме неожиданно встаю из-за стола, молча прощаюсь с хозяевами и перестаю бывать совсем. Каждый раз это происходит, когда ко мне подходит кто-нибудь с любезной улыбкой и предлагает:
– Хотите познакомиться с ней?.. Удивительно интересная женщина. Такая оригинальная, непосредственная…
– Вы хотите сказать, что в ней этой мещанской робости, этого буржуазного страха перед…
– Ну, да, да… Конечно. Она умна и смела, она…
– Она говорит правду в глаза, умеет бороться с недоумевающими взглядами, она привыкла…
– Честное слово, такая… Прямо даже поразительно.
– Это очень хорошо. Очень, очень. Прощайте. Меня ждут.
– Как ждут? Куда? Вы же обещались сегодня.
– Сначала обещал, а теперь ждут. После увидимся…
– Куда же вы… Вы, может, обиделись… А познакомиться?..
Куда же? Странный молодой человек… Ушел… А почему?
Если бы я сделал это и в тот раз, никто ничего не потерял бы, но я почему-то любезно поклонился хозяину, поблагодарил его и подошел с ним к Наталье Михайловне.
– Очень приятно.
– Что приятно-то? – с иронической улыбкой спросила Наталья Михайловна. – Разве вы сами попросили познакомить вас?..
– Нет, но все-таки…
– Ну, будет, не ханжите. Вас вот предо мной познакомили с какой-то старой напудренной лошадью, и вы ей, наверное, тоже сказали, что вам это очень приятно…
– Сказал, ей-богу, сказал, – восхищенно поддакнул хозяин, зацепившись за какого-то другого гостя, – ну и молодец Наталья Михайловна… Я уж пойду, вы займитесь…
– Жаль, – посмотрела ему вслед Наталья Михайловна, – образованный мужчина, красивый довольно, а дурак.
– Ну, что вы, – нерешительно запротестовал я, – наш милый хозяин…
– Ах, вот почему… Значит, если бы я была у вас в гостях, я и о вас не могла сказать то же самое…
– Мне кажется, что…
– Вам кажется, что вы умный?.. Да?
– То есть как? – удивился я неожиданному обороту разговора, – я думаю, что…
– А мне вот не кажется.
Она с любопытством посмотрела мне в глаза. Я тоже посмотрел на нее. У нее было довольно красивое смуглое лицо, серые глаза и четкие белые зубы: женщине это дает право говорить глуповатые грубости, и я не стал уверять ее в положительности моих умственных качеств.
– Да вы не обижаетесь?..
– Помилуйте, что вы… Напротив…
– Даже напротив… Следовательно, если бы я назвала вас умным, так вы… Да чего там. Пойдемте, что ли, ужинать… Там зовут уже…
За ужином мы сидели рядом. Все время Наталья Михайловна убивала меня неожиданностью суждений по поводу каждого моего слова и самого незначительного поступка. Даже по поводу какого-нибудь простого предложения рыбного салата она умела бросить фразу, сразу раскрывающую предлагающему всю безыдейность его поступка и его незавидную роль в качестве добровольного лакея дамы, которая и сама прекрасно может взять, что ей захочется.
Я даже с некоторым опасением подумал о той легкости и радушии, с которым другие гости уступили мне соседство с такой красивой и неглупой женщиной.
– Вам, кажется, скучно? – вскользь спросила она, понюхав кусочек колбасы и брезгливо кладя ее на тарелку, – несвежая… хорошая дорогой, наверное, показалась… Скучно? И мне тоже… А вот сказать вслух вы бы, наверное, постеснялись…
– Ну, еще бы, – с удивлением отозвался я, – Иван Ильич мой приятель, жену его я девочкой еще знал…
– Такая же дура была?..
– Она совсем не такая, как вы думаете… Я их очень люблю… И они меня…
– Ну, тоже… Сидят и думают, наверное, что вы лишний рот за ужином… И тоже боятся сказать. Вот вы, наверное, сегодня бы сумели лучше провести время?..
– Да, собственно, звали меня в одно место…
– Я и говорю. Веселились бы там, а здесь зеваете, а сказать трусите…
– Видите ли…
– Трус, трус, трус…
– В чем дело? – с любезной улыбкой вмешалась хозяйка. – За что это вы его?
– Да у нас тут спор один…
– Какой? Ну, скажите… скажите, – с плохо сделанным любопытством пристал кто-то из гостей.
– Дело в том, что вот он… Сказать? – насмешливо посмотрела она на меня.
– Ну, что вы? – тревожно вырвалось у меня. – Пожалуйста, я прошу вас, не надо, пожалуйста…
– Ага, трусишка… Да так, пустяки… Дело в том, что мосье Пилкову очень скучно… Он сегодня был зван на один вечер, отказался, а теперь сидит здесь, скучает, а сказать…
Я опустил глаза, не решаясь их поднять на окружающих.
– Мне кажется, что он мог бы сказать это заранее, – сухо отозвалась хозяйка, – кроме этого, я не смею…
– Ради бога, Марья Никифоровна… Я пошутил, – убито и сконфуженно сказал я, – то есть я даже не сказал…
– Да мы никогда никого и не задерживаем, – вскользь заметил Иван Ильич, пододвигая кому-то пепельницу, – спички тут же…
Я густо покраснел и не знал, что делать.
Наталья Михайловна уже разговаривала с кем-то другим. Смущенно оглядев присутствующих, я увидел упорно опущенные взгляды и очень незначительный процент сочувствующих.
Кажется, что после меня остались играть в карты. Провожал меня в прихожей хозяин, сухо пожавший руку и уклонившийся от обычного предложения заходить чаще. Наталья Михайловна вышла тоже и сказала, что если я не врал, приглашая ее завтра пойти со мной в театр, – то она с удовольствием. Позвонит сама. Телефон мой найдет в книжке. Если я обиделся, она даже извиняется. Мало ли есть глупых людей, которые думают, что извинение сглаживает все.
