Он высоко поднял свою добычу и зверским голосом зарычал:
— Зимогоры, подымайтесь! Глядите, какого я тайменя поймал!
А глаза у него были очень веселые, и сам он весело смеялся.
Из соседней комнаты выскочила Катя в длинной розовой рубашке, растрепанная.
— Папка явился! — закричала она.
Не поднимая головы, Володя осторожно поглядывал из-под одеяла: так вот он какой, Карасик-папа! Это он, значит, прожил трое суток на бонах, в тумане и сырости. Оттого он так зверски и рычит, потому что, если он будет говорить обыкновенным голосом, то его никто не услышит.
— Мать спит? — сиплым шепотом спросил он.
— Спит, она ночью пришла.
— Ты ее не буди.
— А у нас гости: Конников.
— Знаю. Он за мыском плотик вяжет.
Карасик-папа положил рыбину на стол, снял свой блестящий плащ и повесил его у двери.
Володя прислушался: что там за мыском делает Конников? Тут все говорят какие-то непонятные слова.
Катя, надевая спортивные брюки, проговорила шепотом:
— Вот спит мальчик. Зовут Володя. Конников говорит: он бесстрашный.
Смешно, все время говорила громко, даже кричала, а как про Володю, так шепотом. Это она думает, что он спит.
Карасик-папа тоже шепотом прохрипел:
— Отчаянный. Конников рассказывал. Помоги-ка мне.
Стаскивая с отца огромные резиновые сапоги, Катя рассказывала:
— Он из дома убежал, мама рассказывала, и теперь его через милицию разыскивают. А Конников его хочет на плоту к Снежкову увезти.
— Отчаянный, — повторил Карасик-папа. — Подай-ка мне кирзовые сапоги, надо пойти Конникову помочь.
Из соседней комнаты послышался голос Карасика-мамы:
— Петро, а ты бы дома посидел с таким горлом.
Что-то очень знакомый голос, где-то Володя уже слышал его. Пока он соображал, где он мог слышать этот голос, Карасик-мама вышла из спальни. Так это же веселая начальница Рита!
Володя спрятал голову под одеяло. Теперь ничего, хорошего не жди. Теперь вся надежда на Конникова.
— Спит? — спросила Карасик-мама, поглядывая на Володю.
— Спит.
— Ночью телеграмма пришла от его мамы.
— Ну и что? — спросила Катя.
— Выехала скорым. Приедет в шестнадцать двадцать и заберет этого беглеца.
Она еще что-то сказала, но Володя не разобрал. Ему вдруг стало так трудно дышать под одеялом, что он больше не выдержал.
— А я все равно убегу на кордон! — громко сказал он, откидывая одеяло.
— Ох, какой ты настырный! — засмеялась Карасик-мама.
А дочка, аккуратно складывая пухлые, как у мамы, губы, строго поправила:
— Он бесстрашный.
— Я пошел все-таки, — сказал Карасик-папа.
— И я с вами, — засуетился Володя и начал собираться, — подождите, пожалуйста…
Спал он одетый, как свалился, так и уснул. Только ботинки были сняты да пальто. Сборы поэтому были недолгими: раз-два — и готово.
— Никуда ты не пойдешь, — сказала Карасик-мама Карасику-папе. — Конников и без тебя справится. А Володю, если уж ему крайне необходимо, Катеринка проводит. Да посмотрит, чтобы он и в самом деле не убежал.
Вот тут как у них: сразу уж и сторожа приставляют. Девчонку. Смешно!.. Так подумал Володя, хотя в самом деле ему было не до смеха. Катя — она не простая девчонка, она таежная девчонка, рыбачка. Да еще у нее Соболь — попробуй убеги от таких.
Володя выбежал на крыльцо и сразу же лоб в лоб столкнулся с огненно-алым солнцем. Оно только что оттолкнулось от мохнатой заречной горы и было очень веселое, озорное, и все кругом веселилось, плясало и пело от радости.
На стены домика и стекла лучше было и не смотреть — они блестели наперегонки: кто ярче. Стволы высоченных сосен сверкали, как древки праздничных флагов, отбрасывая прямые синие тени через весь берег. Сквозь кроны сосен пробивались огненные пики золотого света.
Птицы трещали и свистели на разные голоса.
Розовый туман плясал над огненной рекой.
Соболь, тоже красный, как лиса, подлетел к Володе и, как друг, положил лапы на его плечи. Они вмиг подружились. Как было бы все хорошо в такое весеннее веселое утро, если можно было бы во всем доверять друг другу. Вот Соболь, сейчас он приласкивается, а стоит Кате, его хозяйке, только свистнуть — и он кинется выполнять ее приказание.
— Пошли, — сказала Катя, появляясь на крыльце.
На ней была та же старая стеганка, только теперь без пояска, и блестящие сапожки. Она говорила на ходу:
— Ты, наверное, думаешь, что моя мама несерьезная. Ты не знаешь, какая она на работе. Очень строгая. Она просто веселая. А у тебя?
Они пошли по сырому песку. Соболь подбежал к реке и понюхал воду.
Володя вспомнил свою маму и вздохнул. Какая она? Конечно, она очень хорошая. Она самая лучшая. Только ей все время некогда. А раньше и она веселая была, и он никогда не думал, серьезная она или не очень. В футбол играла с мальчишками, болтала всякую веселую чепуху. И в то время ничего не скрывала от сына. Сразу отвечала на все вопросы.
Он молчал, и Катя, наверное, желая его утешить, тихонько сказала:
— Ну, ничего…
Как будто по голове погладила. Эти девчонки всегда лезут со своими утешениями. Володя вспылил:
— А у меня мама знаешь, какая? Я вот тебе картину покажу. На фронте она у палатки сидит.
— А я уже видела, Конников показывал, когда ты спал.
— Тогда и нечего спрашивать!
— Ух, какой! Зачем ты от нее убежал, удивляюсь?
— Убежал, и все. А тебе-то что?
— Уж и спросить нельзя?
— А чего спрашивать? Я тебя не спрашиваю.
— Так ведь я из дому не убегаю, — задиристо проговорила Катя и тут же поняла, что этого не надо было говорить. Она не бегает… Подумаешь, чем расхвасталась. А для чего ей бегать, когда у нее папа есть! А у Володи нет, и он думает, что Снежков его отец, а мама говорит, этого быть не может, и он напрасно надеется.
Засунув руки в карманы пальто, Володя шел впереди. Вода широкой ленивой волной набегала на берег и снова откатывалась, как будто кто-то нарочно раскачивал реку.
В тишине было слышно, как Соболь звонко пьет розовую воду. Володя остановился. Соболь сейчас же перестал пить и подошел к нему. Володя погладил его, и тот тихонько заскулил, тычась холодным носом в Володину руку. Володя взял его за уши. Соболь сразу притих и прижался к нему. Собака понимает, когда человеку не по себе, особенно, если это такой небольшой человек.
Глубоко вздохнув за его спиной, Катя тихо позвала:
— Пойдем.
Володя не тронулся с места. Катя подождала немного, соображая, обидеться ей или не стоит.
— Как хочешь, — равнодушно сказала она.
Как хочешь? Если бы все шло так, как хотелось Володе, то ему нечего было бы и делать на этом берегу. Сидел бы себе дома и только бы и знал, что придумывал всякие желания. Стоит захотеть, и все уже исполнилось, без всяких хлопот. Но тогда он не узнал бы Землю Снежкова, не увидел бы ни Катю, ни Соболя, не познакомился бы с красивым человеком Конниковым. Володя представил себе, какая скучная жизнь наступила бы. Не успел он все это додумать до конца, как услыхал какой-то грохот за лесом. Словно надвигалось тяжелое, гремящее облако. Но это был вертолет. Он так низко летел над соснами, что Володе казалось, будто вращающийся винт сшибает верхушки сосен. Над рекой вертолет немного повисел, потом качнулся, накренился и пошел вдоль реки, набирая высоту.
Когда снова стало тихо, Володя спросил:
— Что он тут высматривает?
— Это пожарный вертолет, — объяснила Катя. — Высматривает он, нет ли где в тайге огня. Теперь целое лето будет летать.
«Все она знает», — подумал Володя с завистью. А Катя продолжала:
— А иногда он садится вот на этой поляне, и летчики приходят к нам…
— Вертолетчики, — выкрикнул Володя. — А зачем они к вам заходят?
Катя удивленно посмотрела на него:
— Попросят напиться, посидят, покурят… А ты что, не веришь?
— Верю.
— А кричишь, как будто я вру. Одного летчика зовут Гоша, а другого тетя Аня. Другую, потому что она женщина. И я с ними сколько раз летала. Вот ты опять не веришь.
— Чего это я не верю. Я сам с одним реактивником знаком: капитан Инаев, — сказал Володя и отвернулся. Еще подумает, что он расхвастался от зависти. Хотя, если по-честному, то он, конечно, завидует этой девчонке. Столько она знает всего! Столько видела всего! Нет, пожалуй, очень хорошо, что ничего само в руки не дается, все надо самому добывать. Вот он и приехал сюда, чтобы добиться своего.
Не догадываясь о его гордых мыслях, Катя сообщила:
— И еще вот что: стоит мне развести костер на этой полянке, они увидят и спустятся.
Заложив руки за спину и глядя на носки своих блестящих сапожек, она пошла вдоль реки. Потом остановилась, подняла плоский камешек и ловко, совсем как мальчишка, запустила его по воде. Это называется «блинки печь», Камешек шлепнулся два раза. Она бросила еще несколько камешков, но больше четырех блинков у нее не получилось.
