— Того и забегал, что дурило!
— Федя, мамочка, золотце, привет! Ты давно здесь?
— Привет, Вася. Давно. Еще как собаку водили.
— Федя, мамочка, это верно, что у них пистолет был?
— Какой ляд пистолет! С игрушечным наганчиком вошли, на прилавке валялся. Сказано, баба дура — игрушки испугалась!
— Палашка, а Палашка! Что тут такое, чи убили кого?
— Да сама не знаю, я ж только подошла. Вон Марфа вылазит… Марфа, иди до нас, расскажи, что тут було! — зовет Палашка Прыщ, забыв, что три дня назад поссорилась с Марфой.
— Что було, того нет, — отвечает подходя Марфа Конь, тоже забыв, что поссорилась с Палашкой. — В кассе больш тыщи було. Одного споймали, а тот, что гроши схватил, тот скрывся.
— Куда ж он скрывся? — интересуется Палашка.
— Это ты у него спроси, он тебе верней всех скажет, — отвечает Марфа и вдруг спрашивает: — Где ж это ты себе новое платье сшила, у булгалтерши?
— Такое оно новое, как моя доля, — отвечает Палашка. — Еще при покойном Степане носила. Теперь вот из сундука на свадьбу вытягла.
— А ты ж до кого идешь?
— Известно до кого, до Колотух.
— И я до Колотух. А Серобабы никого с суседей не позвали.
— А хоть бы и позвали, я б не пошла. Это ж Грунька будет сидеть, сычом глядеть да подсчитывать, кто сколько съест да выпьет. Так и кусок в горле застрянет.
Вася Хомут, перебегавший от одной группы говоривших к другой, чтоб все разузнать детально, издали заметил появившегося из-за кинотеатра «Полет» редактора районной газеты «Прапор перемоги» Олеся Середу и через головы крикнул ему:
— Рыбка моя, Олесь Онуфриевич! Опоздал ты, золотце, счастье мое!
Две недели назад Вася ставил редактору новые ворота, угощался у него чаркой, значит, имел полное право быть другом Середе.
— Ах, комар его забодай, Олесь Онуфриевич, рыбка моя! Это нас с тобой скоро на ходу убивать начнут. Эх, опоздал ты, рыбка, со своим аппаратом, а то бы ты — эх!
Вася Хомут имел в виду фотоаппарат, который держал в руках молодой парень, фотокор газеты «Прапор перемоги», пришедший вместе со своим редактором.
— Что, милиция с собакой уже ушла? — озадаченно спросил редактор Середа.
— Давно, рыбка, давно, мамочка! Все удалились: сперва бандиция, потом милиция.
— Черт возьми, не успели! — с досадой сказал Середа. Он крепко наморщил лоб, принимая какое-то решение, и, тут же приняв его, сказал фотокору: — Слава, быстренько в отделение, снимем задержанного!
Редактор Середа и фотокор Слава бежали через скверик в отделение милиции, и перед глазами редактора уже всплывала критическая колонка, которая появится в следующем номере газеты. Час назад он даже не мечтал о такой замечательной колонке. Пока не заглянул к Славе в фотолабораторию, где Слава печатал лирические пейзажи, снятые им утром на Гороховских озерах. Середа стал просматривать снимки, с тем, чтоб отобрать какой-нибудь для очередного номера, и вдруг увидел странный снимок: на фоне церкви — машина «Жигули», у машины — люди и невеста с женихом. Он пригляделся и узнал буфетчицу столовой-ресторана Таисию Огурец. Вот так раз! У Середы тут же мелькнула мысль дать снимок в газету с едкой подписью под ним. И как раз когда он так подумал, в фотолабораторию заглянула курьерша Мотя и страшным голосом сообщила, что бандиты ограбили винно-водочный павильон. Это было отличное известие: церковь — и ограбление! Если соединить их вместе, получится острейшая сатирическо-критическая колонка!
— Слава, туда! — крикнул Середа своему фотокору, уже ясно увидев, как будет выглядеть в газете эта колонка. — Это будет гвоздь номера!..
Слава схватил аппарат (позже выяснилось, что он был не заряжен), и они побежали на площадь, а потом в милицию.
В пятом часу дня народу на площади заметно убыло. Но оживление все-таки наблюдалось. В газетном киоске появилась киоскерша и за газетами выстроилась очередь. К «Полету» подходили люди за билетами на вечерние сеансы. Из хлебного магазина несли в авоськах и под мышками свежий хлеб и булочки. Открылся ящик с мороженым, и заработала цистерна с квасом. Со стороны черниговского шоссе на площадь въехало такси, затормозило у «Полета». Из него вышли Сергей Музы́ка и Михаил Чернов, направились к цистерне и стали в конец очереди.
Через какое-то время на площадь медленно, точно ее волокли на буксире, въехала украшенная цветами и лентами «Победа» первого выпуска, с куклой на капоте. Описала, еле вращая колесами, полукруг и удалилась к желтевшему средь тополей Дому быта. «Победу» провожала Вторая симфония Чайковского, лившаяся из репродуктора, установленного на крыше «Полета».
В половине пятого симфония неожиданно прервалась. Ее сменило громкое прокашливание, затем последовал глубокий вздох, затем — некий протяжный звук, похожий на чих. Потом раздался сдержанно-взволнованный мужской голос:
— Говорит местный радиоузел! Говорит местный радиоузел! Внимание, жители города! Передаем особо важное сообщение. Сегодня в нашем городе ограбили павильон номер один, расположенный в районе центральной площади, между книжным киоском и промтоварами. Грабители, угрожая оружием, похитили из кассы крупную сумму государственных денег. Один грабитель пойман. Просим всех граждан проявить бдительность в целях задержания второго. Его приметы: молодой парень, рост высокий, худой, волосы темные, уши хрящеватые, нос с выступом вперед, для маскировки носит темные очки, циркает слюной сквозь зубы, ведет себя корректно, жаргонных слов не употребляет. Одет в темный пиджак, на ногах туфли, в руках чемоданчик черного цвета с похищенными деньгами. Называет себя Костей, настоящее имя неизвестно. Граждане города, а также работники железной дороги и шоферы грузовых и легковых машин! Задерживайте при первом подозрении человека с описанными приметами! Общими силами, сплотившись, как один, мы найдем и обезвредим преступника, посягнувшего на священную государственную собственность.
Через каждый час местное радио повторяло это экстренное сообщение.
Татьяна Пещера испытывала большое удовольствие, присутствуя на обеде у Огурцов-Секачей. Обед не отличался особой роскошью: были салат, борщ, гусь с яблоками, колбаса, сырок, две бутылки вина «Лидия», бутылка «Горілки з перцем», две бутылки минеральной воды «Поляна Квасова», — вот, пожалуй, и все. Но в том-то и дело, что все было очень по-интеллигентному. Колбаска и сырок были так искусно нарезаны, что насквозь светились, с таким изяществом уложены на тарелочки и украшены зеленью, что рука не смела протянуться к ломтику, боясь разрушить сию красоту. Борщ разливали из фарфоровой супницы в аленьких цветочках, гусь был подан на стол в той же гусятнице, в какой запекался, — в оригинальном продолговатом сосуде из огнеупорного стекла с герметически закрывавшейся крышкой. Соль помещалась в деревянной солоночке-высыпайке, перец — в миниатюрной перечнице, горчица — в стеклянной горчичнице с крохотной ложечкой, продетой в крышечку. Твердую пищу ели ножом и вилкой, губы промокали бумажными салфетками, которые в городке Щ. крайне редко продавались. Вино и водку пили маленькими глотками, отдавая предпочтение «Поляне Квасовой».
И разговор за столом шел спокойный, сдержанный: никто не повышал голоса, не перебивал друг друга. Немного поговорили о венчании, но внимания на этом событии не заостряли. Поля, очень симпатичная девушка, с выразительными глазами цвета перезрелой вишни, со смешком вспомнила, как Филипп Демидович вышел с иконой благословлять их.
— Я чуть со смеху не упала, — говорила смугленькая Поля. — Ты такой смешной был, дядя Филя. Лысина твоя блестит, икона блестит, а сам ты надутый-пренадутый.
— Ничего подобного, — весело возражала ей Виолетта Кирилловна. — Наоборот, у него был ужасно внушительный вид. Если бы ты еще рясу надел, — честное слово, тебе бы очень пошло! — с улыбкой говорила она мужу.
— Да, мне только рясы и не хватало! Представляю, на кого я был похож! — отвечал Филипп Демидович, тоже улыбаясь. За обедом у него изменилось настроение и он уже не придавал никакого значения своей забавной роли в церкви.
За обедом вскользь коснулись темы продажи дома. Таисия посетовала на то, что дом не продается и что покупатели жадничают. Все высказались в том смысле, что покупателям не следовало бы жадничать, так как своим жадничанием они тормозят кооперативное строительство в Киеве — это раз, а второе — себе же делают хуже: упускают такой завидный дом. Татьяна Пещера, поскольку была в гостях, тоже похвалила дом Таисии и осудила покупателей, которые нынче сами не знают, чего хотят. Про себя же она подумала, что Таисия заломила баснословную цену и что дом только с виду привлекателен: новая крыша да в середке покрашено, а сам по себе он шашелем съеден. Но не говорить же об этом в глаза людям, которые из всей улицы, из всех соседей выделили одну тебя?
